Царствование императора Николая II - Сергей Сергеевич Ольденбург

На Маньчжурском фронте продолжалось затишье. Происходили только мелкие стычки. В северной Корее вдоль берега медленно продвигался вперед крупный японский отряд, но еще и в августе он находился в нескольких десятках верст от русской границы.

Японцы воспользовались своим господством на море и 21 июня высадили на Сахалине две дивизии. Русских войск на острове было 3000–4000 человек, включая ополчение из каторжан. Борьба была слишком неравная; она растянулась почти на два месяца только вследствие больших размеров острова.

Созыв конференции для переговоров о мире был намечен на вторую половину июля. После некоторого колебания государь назначил главным русским уполномоченным С. Ю. Витте. Выбор этот мог показаться странным ввиду почти открыто «пораженческой» позиции бывшего министра финансов. Но государь учел, что Витте – человек талантливый, быстро осваивающийся с возложенной на него ролью; кроме того, в случае неуспеха переговоров было бы меньше нареканий, если бы разрыв произошел при таком определенном стороннике мира, как Витте. К тому же последнее слово государь сохранял за собой.

Витте выехал из Петербурга 6 июля. Проезжая через Берлин, он виделся со своим другом, банкиром Мендельсоном, и говорил ему, что России, конечно, придется отдать Японии Сахалин и заплатить большую контрибуцию. Опасаясь сопротивления со стороны государя, он просил устроить так, чтобы германский император повлиял на него в сторону уступок.

Государь между тем делал все от него зависевшее, чтобы обеспечить возможность продолжения войны. Он ловил всякое заявление против немедленного мира, выражал свое согласие с ним и свою благодарность. На телеграмму группы Оренбургского духовенства он (18 июля) ответил: «Русские люди могут положиться на меня. Я никогда не заключу позорного или недостойного Великой России мира». На телеграмме Хабаровской городской думы, просившей не заключать мира до победы, государь начертал: «Всецело разделяю ваши чувства». Но он в то же время не мог не видеть, как малочисленны были эти резолюции…

Заграничная русская печать упорно требовала немедленного мира. «Продолжение войны будет стоить гораздо дороже той контрибуции, о которой мы могли бы сговориться с японцами… Государственный расчет предписывает нам примириться с уступкой Сахалина», – писало «Освобождение». Ему вторила и легальная левая печать, причем «Наша Жизнь» уже в мае советовала отдать японцам Сахалин, пока они его еще не заняли, а в «Сыне Отечества» проф. Бодуэн-де-Куртенэ рассуждал о том, что и Владивосток уступить, в сущности, не более позорно, нежели Порт-Артур.

Только из армии шли более бодрые вести. Отдохнув, пополнившись молодыми силами, ощущая непрерывное нарастание своей мощи, Маньчжурская армия была опять готова к борьбе; солдатской массе внушали мысль, что для возвращения домой надо разбить японцев – иначе придется опять отступать, а Сибирь велика, и войне тогда конца не будет…

Государь произвел большие перемены в руководящих кругах военного и морского ведомства: 23 июня военный министр ген. В. В. Сахаров был заменен ген. А. Ф. Редигером; 30 июня – морской министр адм. Авелан – адм. Бирилевым; начальником Генерального штаба был назначен ген. Ф. Ф. Палицын. За лето были объявлены еще две частные мобилизации, прошедшие совершенно спокойно. После неудачи военного займа во Франции в мае был заключен краткосрочный заем на 150 миллионов в Германии, а 6 августа был выпущен внутренний заем на 200 миллионов рублей. Золотой запас за первое полугодие 1905 года еще возрос на 41 миллион р.

7 июля государь послал императору Вильгельму приглашение прибыть в финские шхеры. Этот вызов сильно заинтересовал германские правящие круги. Вильгельм II последовал зову государя, и 10–11 июля состоялось свидание на рейде Бьерке, на яхте «Полярная звезда». После обмена мнениями о создавшемся международном положении германский император напомнил государю о проекте русско-германского оборонительного союза, возникшем в момент обострения англо-русских отношений из-за инцидента в Северном море, и указал, что с новым французским министром иностранных дел Германии стало гораздо легче ладить. Государь выразил удовлетворение по этому поводу и сказал, что в таком случае ничто не мешает заключению договора. Вильгельм II тут же представил государю свой проект соглашения, и оба монарха скрепили его своими подписями. Желая подтвердить формальное значение этой бумаги, Вильгельм II дал на ней расписаться своему адъютанту фон Чиршки, а с русской стороны, не читая, по предписанию государя свою подпись поставил морской министр адм. Бирилев.

Бьеркский договор устанавливал взаимное обязательство для России и для Германии оказывать друг другу поддержку в случае нападения на них в Европе. Особой статьей указывалось, что Россия предпримет шаги для привлечения Франции к этому союзу. Договор должен был вступить в силу с момента ратификации мирного договора между Россией и Японией. Острие договора было явно направлено против Англии.

Этот договор не стоял в противоречии с франко-русским союзом. В обоих случаях речь шла об обязательстве оказывать поддержку против нападения. Еще император Александр III хотел внести в франко-русскую военную конвенцию особую оговорку о том, что русские обязательства отпадают, если нападающей стороной является Франция, и французский представитель ген. Буадеффр в ответ указал, что такое указание излишне, раз весь договор носит оборонительный характер. (Обязательство оказывать помощь против нападающей стороны легло впоследствии в основу Локарнского договора и ряда других.) Когда поэтому Витте впоследствии утверждал, будто Бьеркский договор стоял в явном противоречии с франко-русским союзом, – это было либо проявлением юридического невежества, либо намеренным искажением истины.

Разумеется, этот шаг не соответствовал настроениям руководящих французских кругов; но едва ли можно было отрицать за русским царем право принимать меры для обеспечения своего тыла, когда Франция – также на юридически безупречном основании – так недавно вошла в тесное соглашение с союзницей Японии, причем это бесспорно отразилось и на русских интересах во время морской войны.

Бьеркский договор как союз трех материковых держав против Англии вполне соответствовал тем воззрениям, которые государь неоднократно высказывал, начиная с весны 1895 г. Но в данный момент он имел еще одно, гораздо более непосредственное значение. Государь подготовлял возможность продолжения войны с Японией. Союзный договор вступал в силу только после окончания войны; это побуждало Германию желать приемлемого для России мира. Но если бы война все-таки возобновилась, то, при наличии Бьеркского договора, нападение Германии на Россию можно было считать исключенным; государь мог рассчитывать добиться и обязательства не нападать и на Францию, особенно после перемен во французском кабинете.

Это открывало возможность переброски значительной части лучших перволинейных русских военных частей с западной границы на Маньчжурский фронт. Такая переброска, произведенная в момент, когда у Японии начинали истощаться кадры, могла сравнительно быстро решить исход борьбы в пользу России.

Договор в Бьерке был сохранен в полной тайне – сначала даже от русского министра иностранных дел гр. Ламздорфа. Вильгельм