Темный Лорд - Александра Лисина

Купец тяжело вздохнул: конечно же, он знал ответ на свой вопрос. Из двух зол всегда приходится выбирать меньшее. И Белик, как ни гадко сознавать, просто крохотная искорка в громадном костре неизвестности, в которой все мы оказались на границе эпохи. Маленький винтик в невидимой машине времени. Невесомая пылинка на дороге вечности. Появилась, и тут же исчезла. Мало кто заметил ее присутствие, да и те вскоре забудут. Стыдно, конечно, но так оно и есть. Сегодня погибнет он, завтра не станет кого-то другого, но жизнь и тогда не остановится, не прервется и даже не замедлит свой бег. Мы будем рождаться, драться и умирать до скончания веков — быстро, тихо и незаметно. Да, Белик погибнет ради того, чтобы выжила Илима. Он выбрал свою участь сам, и некого винить за этот страшный размен. Да, он погибнет в муках, но поутру остальные все равно встанут, позавтракают и пойдут дальше, потому что так нужно, и этого требует долг. Даже Дядько пойдет, у него не будет ни одного лишнего дня, чтобы предаться своему горю. Он прекрасно это понимает, как понимают и все остальные. Но только сидя вот так, у костра, начинаешь четко сознавать, что возможно, скоро подойдет и твоя очередь…

Может, когда-нибудь настанут времена, когда все изменится, когда придут другие люди и другие ценности, когда человеческая жизнь будет значить гораздо больше, чем сейчас. Когда бесследно исчезнут ненависть, зависть, жажда власти и стяжательство. Когда бессмертные перестанут презирать другие расы. Когда гномы выйдут из своего добровольного затворничества. Когда мы все сможем, наконец, жить по-другому! Не как пауки в громадной банке, где сильный пожирает более слабого! А как разумные соседи, способные на плодотворное сотрудничество. Разве для этого нужно так много?!

Купец незаметно покосился на невозмутимо жующих Светлых, которые слишком уж демонстративно отстранились от чужих проблем, и невесело покачал головой: нет, жизни одного умирающего мальчишки для этого явно недостаточно.

— Господин…

Дядько мгновенно открыл глаза и стремительно обернулся, страстно надеясь, что его опасения все же не оправдались, но наткнулся на странно убегающий взгляд вышедшей на улицу поварихи, комкающей нещадно перепачканную простыню, ненадолго прислушался к чему-то и вдруг покрылся холодным липким потом: он больше не слышал стонов. Как не слышал никакого шевеления за пологом. А донна Арва, побледневшая, какая-то осунувшаяся и постаревшая сразу на несколько лет, стояла прямо ним и отчего-то не смела посмотреть в глаза.

— Что? — хрипло выдавил он, уже зная, что услышит в ответ.

Толстуха судорожно сглотнула и, уже не сдерживая слезы, неслышно прошептала:

— Господин… Белик не дышит.

Глава 15

Дядько не стал ничего уточнять и переспрашивать. Зачем? Она и без того не могла ошибиться. Если решилась произнести страшные слова, то наверняка не одну минуту перед этим сидела, старательно вслушиваясь в чужое дыхание, которое вдруг прервалось, и тщетно пытаясь нащупать пульсирующую жилку на шее.

— Господин?

Страж, не поднимая глаз, кивнул.

— Спасибо, я понял.

Повариха побледнела еще больше, но не посмела отрывать его от безутешного горя, которое он переживал, по обыкновению, молча. И это молчание пугало гораздо больше, чем если бы на нее, как на принесшего дурные вести гонца, незаслуженно спустили всех собак. Но он не вскочил, не замахал руками, не начал метаться по поляне или рваться к неподвижному телу с отчаянным криком: "не верю!". Не посмотрел с безумной надеждой, пытаясь найти в чужих глазах слабый отсвет совершенной ошибки. Не искал виноватых и по-прежнему не ждал ни от кого сочувствия. Только на миг прикрыл потяжелевшие веки, до боли сжал кулаки и вдруг резким движением поднялся.

Герр Хатор прикусил губу и отвернулся, чтобы не видеть его застывшего лица, но Дядько не стал задерживаться — откинув полог, осторожно присел возле смертельно бледного племянника, до подбородка укрытого окровавленной простыней, и на несколько минут приложил пальцы к его шее. Терпеливо подождал, заставив пристально наблюдающих караванщиков затаить дыхание, а потом, не поменявшись в лице, бережно опустил неподвижные веки мальчика. Медленным, до боли знакомым жестом, значение которого никому не надо было объяснять.

Илима, поняв, что для Белика все кончилось, беззвучно разрыдалась и со всех ног бросилась прочь, но Страж не обратил внимания. Закутав племянника еще плотнее и накинув сверху насквозь промокшую куртку, он осторожно поднял еще теплое тело и так же медленно вышел.

— Карраш?

Из-за дальних кустов немедленно послышалась возня.

— Захвати его вещи и покажи дорогу. Ты нашел то, что я просил?

Гаррканец согласно рыкнул и послушно метнулся к оставленной повозке. Проворно сунул морду внутрь, по-хозяйски пошарил и ловко подцепил зубами проклятую палку-талисман, после чего привычно забросил ее на спину и безмолвно потрусил рядом со Стражем. Послушный, молчаливый и невероятно напряженный. По дороге он успел ласково погладить бескровное лицо мальчика губами и нежно потереться щекой, от избытка чувств чуть не скинул с его плеча мокрую ткань, но сразу спохватился — поспешно подоткнул сваливающийся краешек мордой. Получилось не совсем удачно, потому что он не только едва не нализался чужой крови, но и материю чуть не порвал: оказалось, в спешке хватанул за нее сразу обоими рядами зубов. А та не была рассчитана на подобное варварство, поэтому сухо треснула и стала стремительно расползаться прямо на глазах.

— Не лезь! — Дядько грозно глянул на суетящегося скакуна, отпихнул от греха подальше и вернул простыню на место, но усел опрометчиво показать обомлевшим от внезапного ужаса попутчикам правое предплечье племенника и часть его шеи.

— О боги! — сглотнул рыжий при виде щедрого переплетения багровых следов на изуродованной коже мальчишки. Там действительно не было живого места! Причем, судя по всему, от головы до самых пяток! Он увидел лишь краешек, самую малость, крохотный кусочек этого изуверства, но и этого хватило, чтобы почувствовать ледяной холод между лопаток: такое впечатление, что мальца кто-то долго и упорно хлестал кнутом! Да так, что неестественно ровные, длинные и глубокие разрезы, больше напоминающие прикосновение острого ножа, тянулись от тонких пальцев в сторону шеи непрерывными полосами, временами причудливо изгибаясь и переплетаясь между собой, как детали невероятно сложного узора. Будто неведомый художник зачем-то задумал сотворить из обычного человеческого тела удивительный шедевр, равному которому еще никто и никогда не создавал, и расписал его волшебными письменами, превратив живое полотно в настоящее произведение искусства.