Путь серебра - Елизавета Алексеевна Дворецкая

class="p1">Все дело было в том, что Амунд плеснецкий – не тот человек, которого легко забыть, друг он тебе или враг. И когда Брюнхильд призналась себе в этом, ей стало немного легче.

– Бежим! – Осознав, что все лодьи прошли с Днепра к причалам на Почайне, она опомнилась, испугалась промедления и схватила брата за рукав. Замечталась тут, так все на свете можно промечтать. – Вдруг они прямо сразу к отцу придут?

– Да погоди ты! – Рагнар рассмеялся. С льняными, немного вьющимися волосами, он был довольно хорош собой, хотя бледность его продолговатого лица оживлял лишь нездоровый, лихорадочный румянец. Тем не менее, несмотря на слабость, он отличался веселым нравом. – Уж верно, быстрее нас они к отцу не поспеют, им на гору взбираться, а мы уже здесь!

Но делать на забороле было больше нечего, и брат с сестрой пошли на княжий двор. Брюнхильд невольно ускоряла шаг, и Рагнар, смеясь, стал ловить ее за руку.

Рагнар оказался прав: торопилась она зря. Карл уже прислал человека с вестью: Амунд плеснецкий благодарит князя Хельги за пристанище, ему и дружине нужно позаботиться о лодьях и привести себя в пристойный вид, но, чтобы не томить господина Хельги неизвестностью, он явится нынче же к вечеру, если господину Хельги будет это угодно. Брюнхильд едва не топнула в досаде, услышав это: еще почти целый день ждать! Она представляла, как снова взглянет в темно-голубые глаза этого страшилища, и у нее обрывалось в груди, но ожидание этого мгновения так ее истомило, что она жаждала бы его приблизить, даже если бы знала, что ётун может укусить.

К счастью, и ей, и Бранеславе, и Венцеславе, старшей дочери Хельги, хватало забот. Нужно было готовить столы в гриднице – и для Амунда с его дружиной, и для знатных киян, которые, уж верно, набьются сюда, чтобы своими ушами услышать важные новости и рассказ о походе. Еще их отцы ходили пировать на этот двор, когда здесь жили предки Аскольда; завладев Киевом почти тридцать лет назад, Хельги водворился в усадьбе своего повергнутого соперника, лишь престол для себя велел изготовить новый, и сам двор с тех пор пришлось расширить.

Сейчас просторный двор был полон дыма, шума и движения: в «мясных ямах» развели огонь, везли туши свиней, баранов, птицы, чтобы к вечеру запечь. Месили тесто, непрерывно топили хлебные печи, сажали туда караваи и пироги: с рыбой, грибами, овощем, ягодами, кашей. Амундова дружина насчитывала пять с чем-то сотен человек; к Хельги он приведет с собой лишь самых знатных и прославленных, но столы должны ломиться – такого правила Хельги держался с тех самых пор, как впервые сел в Киеве. Таков был обычай древних славянских князей-«пахарей», и Хельги, хоть и не вел свой род от полянских богов-прародителей, стремился стать в глазах полян таким же подателем изобилия, какими были Кий и его потомки. Он первым стал для земли Полянской и старшим жрецом, и военным вождем; под его рукой этот городок за несколько десятилетий заметно разросся и разбогател, отчего Хельги Хитрый, иначе Олег Вещий, был вдвойне уважаем своей разноплеменной чадью.

К роду Кия принадлежала и княгиня Бранеслава, но сегодня у нее все валилось из рук, и дочерям Хельги приходилось самим следить за челядью и управлять всей подготовкой. Теперь стало совершенно ясно, что Амунд привел почти только своих людей: ни Грима с его дружиной киевских русов, ни Любодана с древлянами с ним не было. Зато вернулось несколько сотен полянских ратников с их боярами, в том числе родовитые кияне Унерад и Божевек. От них уже ползли слухи о каком-то жутком разгроме на обратном пути, но Брюнхильд, как ни томила ее неизвестность, отмахивалась от служанок, жаждавших с нею поделиться, и приказывала работать усерднее, а не болтать. Слухи обманчивы, и она не желала ни радоваться, ни печалиться, пока не узнает правды из первых рук.

– Да как могли поляне вернуться без Грима? – говорил Рагнар, вертевшийся возле сестер. Он тоже волновался и оттого сухо покашливал чаще обычного. – Не могли никак, если он цел.

– Может, Грим не к нам, а в Хольмгард поехал! – сказала Венцеслава. – По жене молодой соскучился!

– Как он поедет в Хольмгард? – возразила Брюнхильд и остановилась, держа перед собой покрытые мукой руки: она сама валяла караваи. – Туда ехать через устье Десны наверх по Днепру, а если бы он был в устье Десны, неужели бы к отцу не завернул – здесь десяти верст нет! Не мог он так поступить! Задержался бы дней на десять, до зимы успел бы в Хольмгард, зато с отцом и с матерью бы повидался! Не мог он такой обиды отцу нанести… если жив, – упавшим голосом, почти шепотом добавила она.

– Мать его как ждет, – буркнул Рагнар, отчасти осуждающе: он не знал, виновен ли Грим в том, что мать ждет напрасно.

– Да ты… иди отдохни! – напустилась на него Брюнхильд. – Вон у тебя как глаза блестят, сляжешь снова!

– Тише! – шикнула на них Венцеслава. – Мать идет!

Бранеслава пыталась по привычке править подготовкой к пиру, но мысли ее были так далеко, что она раз приказала потрошить репу вместо рыбы, повергнув в изумление челядинок. Цепляясь за остатки надежды, княгиня твердила себе, что Грим и русы-кияне могли где-то задержаться и явятся позже, но сама едва ли в это верила – молчаливые слезы то и дело начинали струиться по ее лицу и падали на посуду и припасы. Никто не скажет, что рыба или окорок недосолены, невольно думала Брюнхильд, хотя с мачехой они жили довольно дружно и она заранее страшилась того горя, которое Бранеславе, скорее всего, уже нынче вечером предстоит встретить лицом к лицу.

К вечеру и Хельги с женой, и дети его так истомились этим ожиданием, вытягивающим жилы из души, что едва чуяли под собой ноги. Вот отроки прибежали с вестью, что Амунд с дружиной идет на Княжью гору; вот затрубили рога во дворе, давая знать: он уже здесь. Сама судьба этими звуками давала знать о своем приближении, о несомых ею неотвратимых переменах. Хотят они того или нет, сейчас они узнают новости, которые неизбежно переменят многое. Но что именно и как переменят? Сам Хельги был бледен; и он тоже, при всей его выдержке, осунулся за эти дни, и даже седина в бороде на щеках и на висках среди светлых волос сильнее стала бросаться в глаза.

Рога запели прямо перед открытой дверью во двор. Киевские старейшины и старшие в дружине уже стояли перед длинным столом справа