Добрая фея короля Карла - Владимир Васильевич Москалев

вина в том отца, неумелого правителя, негодного полководца. Следствие его безграмотной политики – война с Карлом Наваррским, восстание Этьена Марселя, бунт «жаков»… Реки крови, которой написан позорный, губительный для Франции договор в Бретиньи.

Отца уже не вернуть. Этого не смог бы сделать даже блаженный (святой) Мартин[45]. Да и не нужно. Теперь бразды правления берет в руки он, его сын. Что ему надлежит делать? Конечно же, закончить войну. Стало быть, надо начинать новую, дабы вернуть то, что утеряно. Но не сейчас. Много трудностей вначале предстоит преодолеть…

Мысли вернулись к отцу. Как же это могло случиться? Крепким здоровьем он не отличался, об этом знали все, но того, о чем поведал посланец, никогда не наблюдалось. Болели ноги, голова, но чтобы тяжело дышал и его рвало… Должно быть, виноват воздух: говорят, у них там туманы и всегда сыро.

Быстро, одно за другим, пронеслись воспоминания, и снова Карл вернулся к мыслям о грядущем. Ему предстояло исправлять ошибки отца. Бургундия, Фландрия, Англия, договор в Бретиньи, условия которого ни в коем случае нельзя выполнять… Боже, сколько их, этих ошибок! А тут еще Наварра и наемники… с юга грызут стонущую от боли страну.

Как и незабвенный Филипп Август, Карл предпочитал иметь дело с людьми незнатного происхождения. Он планировал реорганизовать армию, лишив своих мест проникнутых демагогией, а не славящихся умением вести боевые действия, именитых герцогов и графов. Он судил о человеке лишь по его достоинствам, а не по древности рода. Одному уже доверил войско – Дюгеклену. После армии следует взяться за государственный аппарат, состоящий в основном из знатных людей, половине которых он не доверял. Всё это советники отца. Очистить это поле от сорняков! Теперь двор. Первое: надо подумать, как себя держать. Но уж во всяком случае, не петухом. А они, придворные? Появятся заискивающие улыбки, глубже станут реверансы. Ведь властелин королевства теперь он!

Прав был Этьен Марсель, возводя укрепления за чертой Лувра: город вырос, он перелез через ограду Филиппа Августа, и необходимо ставить новую – на севере и на востоке. Ее уже начали возводить, и она охватит предместья, которые сольются с городом в одно целое. Карл представил себе на минуту, каким станет Париж, одевшись в теплую шубу вместо легкого плаща. Следует ускорить строительство, пока оба бойца, косясь друг на друга, зализывают раны. Надо придумать что-то наподобие Лувра, такую же крепость. Но Лувр больше похож на замок; такой же вырос на востоке, называется Сен-Поль. Стена оградит его, он станет неуязвимым, оказавшись в объятиях города. А у ворот надо будет поставить бастиду. Неплохо бы перебраться в Сен-Поль: древнее жилище Меровингов уже вызывает отвращение, оно стало тесным и темным, частый северный ветер доносит сюда вонь с улиц и сточных канав. Кое-кто из придворных называет рухлядью этот бывший дворец римских наместников, не раз с тех пор перестроенный тремя династиями франкских кролей. Настала пора предать эту берлогу забвению, и Сен-Поль подойдет для этой цели: новый, с просторными залами и высокими потолками, с видом на лес Бонди на востоке, на весь город – на западе. Напротив, через улицу Сент-Антуан, – дворец Ла Турнель, который в народе все еще называют отелем графа д’Оржемона, его первого владельца, одного из вельмож Людовика Святого.

Но это в городе, у себя дома. А в королевстве? Карл смотрел на массивные стены аббатства Сен-Жермен, на высокие шпили его трех башен и красную крышу колокольни и вновь ставил перед собой задачи, которые ему надлежало решить. Первая – разбить Карла Наваррского, заставить его подчиниться себе, усмирить этого ренегата и подписать с ним мир; его собачьи укусы не дают покоя, мешают политике. Второе – избавиться от бригандов, наводнивших страну, терзающих ее раненое тело. Третье – Бретань; она должна принести оммаж королю Франции, кто бы ни победил в этой распре. И последнее – вопрос с Фландрией; рука принцессы Маргариты пока еще свободна. Карл уже знал, что надо делать: не кто иной, как его брат Филипп станет мужем богатой наследницы; в этом отношении он приложит все силы к тому, чтобы выбить почву из-под ног у Эдуарда, лишив его союзника.

Но прежде всего – и будущий король вспомнил, как не раз говорил об этом с отцом, – армия! Не из рыцарей, которые давно уже помалкивают, даже не заикаясь теперь о турнирах, а набранная из народного ополчения. Пойдут многие, стоит лишь обратиться с призывом. И немедленно же обучать новобранцев ратному делу! Самое главное – стрельба из лука. Собрать отряды лучников, и как можно больше, обучить их метко стрелять. Ежедневные, изнурительные тренировки до боли в пальцах, в глазах. Без этого армии не быть! Без них рыцари – всего лишь бездумная железная машина, которую легко остановить, всего-навсего воткнув в землю колья острием вперед, как было при Креси. За лучниками – пехота: копейщики, мечники. И только потом конница, довершающая разгром врага. У кого он об этом читал? Кажется, у Цезаря в «Записках о Галльской войне» или у Плутарха. Почему отец не знал этого? Или не понимал? Сколь глупы оказались полководцы, разбитые при Слейсе, Креси, Пуатье!..

Карл тряхнул головой. Довольно об этом. После коронации он соберет Большой королевский совет, там и выскажется. А сейчас – пойти и обнять сына, своего малыша Жана. Бог даровал ему исцеление…

В галерее он увидел шутов. Те сидели на подоконнике, лениво болтая ногами, и тихо напевали какую-то тоскливую мелодию, в такт качая головами без колпаков. Карл подошел. Улыбнулся печально, положил руку на плечо одному из них.

– Скучаете? Я тоже. Жаль отца. Не надо было ему уезжать… Что скажешь, Гишар?

– Смерть лучше бесчестья, – многозначительно ответил тот и отвел взгляд.

– Это верно. А ты, Тевенен? Отчего так, скажи. Ведь король… и не стар еще…

Шут передернул плечами:

– Смерть не разбирает чина и всегда найдет причину.

Понурившись, Карл отправился дальше. Шуты услышали шум во дворе и повернули головы. Жанна де Бурбон и фрейлины направлялись в церковь послушать мессу и помолиться за упокой души усопшего. За ними потянулись мужчины. Шутов никто не приглашал; им вообще запрещалось появляться в храме. Они, хмыкая, только пожимали плечами. Кивнув в сторону придворных, Тевенен изрек:

– Стадо отправилось на водопой.

– Придут оттуда, напичканные поповской болтовней о Царстве Небесном, – хихикнул Гишар.

И оба принялись строить догадки по поводу того, которая из дам нынешней ночью нырнет в постель к тому и к этому. Таков был двор. Едва ли не каждая дама почитала