Глазами любви - Кэтрин Довиль

– Отлив начнется через час, – ответил мальчик. В плотной белизне тумана он казался всего лишь тенью, ехавшей на муле впереди них. – Чтобы вернуться, вам придется дождаться следу­ющего отлива, а он будет только утром.

– Иисусе сладчайший, – пробормотал один из рыцарей достаточно громко, чтобы Магнус мог его услышать, – сделай так, чтобы это произо­шло. Я предпочел бы сегодня спать на голых кам­нях или в грязи, чем возвращаться этой же доро­гой назад, если не будет ярко светить солнце!

– Не волнуйся, – сказал ему Магнус – в монастыре есть гостиница и добрая еда. Мы не поедем этой дорогой до утра.

Он пришпорил коня, чтобы поравняться с мальчиком-проводником, потому что и сам чувст­вовал себя не в своей тарелке, но храбрился. По­глядев на воду, бурлившую на камнях и скрывав­шую древнюю дорогу, Магнус подумал, что ему так же грустно, как и тому, кто пел ту жалобную песню, доносившуюся, казалось, откуда-то из воды.

После двух дней и ночей бешеной скачки го­лова его была полна невероятных и отчаянных пла­нов, хотя Магнус и понимал, что ни один из них неосуществим.

Господь милосердный! – хотелось ему крик­нуть во весь голос. Ведь он ее любил! Она была его жизнью! Теперь он это знал. Ему пришлось провести долгие недели в тюрьме за неповинове­ние отцу и королю, чтобы окончательно понять это.

А теперь Магнус решил, что никакая сила на свете не сможет заставить его вернуть Идэйн там­плиерам, чтобы они увезли ее в Париж и там воз­будили против нее процесс.

С другой стороны, подумал он, охваченный внезапным приступом отчаяния, король ведь не оставил ему выбора! Как мог он обречь свою семью на вечный позор, нарушив свои рыцарские кля­твы? Все, кто знал короля Генриха, слышал и о его дьявольской мстительности. Разве он не пока­зал ее в деле с архиепископом Томасом Бекетом?

Впрочем, был и еще один план. Он может увезти Идэйн из монастыря и отправиться с ней в Норвегию или на Оркнейские острова. Но, посту­пив так, он погубил бы навеки отца, мать, сестер и братьев. Король уничтожил бы всю семью фитц Джулианов, заточил бы их в темницу, разорил, обрек на нищенство на большой дороге.

И в эту минуту размышления его были пре­рваны, потому что лошади свернули с полузатоп­ленной дороги и рысью поскакали по берегу моря. Радуясь тому, что под ногами их больше нет воды, кони трясли гривами и резво поднимались к монастырю по склону холма, через сосновую ро­щу. И лошади в этом были не одиноки: за спиной Магнус слышал вздохи облегчения своих рыца­рей.

Он повернулся в седле.

– Останьтесь здесь, – сказал им Маг­нус, – потому что мы остановимся в монастыре на ночь. Расседлайте лошадей, а я договорюсь, чтобы нам предоставили конюшни и конюхов, а также устроили на ночлег.

Магнус спешился и передал поводья одному из своих спутников. Потом подошел к воротам чтобы позвонить в колокол и вызвать сестру-привратницу. Водянистое солнце пыталось прорваться сквозь туман над холмом. Стаи птиц, гнездившихся на дубах и буках, приветствовали его появление оживленным щебетом. Было еще тепло, хотя близился уже Праздник Всех Святых. Яблоневый сад на гребне холма все еще поражал обилием неснятых плодов, отягощавших ветви.

В тяжелых деревянных воротах отворилась небольшая дверца. На Магнуса смотрели синие глаза с круглого лица из-под монашеского плата.

– Магнус фитц Джулиан, – назвал он себя чувствуя, как сердце в груди сжалось в тяжелый как камень, комок. – По поручению его вeличества короля Генриха Второго с делом к аббатисе Клотильде. Я прибыл, чтобы забрать из монастыря одну из служительниц Божьих.

В руке Магнус держал бумагу с королевской печатью. Он поднял ее, чтобы монахиня могла увидеть.

Голова ее оставалась неподвижной, двигались только глаза, чтобы увидеть сложенный пергамент с красными печатями и шнурами.

– Мы знаем о вашей миссии, – сказала сестра-привратница, – нет смысла впускать вас внутрь. Сестры и аббатиса Клотильда пошли к мессе помолиться Господу, чтобы он явил нам чудо и избавил нас от величайшего несчастья, постигшего нас по вашей вине.

На мгновение она умолкла, губы ее дрожали.

– Оставайтесь снаружи. Ту, кого вы ищете, вы найдете позади гостиницы и конюшен в огоро­де возле фруктового сада. Идите туда вдоль стены.

Маленькая дверца хлопнула.

Магнус огляделся. Лондонские рыцари вели своих лошадей к соснам, чтобы расседлать и при­вязать их. Двое из них сняли шлемы и сидели на земле, подпирая головы руками, отдыхая после путешествия по вымощенной камнем дороге, скры­той под водой. Магнус пошел вдоль стены монас­тыря, как ему было указано монахиней.

Даже после долгих дней размышлений, пол­ных мучительной боли, Магнус не знал, что сде­лает. Он знал только, что никогда не вернет пре­красную золотоволосую Идэйн тамплиерам, кото­рые, как он знал, будут пытать ее, а потом казнят, хотя верность чести и королю требовала именно этого. Он не мог бежать с ней вместе, потому что Генрих Плантагенет в этом случае выместил бы свой гнев на его семье и сделал бы это самым ужасным образом.

Наконец Магнус решил отказаться от всех ва­риантов, кроме последнего, самого страшного. Изнемогая от смертной муки, он решил, что убьет сначала ее, а потом себя.

Конечно, их смерть здесь, в монастыре, будет упреком жестокой судьбе, которую король угото­вил двоим ни в чем не повинным молодым влюбленным, единственным грехом которых было их желание оставаться вместе!

Магнус с трудом мог вынести мысль об этом. Жить, то есть бежать вместе и пребывать в счастье и блаженстве в месте, где их никто бы не смог найти, – это только прекрасная мечта. Но мечта эта могла заставить действовать скорого на расправу мстительного короля, вызвать крушение отца графа де Морлэ и всей его семьи, включая Роберта, Ричарда и всех сестер.

Магнус молча застонал. Если бы они это сде­лали, если бы сбежали, он навсегда остался бы сломленным человеком. Да и как можно жить, со­вершив такой ужасный поступок?

А с другой стороны, как мог он, кто так лю­бил ее, сделать то, что обязал его сделать ко­роль – отвезти ее в Эдинбург и обречь тем самым на смерть? Чтобы ее мучили и сожгли на костре?

Иисусе, каким чудовищем надо быть, чтобы пожертвовать любимой женщиной ради своей не­запятнанной чести!

Магнус дошел до конца монастырской стены, где были ворота в огород и сад. Глаза его были затуманены, и он почти на ощупь толкнул ка­литку.

И увидел девушку, сидящую между грядками. Сначала он не понял, кто она.

Потом Магнус в каком-то странном освеще­нии солнечных лучей, проникших сквозь облачко тумана, увидел волшебное существо, которое при­нял за обман зрения, за иллюзию. Она была точно такой же, какой он увидел ее впервые на берегу моря, – волосы ниспадали на плечи и спину, а сама она была закутана в синий плащ. Солнце, пробившееся сквозь туман, осветило ее волосы, и теперь голова ее казалась окруженной золотым сиянием. На какое-то мгновение у Магнуса перехвати­ло дыхание. В горле у него образовался болезнен­ный тугой комок, потому что она была невырази­мо прекрасна. Он поднял руку к груди, а пальцы его сомкнулись на рукояти кинжала.