Водители фрегатов. Книга о великих мореплавателях - Николай Корнеевич Чуковский

что сюда прибывает русский корабль, совершающий плавание вокруг света. Я думал, ему интересно будет встретиться с вами, а он сегодня на рассвете вдруг поднял паруса и ушел. И ветер как будто не переменился…

— А куда он направляется? — спросил Лисянский.

— К себе в Бостон, должно быть, — ответил Бандер. — Впрочем, я не любопытствовал…

Залив Ситка

Как ни спешил Лисянский в Ситкинский залив, «Неве» удалось покинуть Кадьяк только через месяц. Весь этот месяц занимались разгрузкой товаров, присланных из Петербурга, и ремонтом корабля, который как-никак обошел уже полмира. И разгрузка и ремонт подвигались медленно — на Кадьяке не хватало рабочих рук, всех работоспособных мужчин Баранов увел с собой в поход.

Готовясь к плаванию в Ситку, Лисянский старался собрать как можно больше сведений о нападении индейцев на русскую крепость, чтобы попытаться понять причины этого события и лучше разобраться в сложившейся обстановке. Большинство русских, с которыми он говорил, считали нападение индейцев ровно ничем не вызванным, беспричинным. По их словам, отношения с индейцами, жившими на берегу Ситкинского залива, были самые хорошие, настолько хорошие, что русские ничего не опасались. И оставалось совершенно загадочным, почему индейцы внезапно совершили такой вероломный поступок и лишили себя торговли с русскими, приносившей им большие выгоды.

Но вскоре Лисянский разыскал человека, которому все случившееся не казалось столь загадочным. Человек этот был кадьякский алеут, по имени Савва.

Это был опытный охотник, лет уже пятидесяти, но на редкость моложавый и крепкий. По-алеутски он звался как-то иначе, а Саввой назвал его русский поп при крещении. Бо́льшую часть своей жизни Савва прожил с русскими и говорил по-русски, как русский. С Шелеховым он был дружен, гордился этой дружбой и часто в разговоре поминал его, называя попросту Григорием Ивановичем. С Барановым он тоже был в хороших отношениях и хвалил его, но несколько свысока — молод еще, дескать. Савва был в числе тех кадьякских алеутов, которых Баранов поселил в крепости Архангельской на берегу Ситкинского залива. Спастись ему удалось только благодаря случайности — во время нападения на крепость он находился в лесу, где охотился на лисиц. Возвращаясь, он увидел дым над крепостью, услышал военные песни индейцев и обо всем догадался. Лесами добрался он до селения соседнего индейского племени, враждовавшего с племенем, напавшим на крепость. Оставшиеся верными русским, индейцы помогли ему добраться до русского торгового поста в заливе Якутат, а оттуда он на байдаре вернулся к берегам своего родного Кадьяка.

Савва был единственным жителем крепости Архангельской, оставшимся в живых, и потому Лисянский особенно внимательно прислушивался к его словам.

В рассказах его постоянно упоминались тайон Котлеан и три английских матроса. Тайонами в тех местах называли алеутских и индейских вождей. Котлеан был главным тайоном индейцев, живших на берегах Ситкинского залива. Именно он командовал индейцами, совершившими нападение на крепость Архангельскую. Но кто были три английских матроса? Откуда они взялись?

— Удрали с английского корабля, — объяснил Савва. — Английский корабль приходил сюда за котиковыми шкурами. Капитан бил матросов, и три матроса удрали.

Лисянский вспомнил беглого английского матроса Робертса, которого они встретили на Нукагиве. Каково, значит, служить в английском флоте, если во всех концах мира английские матросы бегут со своих кораблей.

— Они удрали со своего корабля, — продолжал Савва, — и хотели попасть в американский город Бостон, откуда приходят сюда американские корабли. Но до Бостона очень далеко, и американские капитаны не соглашались везти их туда бесплатно. Тогда они пошли к Баранову и стали просить, чтобы он взял их на службу.

— И Баранов взял?

— Взял, конечно. Как не взять. У нас кораблей все больше, а в опытных моряках нехватка. Взял и отправил в крепость Архангельскую. В Архангельской мы с ними и пожили и повидали, что́ они за люди.

— А что́ они за люди? — спросил Лисянский.

Савва задумался, стараясь подыскать слово поточнее.

— Дикие люди, сударь, совсем дикие.

— Дикие? — удивился Лисянский.

— Дикие, как волки. Дружества не понимают, обязанностей не признают. Своих англичан боятся, русских не любят, алеутов и индейцев презирают. Дружить они старались только с американцами, упрашивали взять их в Бостон, но и американцев ругали, жаловались, что те не берут, потому что им за проезд заплатить нечем.

Савва помолчал, подумал и сказал:

— Однако, у них нашлось чем заплатить. Однако, они заплатили.

— Чем же они заплатили? — спросил Лисянский.

— Нашей крепостью. Архангельской.

— Позволь, позволь! — закричал Лисянский. — Ведь на крепость напали индейцы. При чем же здесь американцы?

Савва усмехнулся.

— Это верно, сударь, — сказал он, снисходя к непонятливости Лисянского, — напали индейцы. Американская шхуна в целых десяти милях за мысом стояла, чтобы никто потом не мог сказать, что у них на глазах убивали женщин и детей, а они не пытались помочь. Верно, напали индейцы. Зачем индейцам было нападать, однако? Ведь если так посмотреть, все это нападение — глупость одна была, для них же самих беда и разорение. Ну чем тайон Котлеан прельстился, что он захватил в нашей крепости? Ну, две пушки чугунные, почти что без ядер, ну, ружей штук пятьдесят, ну, топоры, обручи железные… Так ведь эти топоры да обручи и так им достались бы, они для мены привезены были… Ну, захватили рыбы вяленой, ну, склад с бобровыми шкурами… А что они с этими шкурами делать будут, если они с русскими поссорились? У них шкур и так достаточно, было бы кому их продать… Им ведь вот как дружба с русскими выгодна была, они русские товары тем племенам продавали, которые далеко от моря живут. Купят топор за одну шкурку, продадут за двадцать… А теперь дружбе конец и торговле конец… Неужто вы верите, сударь, что тайон Котлеан такой глупый человек?

— Зачем же он такую глупость сделал, если он не глупый человек? — спросил Лисянский.

— А потому, что ему столько посулили, что он не побоялся поссориться с русскими, — сказал Савва.

— Посулили, говоришь? А что ему могли посулить?

— Это, сударь, легко отгадать. Первое — посулили ему, что сами будут покупать у него меха вместо русских. Однако, одного такого посула было бы ему мало, он и слушать не стал бы. А второе — посулили ему, что купят у него две тысячи бобровых шкур из русского склада. Тут большая выгода. Получалось, что индейцы одни и те же шкуры два раза продавали: один раз продали русским, а теперь американцам продадут… Однако, и на этот посул Котлеан не пошел бы, не стал бы он из-за бобровых шкур ссориться с русскими… Значит, ему такое посулили,