Эрик - Михаил Ланцов

Основной тезис, которым играл Эрик в переписке с папой, являлся акт добровольного принятия истинной веры. А дальше шла традиционная казуистика и демагогия с целью поторговаться. Самым неприятным для Иннокентия было знание факта аналогичной переписки Эрика с патриархом Иоанном. Папу эта ситуация и угнетала, и злила, получалось, будто они участвуют в смотринах, а этот стервец выбирал, какую из девок себе взять на ночь – католичество или православие. Но оставлять его без внимания было нельзя – слишком уж опасной он был темной лошадкой. За размышлениями над очередным ответом понтифику к Эрику прибыл курьер от Бонефация Монферата. Этот человек, будучи в роли предводителя крестоносцев предлагал князю выступить против своего сюзерена, само собой как честному католику против еретической секты. Ответное письмо было послано с тем же курьером и в нем выражалось желание всецело помогать крестоносцам в их благородной миссии. Использовать этот козырь надлежало и с папой и с патриархом, первого известили о рвении к богоугодным делам, второго – о шантаже, то есть, под угрозой отлучения от церкви Эрик должен выступить на стороне Бонифация. После этого завершил сборы и через три дня – 12 февраля 1204 года вышел в море во главе отряда из двух полных рот воинов. За его спиной уходили в дымку трубы мануфактуры и леса большой крепостной стройки, впереди его ждала большая авантюра.

Проплывая 15 февраля мимо Константинополя, Эрик не стал туда заезжать и никак отмечаться. Его присутствие там было совершенно излишне. Там творился жуткий бардак. Еще в январе он силами компании Деметры и своего секретариата госбезопасности смог провести ряд мероприятий, выведших криминальную обстановку в Константинополе на совершенно новый уровень. Он сколотил там две независимые банды, которые конкурируя между собой, занимались грабежами общественных зданий и убийством разного рода чиновников. К середине февраля в городе творилось нечто потрясающее – он представлял собой развороченный улей, который невозможно было никак успокоить. К деятельности банд, работавших на подворье Деметры, присоединилась часть жителей города. На улицах время от времени возникали массовые драки, в том числе и с оружием. Администрация города была практически парализована ситуацией. Угроза вторжения крестоносцев потребовала сосредоточить все ресурсы на лихорадочном сборе армии, которая формировалась в Фессалониках. Денег на наем хоть какой-то городской стражи уже не оставалось. Лишь императорский дворец более-менее держался за счет небольшой личной гвардии. 18 февраля часть набранной армии выступила в сторону Константинополя. Там было всего полторы тысячи ополченцев, наспех вооруженных и практически без доспехов, но город нужно было спасать. Вечером 20 февраля, когда они вошли в Константинополь и завязли в уличных боях, Эрик высаживает в Фессалониках, которые еще не подозревают об опасности, что таят в себе эти красно-белые котты. Войска князя тихо захватывают портовые ворота и проводят ряд мероприятий по штурму ключевых узлов, разведанных заранее. Утром город даже не заметил случившегося, лишь прохожие удивлялись тому, что вместо городской стражи на воротах стояли воины князя Боспорского. К обеду Эрик собрал представителей знатных семейств и довел до их сведения информацию о захвате города, и предложил присутствующим благородным господам решить, что с ним делать дальше. Вариантов было всего два – первый заключался в уничтожении города, второй – выкуп. Вариант уничтожения и разрушения, конечно, являлся блефом, так как в подобном не было необходимости, однако он очень помог лучшим людям города сделать правильный выбор, ведь уничтожение подразумевало полное истребление жителей, в том числе и их самих. Тихо, спокойно, в рабочем порядке шел сбор выкупа с прогрессивной разверткой – чем богаче, тем больше платишь. Брали тканями, драгоценными камнями, серебром, золотом. В качестве отдельной статьи – в городе изымались все списки книг и все движимые поделки античного периода, то есть все статуи, которые можно было демонтировать и увезти. Само собой, ночью с 20 на 21 февраля была захвачена казна, которая предназначалась для набора армии, и набор прекратился, а всех курьеров из Константинополя аккуратно убивали подальше от людских глаз. Как правило, их приглашали в резиденцию правителя, откуда они уже не выходили. 23 марта стало известно, что Бонифаций высадился со своими людьми в пригороде Константинополя и имел против семи сотен полуголых ополченцев, плюс сотни гвардейцев до восьмисот рыцарей и несколько тысяч вооруженных слуг. Но этого он не знал, так как имел дезинформацию о пятитысячном гарнизоне наемников. А потому приглашал Эрика поучаствовать в штурме. От такого щедрого дара грех отказываться, поэтому 25 марта, завершив сбор дани в Фессалониках, князь отправился со своими ротами к древнему городу, дабы продолжить свое самое любимое из богоугодных дел – ограбление неверных. По предварительным подсчетам, не оценивая антиквариат и книги, в феврале-марте бюджет Боспора пополнился на пятнадцать тысяч боспорских денариев. Причем исключительно мирным и безболезненным путем. Правда, местная знать осталась чуть ли не в набедренных повязках, но ничего страшного – еще наворуют. 27 марта Эрик прибыл в стан Бонифация и официально включился в осаду Константинополя.

Иннокентий нервно вышагивал по чисто выструганным доскам пола, а эхо от каждого шага гудело в воздухе довольно просторной комнаты. Он был одет в простую нейтральную одежду, и лишь дорогие персти выдавали в нем очень влиятельного и богатого человека. Рядом, практически вытянувшись по стойке смирно, стоял епископ Гонорий и наблюдал за тем, как глава всех католиков мира нервно играет костяшками и вышагивает. Между ними стоял небольшой декоративный столик, на котором лежали два письма. Первое папа получил от Эрика и очень ему обрадовался, а второе было письмом, которое князь отправил патриарху. Люди епископа выкрали его из личных бумаг Иоанна. Письмо Иннокентию было написано классической латынью и стройным, красивым слогом, которым мало кто пишет, а Иоанну Каматиру было послано письмо, написанное столь же стройным греческим языком. Оба – рукой Эрика.

– Гонорий, мне говорили, что князь владеет только латинским и южным наречием германского языка. Как вы думаете, когда и где он мог освоить греческий?

– Я не знаю. Сам ломаю голову. Достоверно известно только то, что он был в комнате один во время написания писем и вышел с уже запечатанными пакетами.

– То есть вы исключаете возможность записи под диктовку?