Мир вне времени (Сборник) - Ларри Нивен

Было время, когда Хукер надеялся, что Грег сдастся и повернет назад; ну когда-нибудь он все же должен понять всю бессмысленность этой погони! Но шли годы, плавно переходящие в десятилетия, а погоня не прекращалась. Дуглас часами сидел, тупо уставившись в монитор, наблюдая, как звезды проползают мимо год за годом.

Проходили столетия. Хукер все так же проводил дни перед экраном заднего обзора. Теперь звезды почти не попадались; лишь смутно различимые огоньки галактик мерцали вдалеке.

Теперь он настолько подчинил свою жизнь строгому распорядку, что превратился в робота. Корабельные часы распределяли его жизнь по минутам, в означенное время отправляя его в автодок, на кухню, в спортзал. У него давно не возникало ни одной самостоятельной мысли. Теперь он выглядел скорее как состарившийся механизм, нежели как человек в возрасте. Издалека ему все еще можно было дать не больше двадцати; док хорошо позаботился о нем. Но возможности аппарата все же ограничены: в эпоху его создания предельный возраст человека не превышал четырехсот лет. Таким образом, люди тогда еще не представляли себе, какой дополнительный уход может понадобиться человеку, перешагнувшему десятитысячный рубеж. Лицо Дуга оставалось юным, но кожа потрескалась, мускулы давно уже не подавали признаков подвижности и алгоритмы перемещения в пространстве впечатались в подкорку. К этому времени погоня потеряла для него всякий смысл, ибо мыслить самостоятельно он разучился.

Они приблизились к ядру Галактики. Казалось, что разноцветные сверкающие краски — желтые, голубые, зеленые, красные — выливаются в густые вязкие чернила. Вся эта масса вертелась в огромном водовороте — бесконечная круговерть звезд, спрессованных так плотно, что чернота исчезала, отступала на второй план. На них было бы невозможно смотреть, если бы не звездная пыль, несколько приглушавшая яркость.

В этой поистине волшебной игре красок Хукер потерял Лоффьера. Он по привычке увеличил масштаб обзора. Ядро Галактики приблизилось. Дуг залюбовался красными гигантами, и лишь спустя некоторое время заметил голубовато-белую точку прямо по центру. Хукер тупо наблюдал за ее приближением; лишь через час в его мозгу зашевелилась мысль. Емкость его памяти почти переполнилась, но мозг все еще работал и сознание было ясным.

«Интересно, какое повреждение я ему нанес?»

Мысль затуманилась и попыталась ускользнуть, но Дуглас усилием воли удержал ее, подсознательно догадываясь, что она несет ценную информацию.

«Так… я держал луч лазера включенным; наверняка его корабль поврежден и лазер перегорел. Надо покончить с ним… Надо только подождать, пока он подлетит поближе…»

Мысль прервалась, растворилась в полубессознательной дымке… и вернулась через два дня.

«Интересно, насколько поврежден его корабль? Как бы это узнать?»

Через полтора месяца Хукер нашел решение проблемы: можно развернуть корабль боком — Лоффьер сделает то же самое и таким образом, его борт окажется в уязвимом положении.

Так он и сделал.

Затем Дуглас сфокусировал один из боковых экранов обзора, увеличил изображение до максимума и стал ждать. Вскоре подошло время принимать ванну, и он привычно встал было с кресла, но тут же сел и вцепился в подлокотники: нельзя покидать рубку в такой ответственный момент. Он весь дрожал, стуча зубами; смертельный холод разливался по телу.

Лоффьер медленно развернулся, и тут Хукер понял, почему он никогда не вернется домой. Жилая часть — самая непрочная и уязвимая — отсутствовала напрочь. Лазер Дугласа давным-давно расплавил ее, оставив лишь обломки, отполированные по краям молекулами газа, попадающими в поле рэмскопа. Лоффьер умер не сразу; он успел запрограммировать автопилот на столкновение с кораблем противника. Возможно, Грег давно сдался бы. Но автопилот был бездушной машиной и не знал усталости.

Хукер отключил монитор и спустился в сауну. Весь его распорядок полетел к чертям из-за этой задержки. Он все еще пытался вернуться к привычному ритму жизни, когда, несколько лет спустя, поле рэмскопа Лоффьера накрыло его корабль.

Два пустых звездолета на полной скорости мчались к краю Вселенной.

НЕПОЛНОЦЕННЫЕ

Мы летели над пустыней на скайциклах. Неяркое красноватое солнце Дауна наблюдало за нами с высоты. Я пропустил Джилсона вперед. Сегодня он — мой проводник. Я — типичный домосед и большую часть жизни провел на Земле, где любой летательный аппарат считается нелегальным, если он не полностью автоматизирован.

Мне нравится летать. Правда, у меня пока не очень получается, но наш маршрут довольно прост.

— Здесь, — сказал Джилсон.

— Где?

— Вон там. Лети за мной.

Его скайцикл плавно повернул налево и начал снижаться. Я неуклюже последовал за ним.

— Вон тот маленький конус?

— Ага.

Отсюда пустыня казалась безжизненной — насколько вообще может казаться пустыня на любой обитаемой планете. Внизу, почти невидимые с высоты, торчали какие-то остроконечные сухие растения, запасающие воду в стволах; их цветы распускались после дождя и сбрасывали семена, таившиеся в почве в ожидании следующих осадков, через год — а может быть, через десять лет. Тощие теплокровные млекопитающие, размером с лисицу, шустро перебегали от куста к кусту.

Мы приблизились к небольшому холмику, футов пять в высоту, покрытому густой шерстью, с лысой закругленной макушкой. Его прилизанные волоски по цвету не отличались от красноватого песка, окружающего нас. Мы приземлились рядом и вышли из машин.

Кажется, меня принимают за идиота… Эта штука вовсе не похожа на животное; скорее на большой кактус. Иногда у кактусов отрастают такие лохматые колючки.

— Мы как раз позади него, — негромко заметил Джил-сон, темноволосый неразговорчивый здоровяк средних лет. Я уговорил его показать мне пустыню за приличное вознаграждение, но оно не сделало его дружелюбнее. Казалось, он нарочно это подчеркивает.

Мы обогнули холмик, и я засмеялся. Прямые длинные волосы обрамляли его наподобие юбки до самой земли. Несколькими дюймами выше из шерсти торчали две лапы, размером и формой напоминающие передние лапы датского дога, но голые и розовые. Чуть выше виднелись еще две лапки, с кривыми безжизненными пальцами. Над всем этим прилепилась метровая безгубая щель рта, полускрытая волосами, чуть изгибающаяся на концах. Никаких признаков глаз я не заметил. Вообще, этот странный холмик был похож на идола каменного века или карикатуру на средневекового монаха.

Джилсон терпеливо подождал, пока я перестану смеяться.