Красная книга ВЧК. В двух томах. Том 2 - А. Велидов (редактор)

Фельдштейна я пригласил на заседание «Национального центра» в феврале 1919 года.

2 марта 1920 года С. Котляревский

III

1) Относительно «Союза возрождения» я думаю, что ядро его составляли народные социалисты и входили отдельные с.-р. и с.-д. Не знаю входил ли Маслов, но, насколько представляю, мог входить. О Щелкунове ничего не могу сказать. С Кусковой и Прокоповичем я знаком. Я совершенно уверен, что она не участвовала в «Союзе», так как она относилась определенно отрицательно ко всякой в настоящее время политической работе, которую нельзя вести гласно и открыто. Участие Прокоповича также представляется мне невероятным, и я никогда о таковом участии не слышал. По-видимому, «Союз возрождения», как и НЦ, не представлял из себя какой-либо сплоченной организации, имея членов, более. глубоко в него входящих и других, которые принимали сравнительно незначительное участие. Ядром его как будто являлись Мельгунов, Кондратьев и Волк-Карачевский, также Титов, который, впрочем, давно уехал на юг.

2) Я не знаю, какого рода отношения существовали между «Национальным центром» и Центральным Комитетом кадетов – выражались ли они лишь в наличности общих членов или в каких-либо мандатах, даваемых ЦК, отдельным своим членам, входящим в НЦ. Несомненно, Щепкин входил в состав ЦК и, поскольку вообще последний действовал, участвовал и там, по его собственным словам. По-видимому, и Огородников, впрочем, недолго сравнительно принимавший участие в совещаниях НЦ, входил в ЦК кадетской партии. Несомненно, большинство членов ЦК в Москве прошлый год не были. Насколько я представляю, в составе ЦК были Кишкин, Кизеветтер, Протопопов, может быть, Комиссаров и Головин. Более тесная связь между НЦ и ЦК существовала, по-видимому, на Юге.

3) О военных делах на совещаниях чаще всего говорил Щепкин. Сведения у него были довольно анекдотичные, и по ним нельзя было бы заключить, имеется ли в его распоряжении сколько-нибудь точная информация. Я имел впечатление, что он совсем не знал численности Красной Армии и ее частей, действующих на Юге и Востоке. Он, например, рассказывал, что Колчак сжег весь наш Волжский флот,[216] находившийся на зимней стоянке в затоне, что мне казалось сенсационной выдумкой, сообщал о занятии Астрахани и т. п. Никогда не называл каких-нибудь имен военных, которые бы давали сведения. С. Трубецкой военных сообщений в тех совещаниях, где я был, не делал. Точно так же никаких разговоров о вооруженном выступлении в Москве при мне не велось. В частности, Герасимов несколько раз указывал, насколько подобные выступления являются безумными, и с ним соглашался Щепкин. Несколько раз, помнится, Щепкин говорил о росте дезертирства, о зеленой армии, которая является важной, хотя и неопределившейся силой, но и эти сведения мало отличались от тех обывательских слухов о росте этой армии, о ее штабах и т. п., которые распространены были в Москве прошлой весной. Не раз он говорил (также весной) о настроении рабочих Москвы и Московского района, может быть, пользуясь сведениями, которые были у Советской власти.

4) Я не был на совместном совещании НЦ и СВ, где бы обсуждались кандидатуры в состав будущего правительства, о таковом совещании ничего не слыхал и крайне сомневаюсь, чтобы подобное совещание вообще было. На совещаниях наших серьезно таких разговоров также не велось. Раз, кажется, по инициативе Щепкина (он заходил) называли фамилию Леонтьева, упоминали о Герасимове, который, впрочем, отнесся к этому почти как к шутке и заявил при этом, что он вообще по своему возрасту и здоровью не пошел бы во власть. Да и сам Щепкин не отнесся к этому разговору как к чему-либо серьезному, упомянув только, что его желание было бы вернуться в будущем, насколько это возможно, к городскому хозяйству. Кстати говоря, никогда у нас не было точных и полных сведений, кто в правительстве вокруг Деникина, в качестве чего там Астров. Передавалось, например, что Деникин назначил министром юстиции Винавера, а потом опровергалось.

5) «Тактический центр» не был выбран на том совместном совещании в феврале, на котором я был. Вообще он вышел не из формальной делегации, а скорее из фактического участия более видных представителей отдельных групп. Никаких сообщений о деятельности «Тактического центра» на совещании не делалось, и я затруднился бы сказать, было ли общим содержанием этой деятельности лишь взаимное осведомление и обсуждение, носящее совещательный характер, или там принимались и ответственные решения и насколько вообще эта деятельность была интенсивна, как часто «Центр» собирался. Очевидно, весьма большим в нем влиянием пользовался Щепкин, раз он мог представлять и НЦ, и СВ. Думаю, подобным влиянием обладал Леонтьев, который вообще считался человеком политически значительным даже в глазах лиц, довольно сильно с ним расходившихся.

6) Много неясного было и осталось для меня в отношениях НЦ – московского и южного. Последний, очевидно, являлся подлинным ядром, но я не знаю точно его состава. Шипов, например, как-то говорил, что в него вошел Милюков, а затем никаких следов этого участия не осталось. Несомненно, в нем участвовали Астров, Федоров, должно быть, Степанов, относительно каких-то неосторожных заявлений которого говорил Щепкин. Что стало с уехавшими Салазкиным и Червен-Водали, я не знаю. Информация, доходящая до нас с Юга, была крайне скудной, и особенно избегались имена. Меня интересовал вопрос, участвовал ли в НЦ Новгородцев, и я спрашивал и Шилова, и Щепкина. Они не могли ответить. Карташев поехал не на Юг, а в Финляндию или за границу. В «Известиях» было как-то упомянуто, что представителем НЦ в Париже является Струве. С Москвой он ни в каких сношениях не был, в Москву давно не приезжал (об этом прямо говорил Шипов, который, по-видимому, вообще имел с ним принципиальные разногласия), и, очевидно, его назначил южный «Центр». И, по данным одесского совещания, происходившего зимой, там участвовали 4 организации – еще «Земскогородское объединение», как будто по составу близкое к «Союзу возрождения»; выходило так, что южане считали себя главным «Центром». Эта неясность связывалась прежде всего с крайне слабой связью, редкими известиями с Юга, а может быть, и со все более проявлявшейся бессодержательностью работы, которая там велась. Несомненно, что на Юге велась у НЦ довольно сильная борьба налево, и НЦ был известным антагонистом к социалистическим группам вообще.

7) Вспоминая организацию московского НЦ и стараясь дать ей характеристику, я теперь нахожу, что, в сущности говоря, действительным единственным ядром его, единственным вполне осведомленным лицом, имевшим, быть может, и определенный политический план, был Н. Н. Щепкин. Даже Шипов, принимавший такое деятельное участие вначале, затем отстал. Он говорил в марте и апреле, как я вспоминаю, что он совсем отходит от политической жизни, как будто он был в ней разочарован и особенно не одобрял многое, что совершалось на Юге, где находится ядро НЦ: оно бессильно противодействовать вредным течениям. Сквозило у него и несомненное недовольство Щепкиным, который его не посвящает и не сообщает имеющихся у него сведений. То, что обнаружилось в связи с арестом Щепкина, было, во всяком случае для многих из нас, совершенной неожиданностью. К заговору у нас никакого отношения не было. И мне теперь кажется даже, что Щепкин нарочно никого не посвящал, имея в виду принять всю ответственность на себя. Может быть, и его юмор, общий тон его слов, который вовсе не отличался особой серьезностью, являлись некоторой маской заранее принятого решения. Может быть, в связи с этим стояла и оказавшаяся при его аресте его большая неосторожность: он не считал, что кого-либо подводит, кроме себя. В частности, у нас не было ни малейшего понятия о прикосновенности Алферова, Астровых, Волкова. Из них я знал несколько Алферова, и мне долго казалось, что он пал жертвой роковой судебной ошибки. Во всяком случае, в сравнении со Щепкиным даже такие авторитетные лица, как Герасимов, должны были иметь весьма второстепенное значение. Думаю, с другой стороны, что Щепкин смотрел на наши совещания как на довольно академические, хотя и интересные. Может быть, в связи с этим у нас как-то не было никогда формальных голосований, и Щепкин, обычно председательствовавший, до них не доводил. Вообще совещания НЦ резко отличались хотя бы от ЦК кадетов, в который я входил до 1908 года и который представлял из себя действительный комитет, принимающий практические решения по большинству голосов.

8) Относительно Фельдштейна могу сказать, что он представляет тип чистого теоретика, никогда практической политикой не занимался. Я привлек его, зная, что он работает над историей выработки избирательного закона в Учредительное собрание (он был делопроизводителем комиссии по выработке этого закона и имел в руках ценный материал) и ему интересно будет видеть различные современные течения, так во многом связанные с 1917 годом. Кроме того, полагал, что он вообще интересен в качестве хорошего юриста и историка (Фельдштейн особенно много занимался историей Французской революции), а затем может кое-что осветить и в вопросе об Учредительном собрании. Человек он вдумчивый и скромный, выступал на совещаниях очень мало и, конечно, никоим образом не может быть отнесен к «ядру».