Мистик-ривер - Деннис Лихэйн

— Я хочу рассказать тебе о Рее Харрисе, — сказал Джимми. Говорил он так тихо, что Дейву приходилось наклоняться к нему. — Рей Харрис был моим приятелем, Дейв. Он навещал меня в тюрьме, заходил к Марите и Кейти и моей матери узнать, не надо ли чего. Он делал все это, и я считал его своим другом. Но на самом деле поступал он так, чувствуя себя виноватым. А виноват он был в том, что, когда его сцапали и поприжали, он настучал на меня полиции. Он очень мучился своей виной. Но вот когда он стал ходить ко мне в тюрьму, то через несколько месяцев произошла странная штука. — Джимми заглянул в лицо Дейва и помолчал, чуть склонив голову к плечу. — Я полюбил с ним беседовать, полюбил — и все тут. О чем только мы с ним не говорили — о спорте и о Боге, о книгах, о женах и детях, обсуждали политические новости тех лет — все на свете. Рей был из тех парней, с которым обо всем переговорить можно. Ему все было интересно и по плечу. А это редкость. Потом у меня умерла жена. Понимаешь? Умерла, и они послали охранника ко мне в камеру, чтобы тот сказал: «Заключенный такой-то, простите, но жена ваша вчера в восемь пятнадцать утра скончалась. Умерла она». И знаешь что, Дейв? Знаешь, что особенно угнетало меня в ее смерти? То, что ей пришлось пройти через все это совершенно одной. Понимаю, о чем ты думаешь, что все мы умираем одни-одинешеньки. Верно. В последние минуты, когда ты испускаешь дух, ты всегда один. Но у моей жены был рак кожи. И умирала она медленно, месяцев шесть. И я мог бы быть с ней рядом. Помочь ей. Не умереть помочь, а умирать. А Рей, с которым мне так нравилось беседовать, отнял у меня эту возможность.

Дейв увидел иссиня-черный лоскут реки — освещенный отблесками с моста, лоскут этот отражался в зрачках Джимми.

— Зачем ты все это мне теперь рассказываешь, Джимми?

Джимми ткнул пальцем Дейву через плечо:

— Я заставил его встать на колени на этом самом месте и выстрелил в него дважды: один раз в грудь, а второй — в горло.

Отделившись от стены возле двери, Вэл подошел к Дейву слева. Он двигался медленно, и за спиной его маячили сорняки. Горло Дейва сжалось, внутри все пересохло.

Дейв сказал:

— Послушай, Джимми, не знаю, чего ты…

Джимми сказал:

— Рей молил меня. Во имя нашей дружбы. Он сказал, что у него сын. Жена. Что жена его беременна. Что он скроется. Что я больше никогда не увижу его. Он умолял меня пощадить его жизнь, чтоб он смог увидеть будущего ребенка. Сказал, что он знает меня, что я хороший человек, что это против моей природы. — Джимми взглянул вверх на мост. — А мне хотелось сказать ему в ответ, что я тоже любил свою жену, а она умерла, и виноватым я считаю его, а потом существует закон: если хочешь жить долго, не выдавай друзей. Но я ничего не сказал ему, Дейв, слишком сильно текли у меня слезы. Вот ведь какая жалостливая картина. Он хлюпал носом. Я хлюпал носом. Глаза бы мои не глядели.

— Так зачем же ты убил его? — спросил Дейв, и в голосе его ясно прозвучало отчаяние.

— Я ведь сказал только что, — произнес Джимми, словно объясняя что-то несмышленышу. — Существует закон. Два последних года жизни моей жены прошли без меня. А этот чертов Рей отлично знал, что правило номер один в нашем деле — не выдавать друзей.

Дейв сказал:

— Да что, ты думаешь, я такого сделал, Джимми? Скажи мне.

— А когда я убил Рея, — сказал Джимми, — чувство было такое, словно меня нет. А Господь смотрит сверху, как я раскачиваю тело и кидаю его в воду. И только головой качает. Не очень сердито. Ему неприятно, но он ничуть не удивлен. Так смотришь на щенка, который наделал на ковер. Я стоял на этом самом месте, чуть дальше воды, чем ты сейчас, и я видел, как Рей тонет, понимаешь? Наконец голова его исчезла, в последний раз, и мне вспомнилось, как мальчишкой я думал, что если нырнуть поглубже в очень глубоком водоеме, то можно вынырнуть с другой стороны земли. Так я себе представлял земной шар, понимаешь? Что голова моя выскочит с той стороны, и я увижу звезды и черное небо, и я полечу туда, упаду в пространство и буду парить в нем, летать миллионы лет в ледяном мраке. И когда Рей исчез, мне так и подумалось, что он будет тонуть, тонуть, пока не провалится в эту дыру, не станет плыть в пространстве миллионы лет…

Дейв сказал:

— Я знаю, что ты думаешь, Джимми, но ты ошибаешься. Ты думаешь, что я убил Кейти, ведь правда? Ты это думаешь?

Джимми сказал:

— Молчи, Дейв.

— Нет, нет, нет! — воскликнул Дейв, внезапно увидев пистолет в руке Вэла. — К гибели Кейти я совершенно непричастен.

Они хотят меня убить, понял Дейв. О господи, нет! Ведь к этому же надо как-то подготовить. Нельзя же выйти из бара, чтобы сблевать, и вдруг узнать, что это, оказывается, все, крышка. Нет. Мне надо домой. Надо все выяснить с Селестой. Поесть, в конце-то концов!

Джимми сунул руку в куртку и вытащил нож. Когда он обнажил лезвие, рука его немного дрожала, и верхняя губа тоже, и край подбородка, Дейв видел это. И это была надежда. Не дать его сознанию закоснеть. Единственная надежда.

— В ту ночь, когда убили Кейти, ты вернулся домой весь в крови, Дейв. Как ты повредил руку, ты объяснил дважды, и каждый раз по-разному, а твою машину видели возле «Последней капли», именно когда Кейти оттуда вышла. Ты соврал копам, ты врешь всем вокруг.

— Взгляни на меня, Джимми. Пожалуйста, взгляни, а?

Джимми стоял не поднимая глаз.

— Джимми, я действительно измазал одежду кровью. Это правда. Я избил одного типа, Джимми. Сильно избил.

— Ах, так это будет история о грабителе! — воскликнул Джимми.

— Нет. Это был растлитель малолетних. Он трахал мальчишку в машине. Настоящий вампир! Он портил мальчика!

— Так это не был грабитель. Это был, как я понял, какой-то парень, совращавший мальчика. Конечно, Дейв. Все ясно. Ты убил его?

— Да. Я и этот… Мальчишка.

Дейв понятия не имел, как это вырвалось у него. О Мальчишке он никому не говорил. О таком говорить нельзя. Люди не поймут. Может быть, сейчас он сказал это из страха. Или из желания, чтобы Джимми заглянул к нему в душу и понял: да, действительно, в голове у него сумятица, но он не из тех, кто станет убивать невинного.

— Значит, ты и этот мальчик, которого трахали, вместе…

— Нет, — сказал Дейв.

— Как «нет»? Ты же сказал: я и мальчишка.

— Нет, нет. Забудь про это. Просто иногда у меня мысли путаются. На самом-то деле…

— Не пори чушь, — сказал Джимми. — Ты уверяешь, что убил этого растлителя, но жене ты этого не рассказал, так? По-моему, ей бы ты это рассказал первым делом. Особенно в тот вечер, когда она сказала, что не верит истории про грабителя. Я что хочу сказать — почему не открыться ей? Убить растлителя малолетних — люди поняли бы это, не осудили… Твоя жена считала, что ты убил мою дочь, и ты хочешь заставить меня поверить, что предпочел, чтобы она думала это, что ты убил Кейти, а не педофила? Я жду объяснения, Дейв!

Дейв хотел сказать: я убил его, потому что боялся, что сам превращусь в него. Съев его сердце, впитаю в себя его душу. Нет, невозможно сказать это вслух. Невозможно сказать такую правду. Я помню, что сегодня поклялся не иметь больше тайн. Но нет, эта тайна, единственная, должна остаться со мной, и не важно, сколько лжи придется нагромоздить, чтобы она не вылезла на поверхность!

— Брось, Дейв! Скажи только мне, почему, почему ты не сказал этого своей жене, если это правда?

И лучшее, что смог придумать Дейв в ответ, было:

— Не знаю.

— Не знаешь! Итак, в этой твоей сказке ты и этот парнишка, как бы ты в детстве, ведь так? Ты с ним вместе берешь и…

— Я был один, — сказал Дейв. — Я убил этого типа без лица…

— Кого-кого? — вскричал Вэл.

— Ну, парня этого. Растлителя. Я его убил. Один. И больше никто. На парковочной площадке «Последней капли».

— Не слыхал я, чтобы возле «Последней капли» находили труп, — сказал Джимми и перевел взгляд на Вэла.

Тот сказал:

— Да чего ты слушаешь это дерьмо? Смеешься, что ли, ей-богу?

— Нет, это правда, — сказал Дейв. — Сыном клянусь. Я засунул труп в багажник его машины. Что там с ней потом сталось — не знаю, но я это сделал. Клянусь всем святым. Я хочу увидеть жену, Джимми! Хочу жить! — Дейв кинул взгляд наверх, на изнанку моста — там шуршали шины, струились желтые огни. — Джимми, пожалуйста, не отнимай у меня этого!

Джимми взглянул Дейву в лицо, и Дейв увидел свою смерть. Она читалась в фигуре Джимми, как в силуэтах Волков. Он не мог вынести этого зрелища. Вот он стоит — сейчас, в это мгновение, ногами на брусчатке, сердце гонит кровь, адреналиновые железы работают вовсю, мозг шлет команды нервам и мускулам, всем органам его тела. И в любую секунду, даже следующую, лезвие вонзится в его грудь. И вместе с болью придет осознание того, что жизнь — его жизнь, и все его мысли и чувства, и то, что он ходит, и ест, и любит, и смеется, чего-то касается, вдыхает запах — окончится. Принять это с храбрым спокойствием невозможно. Он станет просить, умолять. Он сделает все, что они захотят, только пусть не убивают его.