История Христианской Церкви I. Апостольское христианство (1–100 г. по Р.Х.) - Филип Шафф

Сцена, разыгравшаяся в Антиохии, представляет собой одно из тех событий, которые обрастают неверными толкованиями и из предубеждения и невежества искажаются в интересах либо ереси, либо ортодоксии. Существует предание о том, что в антиохийской церкви было два прихода и два епископа, Еводий и Игнатий, — одного поставил Петр, а другого Павел. На основании этого предания Цельс, Порфирий и позднейшие враги христианства отрицали духовность и нравственную чистоту апостолов. Слова Павла отозвались в сердцах его противников–евреев горечью и негодованием, и сто лет спустя эти чувства все еще можно было различить в страстных нападках неизвестного автора Псевдо–Климентовых «Бесед» и «Встреч» на Павла, представленного в образе Симона Волхва. Поведение обоих апостолов выглядело настолько странно, что одни отцы церкви заменяли Петра каким–то безвестным Кифой,[478] а другие считали, что апостолы попросту устроили спектакль, чтобы произвести более сильное впечатление на невежественных верующих.[479]

Ставшую уже чуть ли не ортодоксальной выдумку об абсолютном нравственном совершенстве первоапостольской церкви мы должны принести в жертву исторической правде. Однако мы приобретем больше, чем потеряем. Сами апостолы не только не претендовали на совершенство, но и решительно возражали против подобных предположений.[480] Они носили небесное сокровище в глиняных сосудах и тем самым приближали его к нам. Библия откровенно говорит о недостатках святых мужей, чтобы ободрить нас и научить смирению. Смелый поступок Павла доказывает, что у нас есть право и обязанность возражать даже самым высоким церковным властям, когда под угрозой оказываются истина и принципы христианства; в безмолвной покорности Петра мы видим смирение и кротость, соразмерные его высокому положению старшего из апостолов–столпов; поведение их обоих опровергает католические домыслы о превосходстве и непогрешимости папы; да и вся эта сцена символически предвозвещает великое историческое противостояние идейных наследников Петра (католиков) и Павла (протестантов), которое, мы убеждены, когда–нибудь завершится великим примирением в духе Иоанна.

Насколько мы знаем, Петр и Павел больше ни разу не встречались до того дня, когда они оба пролили свою кровь в столице мира во свидетельство об Иисусе.

Бесстрашный протест Павла, вероятно, умерил горячность Иакова и его пресвитеров, но не изменил обычаев иерусалимской общины.[481] И уж тем более он не заставил замолчать радикальную фракцию иудействующих — наоборот, они пришли в еще большую ярость. Они потерпели поражение, но не изменили своих убеждений и с еще большей непримиримостью возобновили борьбу. Они начали собственную миссионерскую деятельность и следовали за Павлом чуть ли не повсюду, где он трудился, в особенности в Коринфе и Галатии. Они тоже были для апостола «жалом в плоти», и едва ли не самым болезненным. Павел не забывает о них ни в одном своем письме, за исключением посланий к фессалоникийцам и Филимону. Не уяснив для себя этот факт, мы не сможем понять подлинный исторический смысл написанных им книг. «Лжеапостолами» он, вероятно, называет тех самых фарисеев, которые спровоцировали первые разногласия, или, во всяком случае, неких духовных людей. Они хвалились тем, что лично знали Господа во дни Его плоти и первых апостолов; поэтому Павел с сарказмом называет этих «лжеапостолов» «высшими Апостолами».[482] Они отрицали апостольство Павла, называя его незаконным и ложным, и нападали на Евангелие Павла, называя его радикальным и бунтарским. Иудействующие, не таясь, убеждали язычников, обращенных апостолом, совершить ритуальное обрезание и соблюдать церемониальный закон — иными словами, внушали им, что они должны быть одновременно христианами и иудеями, чтобы обеспечить себе спасение или хотя бы превосходство над простыми прозелитами врат во внешнем дворе храма. Противники Павла без всякого основания апеллировали к авторитету Иакова, Петра и Самого Иисуса, используя великие имена в своих мелких сектантских целях, подобно тому как Библией сегодня оправдывают всевозможные ереси и человеческие причуды. Они совратили многих галатов, которым в полной мере были присущи кельтские импульсивность и непостоянство. Они раскололи коринфское собрание на несколько фракций и причинили апостолу много волнений. В Колоссах, а также во фригийских и асийских церквях законничество воплотилось в более умеренной форме ессейской мистики и аскетики. В Римской церкви законничеством увлеклись не столько ложные, сколько немощные братья, которые не питали никакой личной вражды к Павлу, и апостол, в свою очередь, обходился с ними мягче, чем с галатийскими ренегатами.

Но эта реакция фанатичных и упрямых иудействующих сослужила и добрую службу. Благодаря ей плодовитый ум Павла создал самое полное и самое глубокое изложение и обоснование учения о грехе и благодати. Если бы не интриги приверженцев закона и обрядов, у нас не было бы бесценных посланий к галатам, коринфянам и римлянам. Там, где избыточествовало заблуждение, благодать преизбыточествовала.

В конце концов, победа была одержана. Жестокие гонения Нерона и еще более ужасное разрушение Иерусалима положили конец всем спорам об обрезании в христианской церкви. Церемониальный закон, который до Христа был «живым, но не животворным», а от Христа до разрушения Иерусалима — «умирающим, но не смертоносным», после гибели города стал «мертвым и смертоносным».[483] Однако во II веке ересь иудействующих обрела новую жизнь за пределами ортодоксальной церкви, в секте ессеев; да и в самой церкви дух формализма и нетерпимости принял новые формы, заменив христианскими обрядами и церемониями символические прообразы домостроительства Моисеева. Но когда бы эта тенденция ни проявилась вновь, теперь у нас есть лучшее противоядие — послания Павла.

§ 36. Христианство в Риме

Об общем, социальном и нравственном состоянии Рима в имперскую эпоху

Ludwig Friedländer: Sittengeschichte Roms. Leipzig, 1862, 5th ed. revised and enlarged, 1881, 3 vols.

Rod. Lanciani: Ancient Rome in the Light of Recent Discoveries. Boston, 1889. (100 иллюстраций).

О жизни евреев в Риме и о том, что писали о них римские авторы

Renan: Les Apôtres, 287–293; Merivale: History of the Romans, VI, 203 sqq.; Friedländer: Sittengeschichte Roms. III, 505 sqq.; Hausrath: Neutestamentliche Zeitgeschichte, III, 383–392 (2d ed.); Schürer: Lehrbuch der Neutestamentlichen Zeitgeschichte, pp. 624 sq., Die Gemeindeverfassung der Juden in Rom in der Kaiserzeit, Leipz., 1879; Huidekoper: Judaism at Rome, 1876. Также John Gill: Notices of the Jews and their Country by the Classic Writers of Antiquity. 2d ed. London, 1872. Об иудейских надписях в Риме см. работы Гарруччи (несколько статей на итальянском языке после 1862 г.), фон Энгельстрёма (на шведском языке, Уппсала, 1876) и Шюрера (1879).

О христианском собрании в Риме

Труды по истории апостольской эпохи (см с. 132 и далее); вступительные статьи к толкованиям Послания к римлянам (упомянутым на с. 192) и несколько критических эссе о возникновении и структуре Римской церкви, а также о цели Послания к римлянам, написанные Бауром (Baur, Ueber Zweck und Veranlassung des Römerbriefs, 1836; повторяется в его же Paul, I., 346 sqq., перевод на англ. яз.), Бейшлагом (Beyschlag, Das geschichtliche Problem des Römerbriefs в альманахе «Studien und Kritiken» за 1867 г.), Гильгенфельдом (Hilgenfeld, Einleitung in das N. T., 1875, pp. 302 sqq.), Вейцсакером (С. Weizsäcker, Ueber die älteste römische Christengemeinde, 1876, и его же Apost. Zeitalter, 1886, pp. 415–467).

W. Mangold: Der Römerbrief und seine gesch. Voraussetzungen, Marburg, 1884. Доказывает, что римская церковь с самого начала состояла преимущественно из евреев (полемизируя с Вейцсакером).

Rud. Seyerlen: Entstehung und erste Schicksale der Christengemeinde in Rom. Tübingen, 1874.

Adolf Harnack: Christianity and Christians at the Court of the Roman Emperors before the Time of Constantine, «Princeton Review», N. York, 1878, pp. 239–280.

J. Spencer Northcote, W. R. Brownlow (католики): Roma Sotterranea, new ed., London, 1879, vol. I., pp. 78–91. Опирается на обширное сочинение Де Росси на итальянском языке под тем же названием (Roma, 1864 — 1877, 3 т. ин–фолио). Обе работы содержат важные сведения о раннехристианских памятниках в катакомбах.

Formby: Ancient Rome and its Connect, with the Chr. Rel. Lond., 1880.

Keim: Rom. u. das Christenthum. Berlin, 1881.

Rodolfo Lanciani: Pagan and Christian Rome. New York, 1893, pp. x, 374. Очень важная работа, показывающая на основе недавних открытий, что христианство проникло в ткань римского общества I века нашей эры глубже, чем принято считать.

Из книги Roma Sotterranea Норткоута и Браунлоу.

Город Рим

Рим был для Римской империи тем же, чем Париж для Франции или Лондон для Великобритании: правящей главой и бьющимся сердцем. Своим космополитизмом он даже превосходил эти современные города. Это был весь мир в миниатюре, orbis in urbe. Рим покорил почти все народы тогдашнего цивилизованного мира и пополнял ряды своих жителей за счет людей с востока и запада, с севера и юга. В нем нашли пристанище все языки, верования и традиции покоренных провинций. Половина жителей говорила по–гречески, и уроженцы города жаловались на засилье этого иностранного языка, который после завоеваний Александра Македонского стал языком Востока и всего цивилизованного мира.[484] Императорский дворец был средоточием жизни Востока и Греции. Многие иностранцы были вольноотпущенниками и, как правило, носили фамилии своих хозяев. Многие из них очень разбогатели, даже стали миллионерами. Типичный богатый вольноотпущенник того времени был вульгарным, нахальным, хвастливым выскочкой. По словам Тацита, со всех концов империи в Рим, словно в общую сточную канаву, неудержимо стекалось «все отвратительное и постыдное». Но то же самое можно сказать и обо всем лучшем: в Рим стекались изобильнейшие дары природы и редчайшие произведения искусства; предприимчивая и честолюбивая молодежь, гениальные, образованные люди, владеющие всевозможными ремеслами, находили в Риме обширное поле для приложения своих способностей и получали за свой труд достойное вознаграждение.