Некровиль - Йен Макдональд

поэтому заставляешь их тебе поклоняться. Ты более ревнивый Бог, чем когда-либо был Яхве Саваоф, но даже ты не можешь сделать так, чтобы дети остались детьми навсегда.

– Такие красивые и поверхностные ответы. – Голос отца Туссена дрогнул от ярости. За двадцать один год под этими крышами он не испустил ни единого фотона ярости. До этого момента. – Не надо на мне отрабатывать доморощенную психологию твоих «гун хо»[193] – águila. Если ты должен сделать меня своим врагом, сначала пойми меня, а потом стань моим врагом или моим союзником. Ты думаешь, что я угнетатель мертвых. Это не так. Ирония судьбы в том, что нет более ревностного сторонника свободы мертвых, чем я. Истинной свободы. Ценной свободы. Не дешевой свободы, произрастающей из политических лозунгов, национализма или культурной идентичности, а личной, индивидуальной свободы, которую высоко ценят, потому что она дорого досталась.

Он полностью повернулся к окну: черная дыра в форме человека в пыльных лучах солнечного света.

– Там находится то, что мы с гордостью называем самым свободным обществом в истории. Двадцать два миллиона человек живут в этих трех долинах, и как они празднуют свою свободу? Ходят по магазинам. Занимаются серфингом. Трахаются. Ловят кайф, торчат и улетают на седьмое небо, неделями пропадают в виртуальности. Слишком много пьют. Толстеют. Плохо водят свои авто. Издеваются над собственными детьми. Влезают в долги. Я бы не стал их останавливать: это их выбор, их право. Большинство из этих двадцати двух миллионов никогда не задумываются о тех свободах, которые у них есть. Они принимают их как должное. Забывают о них. Становятся рабами рутины, привычки, чувственности, сексуальности, материализма – чего угодно. Истинная свобода ужасает. Ты по-настоящему свободен, только когда нет никаких ограничений: во времени, пространстве, энергии. Мертвые – единственные по-настоящему свободные люди. Я аплодирую Свободным мертвецам, потому что они используют свою свободу, чтобы раздвинуть границы пространства и времени. Они живут как свободные существа; они заслужили и постоянно ценят свою свободу. Большинство прикованных к земле мертвецов неотличимы от своих мясных собратьев.

– Потому что их лишили свободы с помощью системы contratada, – сказала Шипли.

– Потому что я вынуждаю их бороться за свободу. – Адам Теслер повернулся к мертвой женщине в теле своего teniente. – Свобода – то, ради чего нужно пахать, и когда ты ее получишь, ты скажешь: «Я дорого за нее заплатил, она мне кое-чего стоила. Я сам решу, подсесть ли на колеса, нырнуть ли в мыльные оперы и виртуальность, потеряв счет времени, или колонизировать Альфу Центавра – так или иначе, выбор за мной. Я купил право на него». Contratada – это и есть свобода. Прецедент Барантеса – свобода, а Дом смерти, погрязнув в интригах и возжелав власти, меняет ее на абстракцию под названием «права». О правах говорят лишь в том случае, если без них люди каким-то образом умаляются, утрачивают часть своей человечности. Вы не можете умереть, вы способны выжить в вакууме, питаясь солнечным светом, вы можете менять форму, облик, воровать чужие тела; что такого вам дадут «права», чем вы уже не обладаете?

– Чарующе лицемерный довод: без чистилища нельзя по достоинству оценить рай, – сказал Квебек. – Отпустишь ты наш народ или нет, готовы они уйти или нет, мы их забираем. Претензия Дома смерти – малая часть большой стратегии. Флот «хлопушек» прямо сейчас оприходует твои орбитальные фабрики и пусковые установки, и даже это лишь толика плана. Большая его часть – та, которую легче всего упустить из виду. Есть вторая волна флота, позади больших «хлопушек»; в основном старые, медленные, самодельные фотонные парусники и грузовики. Они везут текторы, отец. Теслеров процесс, переписывание ДНК, воскрешение с помощью текторов – но без кодов, которые привязывают мертвеца к Дому смерти и тем самым втягивают всю нацию мертвецов в отношения хозяин-слуга, владыка-вещь, Господь-верноподданные.

– «Ты победил, Бог страны Галилейской»[194], – процитировал Адам Теслер. – Мои дети заменили меня: я лишний, генетически и эволюционно устаревший.

– Иди ко мне, – сказал Квебек, раскинув руки. Хотя приглашение было адресовано не ему, Туссен почувствовал смутную угрозу. У него сжалась мошонка и приподнялся желудок: «Что-то случится». – Я знаю, не стоит ожидать от Великого Сатаны покаяния; но почетная капитуляция возможна. Поговори с флотом. Признай, что мы победили. Отзови своих юристов.

– Низложение Господа, сатанинский обман? – Адам Теслер сделал пять шагов по направлению к своему сыну. Огромную комнату залило светом; дремлющий на насесте тектозавр проснулся, моргнул глазами из жидкого янтаря, встряхнул кольцом перьев вокруг шеи. – Сын, дай мне право на последний акт неповиновения.

– Ты не оставляешь мне выбора.

– У тебя никогда не было выбора, – улыбнулся Адам Теслер.

Двое мужчин обнялись.

И он понял. Туссен все понял.

Квебек коснулся отцовской головы кончиками пальцев. Посмотрел в лицо невысокого мужчины. Его собственные черты исказились, растаяли, потекли. Струя жидкой стали, как рвота, хлынула вперед, на несколько секунд застыла на лице Адама Теслера, как посмертная маска из металла. А потом случилось невероятное: Квебек отскочил, наткнулся на стол из живодрева и схватился за лицо, как будто его окунули в тарелку с кислотой. Адам Теслер неуверенно поднялся с пола, куда его уронил сын. Стряхнул воображаемую пылинку с элегантного сюртука.

– В конце концов, – проговорил он, – сатана – просто еще один ангел.

Квебек посмотрел на свои трясущиеся руки, потом на отца. Несмело улыбнулся, оскалился, рассмеялся, а потом истерически захохотал, подвывая, как чокнутый.

– Кто-нибудь мне объяснит, что происходит? – спросил Туссен.

Судя по лицам Шипли и Хуэнь/Тешейры, они хотели бы задать тот же вопрос.

– Он мертв, разве вы не видите? – Квебек все еще смеялся. – Мертв, мертв, мертв. Изначально мертв. Мертв, как дронт. Мертв, как дверной гвоздь. Мертвое мясо. Я не смог проникнуть в его душу. Инженеры «Неруро» создали меня, чтобы реконфигурировать живую протоплазму. Они даже не предположили, что я встречу равного себе в поединке с мертвой тектоплазмой.

Туссен чувствовал, что сходит с ума.

– Как? – спросил он. – Как долго? Почему?

– А почему это случается с кем бы то ни было? Люди умирают, – ответил отец. Мудрые слова Адама Теслера прозвучали зловеще. – Я умер. Четыре года назад. Поправка: я позволил себе умереть. Я умирал уже давно, еще до того, как ты уехал в Лодогу, Ксавье. Я дал указание своим врачам привнести в этот процесс немного достоинства и свободы воли.

– Рак мозга, – сказал Квебек. – Я узнал его вкус.

– Элегантный убийца, – продолжил Адам Теслер. – Большинство симптомов чисто церебральные: параноидальные наклонности, раздражительность, определенная мономания в деталях и мелочах – в моем случае, в одежде и этикете. Вплоть до самых последних стадий человек внешне выглядит презентабельно. Он полон