Блудная дочь - Лиза Джексон

– Я просто забочусь о дочери, – угрюмо возразил судья.

– Это вы так говорите. – Нейв закинул ногу на ногу. – Но, мне кажется, дело не только в этом.

Судья молчал, глядя в сторону.

– В чем дело? За что вы так меня ненавидите, судья? Шелби стало трудно дышать. Нервы ее были натянуты до предела, словно гитарные струны, готовые лопнуть.

– И откуда у меня странное ощущение, что эта ненависть как-то связана с моими родителями?

Кровь отхлынула от лица судьи.

Может быть, у вас был роман с моей матерью?

Нет!

Судья с размаху ударил кулаком по столу. Шелби вздрогнула от неожиданности, а вот Нейв не шелохнулся.

– Тогда в чем же, черт побери, дело?

Долгую, бесконечно долгую минуту судья тупо смотрел на разбитые в кровь костяшки своего кулака. Потом поднял взгляд на Нейва:

– Если я расскажу, ты дашь слово оставить Шелби в покое?

– Не могу.

– Сможешь, полукровка проклятый! Что бы ты о себе не воображал, но я знаю, что нужно моей дочери. Кто ты такой? Метис чертов, сын индейской шлюхи и пьянчуги, который собственную жену удержать не сумел, а распускал руки на чужих жен – даже на таких, чьего и мизинца не стоил!

– О чем... о ком вы говорите?

– О своей жене, ублюдок! – прорычал судья. – Почему, ты думаешь, она покончила с собой? Потому что я завел интрижку с Нелл Харт? Потому что у меня родился внебрачный ребенок? Нет, узнав об этом, она решила отплатить мне тем же самым. И, чтобы унизить меня, выбрала самого нищего и никчемного мужика в городе. Твоего отца!

Мир вокруг Шелби завертелся колесом, ноги подогнулись. Она пыталась и не могла понять, что все это значит. «Внебрачный ребенок»... «отплатить тем же»...

Боже, какая грязь! Какая мерзость! К горлу подступила тошнота, и Шелби закусила губы, страшась, что ее вырвет.

– Но потом, когда Жасмин опомнилась и поняла, что натворила, она... она не смогла больше жить.

– Покончила с собой, – заключил Нейв. Судья молчал.

– Какой же вы... какой же ты... слизняк!

Во мгновение ока Нейв навис над стариком, протянул руки к его горлу, но, опомнившись, сжал кулаки и потряс ими в воздухе:

– Ты лжешь! Лжешь, проклятый...

– Хотел бы я, чтобы все это было ложью, – с глубокой печалью в голосе ответил судья. Открыв нижний ящик стола, он вытащил бутылку «Джека Дэниелса». – Но я вызвал тебя сюда не для того, чтобы делиться семейными тайнами. Просто хотел предупредить, что над тобой сгущаются тучи. Если я не совсем утратил нюх, тебя вот-вот обвинят в убийстве Эстевана.

– А вам-то что за дело?

– До тебя – никакого. Тебе я и корки хлеба в голодный год не брошу. Просто хочу, чтобы Маккаллум вернулся за решетку и остался там навсегда.

– И ждете, что я стану вам помогать? – словно не веря своим ушам, произнес Нейв.

– Однажды он уже изнасиловал Шелби. Если захочет повторить, что его остановит?

– Я, – твердо ответил Нейв. – Пусть посмеет, только взглянуть на нее – и я сверну ему шею!

– Такие-то разговоры и доведут тебя до тюрьмы. И судья откупорил бутылку виски. Нейв наклонился к своему старому врагу:

– Значит, так тому и быть. Я сюда пришел по одной-единственной причине – хочу знать правду о своей дочери.

– Твоей или Маккаллума? – с сарказмом уточнил Коул.

– Неважно. Где она, судья? Вы это знаете. Вы заплатили доктору Причарту и проследили, чтобы он уехал отсюда подальше. Каким-то образом – не знаю уж как – вы заставили молчать всех врачей и медсестер, что работали в ту ночь в родильном отделении. А в довершение всего, отвалили больнице Заступницы Скорбящих огромный куш, чтобы никто и пикнуть не вздумал! Но теперь, судья, настало время для разговора начистоту. Где девочка?

– Не знаю.

– Черта с два! – прорычал Нейв, сжимая кулаки.

– Я нашла ее! – вырвалось из уст Шелби.

На подгибающихся ногах она пересекла ярко освещенную приемную и очутилась в отцовском кабинете.

– Шелби! Какого дьявола ты здесь делаешь? – взревел судья.

– Ищу правду.

Судья побелел и опустил глаза под ее беспощадным взглядом.

– Какого дьявола ты здесь делаешь, Шелби? – словно эхо, повторил Нейв.

– Ищу информацию. – Она протянула перед собой папку, словно меч, и с размаху хлопнула ее на стол, рядом с отцовской бутылкой виски. – Элизабет растет в семье Марии Рамирес.

Судья молчал, все ниже склоняя голову.

– Знаешь Марию? Племянницу Лидии?

– Да, знаю Марию Рамирес. – потрясенно пробормотал Нейв.

– Оставь, Шелби! – взмолился ее отец. – Пусть все остается, как есть!

– Не могу. – Она протянула ему телефонную трубку: – Хочешь сам исправить свою ошибку или это сделать мне?

– Шелби, ты об этом пожалеешь!

– Пускай. – И она начала набирать знакомый номер – домашний номер Лидии. – Прямо сейчас со всем и покончим. Я позвоню Лидии, скажу, что все знаю и хочу увидеть свою дочь. Не хочу больше терять ни минуты – довольно я ждала! – Она обернулась к Нейву: – С грязными семейными тайнами разберемся позже. И моя мать, и твой отец мертвы, так что, как бы болезненно это ни было, все уже позади. А насчет Росса Маккаллума не беспокойся – поверь, я с ним справлюсь!

– Ты вломилась в мой кабинет! – воскликнул судья, словно до него только сейчас дошло, что происходит. На другом конце провода послышались длинные гудки.

– Совершенно верно. И благодарю судьбу, что мне это удалось! Я прошла через ад, чтобы увидеть свою дочь, – и увижу, чего бы мне это ни стоило!

– Рамон! Dios! He надо! Дети.

Шеп подскочил и сел на кровати, протирая глаза и гадая, где это, черт возьми, он оказался и почему лежит в постели голый.

– Не надо, Рамон, не надо, умоляю тебя, не надо!

Это Алоис, сообразил Шеп. Сумасшедшая старуха, мать Вианки. Она в соседней комнате. И только несколько секунд спустя до него дошло, что он уснул в постели Вианки после нескольких часов упоительного, неописуемого секса, аромат которого и теперь витал над простынями.

Шеп поспешно вскочил с кровати, мысленно обзывая себя идиотом. Светящиеся часы на тумбочке показывали без четверти два. Что на него нашло, черт побери? Почему он остался здесь на ночь? Пегги Сью небось не спит, его дожидается. И как, спрашивается, он ей объяснит? Ох, ну и влип!

Из соседней спальни послышался мягкий грудной голос Вианки. Она успокаивала мать, но безумная не желала успокаиваться, из уст ее снова и снова рвалось имя убитого мужа вперемешку с бессвязными обрывками просьб и молитв.

Торопливо натягивая трусы, брюки и измятую рубашку, Шеп ругал себя последними словами. О чем он только думал? Оставил машину возле дома, на всеобщее обозрение, сам лег в постель с какой-то мексиканской шлюшкой – и обо всем на свете позабыл!