Падшие в небеса. 1997 - Ярослав Питерский

Мужчина как-то виновато и по-детски замахал руками:

– Нет, что ты что ты! Вот просто пришел поговорить! Неужели не пустишь? Ведь нам есть многое, о чем поговорить! Так ведь? А Вилор? Неужели ты не захочешь со мной поговорить! Нам обязательно нужно поговорить! Пустишь?

Вилор тяжело вздохнул, он смотрел на Скрябина и понимал, что сейчас не готов разговаривать с этим типом. Но какая-то неведомая сила заставила Щукина распахнуть дверь.

– Проходи, коль пришел! – мрачно буркнул Щукин.

Варелиан зашел крадучись, словно кошка на чужой территории. Он нервно улыбался и внимательно смотрел на Вилора. Тот закрыл за нежданным визитером дверь и махнул рукой:

– Ну, проходи в комнату, там говорить будем, что на пороге разговаривать что ли? Такие разговоры возле двери не ведут. Давай, проходи.

Скрябин закивал головой и зачем-то согнулся. Вилор с любопытством наблюдал, как Валериан поправляет на туфлях полиэтиленовые чехлы – бахилы, какие обычно заставляют надевать посетителей в больницах.

– Ты что делаешь? – удивился Вилор. – Вытри ноги и все, я потом подотру пол, коль не хочешь снимать туфли.

– Нет, нет, я привык уважать чистоту, и следить не хочу, – Валериан вновь недобро ухмыльнулся. – Да и потом это не трудно… натянул вот бахилы,… потом выбросил, удобно и хозяевам нет забот.

– Странный ты… ну как знаешь, – Вилор махнул рукой и прошел в комнату.

Там он плюхнулся в кресло. В проеме показался Скрябин, он стоял словно студент первокурсник на первом зачете, не решаясь сесть, напротив.

– Да ты садись уж, коль в гостях. Разговор, я понимаю, тяжелый будет?

– Как знать, – тяжело вздохнул Валериан и осторожно присел в кресле, напротив. – В общем-то я не ругаться пришел. А расставить все точки над И. Мне надоело такое положение. Оно всех гнетет. Всех и меня и тебя и Лиду… – Скрябин опустил глаза.

Только тут Вилор заметил, что Валериан в руках держит пакет. Вернее, это был сверток, продолговатый и круглый.

Щукин ухмыльнулся:

– Да уж, я и сам право давно хотел все точки-то расставить.

– И как ты их хотел расставить? – неожиданно вызывающе и смело спросил Скрябин.

Вилору на секунду показалось, что он знает, про разговор с отцом Виктории. Про этот чертов и проклятый «заказ»! Про дурацкие и страшные планы Щукина!

– Так я не понял, как ты хотел точки-то расставить? – повторил вопрос Валериан.

– Хотел расставить по справедливости, а ты?

Скрябин грустно улыбнулся:

– По справедливости говоришь, как странно и я тоже хочу по справедливости, значит у нас одна цель, значит, есть то, что нас может сблизить, или примирить, в конце-то концов.

– Ну, насчет сближения ты торопишься, сближаться я с тобой не собираюсь… – мрачно бросил Щукин. – Ты не тот человек с кем бы я хотел общаться.

Валериан тяжело вздохнул, но не обиделся, он опять грустно улыбнулся и пожал плечами, было видно, что он волнуется. Скрябин, дрожащим и прерывистым голосом сказал:

– Не сближайся, просто… из-за женщины нам быть врагами нет смысла. Она сама должна решить, что и как. А вот быть врагами по творчеству не разумно. Это глупо обижаться на соперника по творчеству! – нервно посмеиваясь, сказал Валериан.

– Ах, вот как ты заговорил. То есть ты, согласился с тем, что Лидия уйдет ко мне? А вот потом, потом будешь меня топить своими гнусными статейками и говорить мол, не обижайся это профессионально… без личности? Так что ли? – возмутился Вилор.

– Ну не так… та не злись и не заводись, выслушай меня, а уж потом делай выводы. Кстати, что бы разговор был боле мягкий и простой предлагаю выпить, вот я коньяк принес. – Скрябин протянул сверток, руки его немного дрожали от напряжения.

Щукин удивился, он с недоумением смотрел, то на Валериана, то на его подношение.

– Ну что ты, что? Вилор, давай, как мужик с мужиком выпьем и поговорим, ты выскажешь все, что думаешь обо мне. Что хочешь сделать с Лидией и, какие планы у тебя в отношении нашей семьи. А я выскажу тебе свое мнение. Может и, компромисс найдем? Давай неси бокалы, – Валериан попытался улыбнуться, но вместо этого противно сморщился.

Вилор несколько секунд размышлял, затем встал и вышел в кухню. Там он достал из серванта два бокала, а из холодильника тарелку с дольками нарезанного лимона. Затем зашел в спальню и, скинув халат, надел чистую рубаху и джинсы.

Когда он вернулся в комнату, то увидел, что Скрябин, заложив руки за спину, медленно ходит вдоль книжных полок. Он рассматривал щукинскую библиотеку, словно посетитель в музее.

Вилор ухмыльнулся и, достав из свертка бутылку с коньяком, разлил его по бокалам. Валериан даже не обращал внимания на хозяина. Он был увлечен литературой, что стояла на полках, хотя Щукину показалось, что он лишь делает вид.

– Ну что критик! Удивляет, что бездарный поэт такие книги дома имеет? – язвительно спросил Вилор. – Ладно, иди вот выпей.

Валериан обернулся и, вновь противно улыбнувшись, тяжело вздохнув, медленно вернулся в кресло. Вилор уже потягивал коньяк и внимательно смотрел на Скрябина. Тот как-то нервно ухмыльнулся и, покосившись на бокал Щукина, как-то картинно сложил ладони домиком и поднес их к губам, Щукин заметил, что руки у критика дрожат.

А Скрябин между тем следил за Вилором, за каждым его движением.

Тот почувствовал себя неловко, ему было противно, что этот человек вот так рассматривает его в открытую, нагло и бесцеремонно. Щукин допил коньяк и налил себе еще. Сделав пару глотков, спросил:

– А что ж ты не пьешь-то критик? А? Сам принес и не пьешь?

– Так ты ж со мной не чокнулся, как же пить с хозяином, если он с гостем чокнуться не хочет!

– Не, чокаться я с тобой точно не буду. Не буду! И не проси! Я и так тебе домой пустил. А надо было взашей… – Вилор почувствовал, что уже сильно захмелел. – Так что ты мне хотел сказать, что решил-то? А?! Господин критик?!

Валериан стал хмурым. Он отвернулся и, посмотрев куда-то на потолок грустно ответил:

– Я решил, что Лидия должна уйти!

– Правда? – язвительно передернул его Вилор.

– Да, она должна уйти навсегда, пусть идет. Я ее больше не держу. Незачем. Мы стали слишком далекими людьми. Вот так! Пусть это произойдет. Она хочет свободы, пусть она ее имеет. Полную вселенскую свободу!

– Браво! – Вилор допил коньяк и, поставив бокал, захлопал в ладоши. – Наконец-то до тебя это дошло! Только вот тон у тебя уж слишком пафосный. Он мне не нравиться, ну что это такое – полная вселенская свобода! Что это за такое? Полная вселенская свобода – это смерть, небытие, если ты помнишь философию! Ей просто свобода нужна! Ну, да ладно, а почему вдруг такие перемены? А?

Скрябин вдруг стал совсем мрачным. Он посмотрел на Вилора и тот почувствовал в его взгляде призрение и брезгливость. Валериан зло, почти не раскрывая губ, процедил сквозь зубы: