Дело о лазоревом письме - Юлия Латынина

В небесном городе имелось четыре вида глашатаев для объявления указов: местные указы провозглашал чиновник в сером кафтане; указы-постановления провозглашал чиновник в парадном кафтане «единорог», а подписанные рукой государя законы провозглашал чиновник, ехавший по городу на муле, с золотыми подковами и золотой уздечкой. Законов в последнее время стало много, и кое у кого рябило в глазах от обилия законов, а кое у кого – от золота на уздечке. И вот как-то люди Серого Бычка и Радани, сговорившись, окружили чиновника плотным кольцом, и, крича «Ура», стали бросать его в воздух. Стража не посмела препятствовать народному волеизъявлению, и оказалось, что под видом этого самого волеизъявления две шайки разбойников ободрали с мула золотые подковы и уздечку, и смылись.

Отчет о случившемся, попав на стол советника Нарая, привел его в необычайно скверное состояние духа. Старик был мнителен и даже суеверен; обладал наклонностью в каждом происшествии видеть символ; и вот эта заурядная уголовщина представилась ему обличительным знаком против всех верховных воров империи, которые – как то показал доклад проклятого торговца Айр-Незима, – используют справедливые указы Нарая для того, чтобы под видом восторга урвать себе золотую уздечку.

Старик не спал всю ночь, и у него заболело сердце. Кутаясь в красный халат с кистями, он сошел вниз, в кабинет, и стал глядеть на редкие звезды вверху. Душа его вот уже давно была неспокойна. Он не стремился ни к чему, кроме как установлению разумного правления: о злом или добром в своих поступках он не рассуждал: смешно было бы отрицать, что истинная доброта – не в том, чтобы не творить зла, а в том, чтобы наименьшим злом предотвращаться наибольшее. Но вот что смущало Нарая, – он был влюблен в разум и порядок, и он не мог не видеть, что для установления разумного правления он обращался к самым неразумным страстям государя; для установления режима, при котором не будет ни зависти, ни злобы, он поощрял зависть толпы, – в идеальном правителе нужно воспитывать бесстрастие, а что он воспитывал в государе? Этим способом нетрудно было устранить врагов, но как этим способом добиться той цели, которой он задался?

Скрипнула дверь – на пороге кабинета показался Нан. Нарай поглядел на него с подозрением:

– Где вы были, Нан? Почему я слышу о смерти этой женщины из вторых рук?

– У Айр-Незима. Он благодарил меня по своему обыкновению, – и Нан выложил перед советником Нараем розовую банковскую книжицу.

Нарай пересчитал страницы книжки:

– Это очень большая благодарность. За что?

– Убитый Иммани, приходился мужем его племяннице, и Айр-Незиму очень не хотелось, чтобы об этом узнали вы или Андарз.

– Он и вправду сбежал с женой Андарза, а потом убил женщину?

– Именно так, – поклонился Нан.

Нарай встал и принялся расхаживать по кабинету из стороны в сторону.

– Это никуда не годится, – решительно произнес он, – когда государь услышит, что у Андарза убили жену, он расплачется от сочувствия!

Нан промолчал.

Нарай вручил Нану лист с голубым обрезом, употребляющийся для докладов императору, и произнес:

– Полагаю, что дело обстояло так: Андарз проговорился жене о своих изменнических планах; женщина побежала из дворца, чтобы все рассказать; Андарз, сообразив, что он наделал, послал Иммани убить женщину, а потом послал второго человека убить Иммани, – этот-то второй сбросил Иммани с башни и ранил вас. Что вы и напишете в докладе.

– Этого не было в действительности, господин Нарай, – сказал Нан.

– Действительность – это частный случай, – возразил всемогущий советник.

Нан принял лист и отправился сочинять доклад.

Между тем Айр-Незим был, конечно, раздосадован поведением Нана. Конечно, что такое Нан? Пятый ранг, и пуповина у него еще не просохла. Это только Нарай или Андарз могут бросаться обвинениями величиной с Желтое Море, а Нан – слишком маленький чиновник, чтобы ему кто-то поверил без документа. Если он придет с рассказом о ночном происшествии к Андарзу, то Андарз решит, что Нан – просто шпион Нарая, который хочет поссорить Андарза с Айр-Незимом, а если он придет с рассказом о ночном происшествии к Нараю, то Нарай, услышав о пропавших документах, прямо покажет ему пойти и повеситься.

И все-таки ему было чрезвычайно неприятно, что Нан откуда-то узнал о плане дворца, и если бы какой-нибудь завалящий бог пришиб Нана молнией, или, скажем, бараньей лопаткой, какую-нет нет-да и выбрасывают с верхних этажей вместе с помоями ленивые хозяйки, – Айр-Незим с радостью дал бы богу бараньей лопатки на содержание его храма. Но у Айр-Незима не было знакомых богов, а те, которые были, были весьма ненадежны и то и дело его подводили.

Поэтому банкир решил обратиться к другому ведомству. Едва благодетель и прародитель смертных, круглое солнце, выкатилось из серого утреннего тумана, Айр-Незим поспешил на пристань полюбоваться ящиками и товарами, и по дороге поманил к себе разносчика пирожков, в веревочных туфлях и с коромыслом через плечо: на одном конце коромысла было блюдо с рисовыми пирожками, а на другом – с мясными.

Улица, в серый утренний час, была пустынна: из-за беленых стен садов поднимался запах свежевыпеченных лепешек, смешанный с ароматом росовяника и ночного табака, да вдалеке беззлобно переругивались кухарка с хозяйкой.

Айр-Незим выбрал мясной пирожок и протянул пирожнику плату: бумажку в три тысячи.

– У меня нет сдачи, – сказал хмуро продавец.

– Знаешь нового судью десятой управы? – спросил банкир.

– Я не знаю, а пятки мои с ним знакомы, – со вздохом сообщил продавец, которого неделю назад по приказу Нана били двадцать раз по пяткам за совершеннейшие пустяки.

– Сегодня в полдень – сказал Айр-Незим, – молодой судья будет в часовне Исии-ратуфы, что у северного канала. Ваше дело – сделать так, чтобы он оттуда не вышел.

– А с чего это молодой судья пойдет в такое скверное место?

– Вы передадите ему, – сказал Айр-Незим, что один лесной человек хочет переговорить в часовне судьей относительно письма, которое тот разыскивает. Так и передадите: «Относительно письма».

Продавец повертел бумажки, данные ему Айр-Незимом, и сказал:

– Этот пирожок вам дешевле, чем за пять тысяч, никто не продаст.

На лице Айр-Незима выразилось возмущение:

– За такого маленького человека такие большие деньги!

Они немного поторговались, и сошлись на том, что пирожок, заказанный Айр-Незимом, стоит шесть тысяч.

«Вот ведь какое дело! – думал Айр-Незим через десять минут, наблюдая за разгрузкой баржи-губошлепа и рассеянно выслушивая причитания капитана – через три дня этого человека будет убить легче, чем проглотить яйцо, а его, как назло, надо убить именно сегодня!»