Бесы Лудена - Олдос Хаксли

слова поздравления с избавлением от одержимости и добавил: „Я приезжал в Луден; бесы, что терзали тогда ваше тело, вселили в меня великий страх, и, таким образом, способствовали тому, что я отверг привычку сквернословить. Я тогда решил стать лучше, чем был до той поры”. Сказавши так, принц поспешил обратно к Луизе».

Из Тура мать-настоятельница и ее спутница проследовали в Амбуаз, где всеобщее желание увидеть священные письмена было столь велико, что двери монастырской гостиной оставили открытыми до одиннадцати часов вечера.

Назавтра был Блуа – там под напором толпы сорвались с петель двери постоялого двора, где заночевали наши путешественницы.

В Орлеане их приютил урсулинский монастырь, куда с визитом явился епископ. Воззрившись на руку Жанны, он воскликнул: «Нельзя скрывать Божию работу; надобно удовлетворить чаяния народа!» Двери обители распахнулись, и народ вдоволь нагляделся на священные имена; правда, глядеть пришлось сквозь решетку.

В Париже сестра Жанна остановилась не где-нибудь, а в доме самого Лобардемона. Здесь ее часто навещали месье де Шеврёз и принц де Роган-Гемене – равно как и двадцать тысяч человек рангом пониже. «Более всего, – пишет сестра Жанна, – меня утомляло то, что люди не довольствовались созерцанием моей руки, но засыпали меня вопросами об одержимости и изгнании бесов. Пришлось издать книжицу, из коей публика почерпывала сведения о самых значимых событиях, случившихся с момента вселения в меня нечистых духов и до моего от них избавления. Отдельную главу я посвятила священным именам – как и при каких обстоятельствах они появились на моей руке».

В числе прочих посетителей был месье де Гонде, архиепископ Парижский. Его учтивость, выраженная в том, что он сопроводил сестру Жанну до экипажа, произвела должное впечатление – к дому Лобардемона собрался, кажется, весь Париж. Пришлось усадить нашу героиню (сверхъестественный эквивалент кинозвезде с Лобардемоновым особняком в роли шикарного отеля) на первом этаже, у окна, где всякий мог ею любоваться. С четырех утра до десяти вечера сестра Жанна сидела вполоборота, облокотившись на подушку, выставив на всеобщее обозрение свою чудесную руку. «Мне не давали ни послушать мессу, ни утолить голод. Погода была очень жаркая, и еще душнее делалось от плотной толпы. В конце концов, у меня закружилась голова, и я, лишившись чувств, сползла со стула на пол».

Визит к кардиналу Ришелье имел место 25 мая; всего через несколько дней, по распоряжению королевы, сестру Жанну (в Лобардемоновом экипаже) увезли во дворец Сен-Жермен-ан-Лэ. Там состоялся разговор урсулинки с Анной Австрийской, причем Ее величество долее часа держала благословенную руку в своих монаршиих ладонях, «с восхищением взирая на чудо, кое не было явлено ни разу со Становления Церкви. Ее величество воскликнула: „И как только некоторые дерзают отрицать чудесное происхождение сих знаков, вызывающих прилив благочестия? Поистине, всякий, кто отрицает это чудо, есть враг Церкви”».

О чуде доложили королю, и он решил увидеть его своими глазами. Его величество смотрел весьма внимательно, затем изволил произнести: «Я никогда не сомневался в истинности сего чуда; однако ныне, узрев оное, чувствую, сколь окрепла моя вера». Затем король послал за теми придворными, которые проявляли более всех скептицизма относительно одержимости.

– И что вы теперь скажете? – вопросил король, беря сестру Жанну за руку.

«Но люди эти, – с грустью констатирует ходячая реликвия, – стояли на своем. Из милосердия к ним я никогда не называла их имен».

Словом, день выдался на редкость удачный. Подпортил его один эпизод – прощаясь, королева попросила сестру Жанну отрезать кусочек сорочки, «дабы Ее величество могла, волей Господа, чрез молитвы святого Иосифа, счастливо разрешиться от бремени». (Анна Австрийская вот уж шестой месяц носила под сердцем будущего Людовика XIV.) Пришлось ответить: едва ли Господу угодно, чтобы мы, люди, нарушали целостность подобной святыни; если Ее величество прикажет, сестра Жанна готова оставить ей всю сорочку. Впрочем, тогда, увы, слишком многие души, преданные святому Иосифу, лишатся утешения, кое могли бы обрести в созерцании истинной реликвии своего святого покровителя. Королева позволила убедить себя, и мать-настоятельница возвратилась в Париж с сорочкою, не тронутой ножницами.

К сожалению, визит в Сен-Жермен стал последним ярким событием – дальше все пошло на некоторый спад. Даже двухчасовая аудиенция с архиепископом Санским, даже тридцатитысячная толпа, даже беседа с папским нунцием, назвавшим сорочку «одной из чудеснейших реликвий, когда-либо виденных в Церкви Божией» и добавившим, что он просто отказывается понимать, «почему гугеноты упорствуют в своей слепоте, когда им явлено доказательство истин, ими отторгаемых».

Сестра Жанна со своей спутницей покинула Париж 20 июня; привычные уже толпы народу, прелаты и важные персоны ждали их на каждом этапе пути. В Лионе, которого паломницы достигли через две недели, их посетил архиепископ кардинал Альфонс де Ришелье, старший брат Первого министра. Вообще-то родители братьев планировали, что старшенький станет мальтийским рыцарем. Но мальтийские рыцари, все без исключения, обязаны уметь плавать, Альфонс же этому так и не выучился. Пришлось ему удовольствоваться семейной епархией в Люсоне, кою он вскоре оставил, решившись стать монахом-картузианцем. Когда младший брат получил власть, Альфонса забрали из монастыря Гранд-Шартрёз, сделали архиепископом – сначала в Эксе, затем в Лионе, и пожаловали кардинальской шляпой. Альфонс Ришелье имел репутацию идеального прелата; правда, был подвержен приступам безумия. В «критические дни» он надевал пунцовую робу, шитую золотом, и объявлял себя Богом Отцом. (Это у Ришелье было семейное – некоторые историки считают, что младшему брату иногда мнилось, будто он – конь.)

Интерес кардинала Альфонса к священным именам оказался сродни интересу врача к симптомам редкой болезни. Не удастся ли стереть буквы подручными средствами? Кардинал вооружился ножницами и начал бы опыт, если бы сестра Жанна не «осмелилась произнести: „Монсеньор, вы причиняете мне боль”». Тогда кардинал послал за настоящим врачом и велел соскоблить письмена. «Я снова воспротивилась, сказавши: „Монсеньор, лица, стоящие выше меня, не давали распоряжений на подобные опыты”. Кардинал спросил, кто же эти лица». Сестра Жанна ответила, да так, что живо пресекла все дальнейшие попытки хирургического вмешательства. Лицом, стоявшим выше нее, оказался кардинал-герцог, младший брат кардинала Альфонса.

А назавтра состоялась встреча совсем неожиданная – в Лионе, оказывается, находился отец Сюрен. Он уже побывал в Анси и возвращался домой. Пораженный немотой истерической природы, кою сам он относил на счет бесовских козней, отец Сюрен молился об избавлении на могиле святого Франциска Сальского – увы, тщетно. Визитантки города Анси гордились священной реликвией – сушеной кровью своего покровителя; ее предусмотрительно собирал слуга Франциска, когда цирюльник делал господину кровопускания. Аббатиса, Жанна де Шанталь, так прониклась к Сюрену, что отщипнула ему ценной крови. Сюрен проглотил ее.