Дажьбоговы внуки. Свиток первый. Жребий изгоев - Виктор Некрас

— Несмеяне?! Ты ли? Откуда тут?

И тут же Несмеян вспомнил случившееся с посольством Владея и сжал зубы. Радоваться было рано. Не попасть бы из огня, да в полымя.

— Про то не сейчас, — бросил он холодно. Но Корнило словно ничего и не заметил, подъехал ещё ближе.

— Да ты никак удираешь от кого? — цепко спросил он, окинув Несмеяна быстрым взглядом.

— Да пёс его знает, — Несмеян махнул рукой, гадая про себя, что тут делают Ростиславли кмети, в северской-то земле. — Гонятся какие-то…

— Ясно, — Корнило вмиг подобрался, вприщур глянул по окрестным кустам. — Много их?

— Пятеро. Может, семеро. Десяти-то точно не больше.

Несколько отрывистых приказаний — и два десятка кметей с луками, спешась, рассыпались и нырнули в чапыжник, на ходу вытягивая луки из налучий — в обе стороны. Ещё два десятка конных сбились в кучу, держа наперевес копья, оттянулись назад, готовясь, если что, прянуть внапуск.

Корнило и Несмеян отъехали вместе с ними.

Ждали.

Северские кмети вылетели из распадка и тут же задержали коней, сбились в кучу. Озирались, пытаясь понять, что делать дальше. Потом один из них (видно, старшой) отделился, подъехал ближе.

— Кто таковы?! — бросил он высокомерно, даже с вызовом. Нет, не были трусами северские кмети. Да и то сказать — на степной-то меже проживая какая трусость? Тем более, служба их в том и есть, чтобы от чужаков свою землю стеречь.

— Мы сами по себе! — немедленно откликнулся Корнило, и Несмеян внутренне удивился — про что это он? — Просто едем мимо!

— С оружием через нашу, северскую землю?! — недобро усмехнулся северской старшой. — Куда это — мимо?!

— В кривскую землю едем! — с каким-то досадливым нетерпением ответил Корнило. — Можешь с нами поехать и поглядеть, что мы ни единой вашей веси не тронем!

— Да чего с ними рассуждать?! — бросил кто-то рядом с Корнилой весело и с какой-то злостью. — Повязать, да и дело к стороне. После отпустим!

Северской старшой чуть вспятил коня, но было поздно — из чапыжника уже выступили Ростиславли кмети с напруженными луками, и стрелы хищно глядели с тетив острожалыми бронебойными наконечниками.

— Всё понял? — холодно бросил Корнило северскому старшому. — Мне ваша кровь совсем не нужна, нам надо только проехать через вашу страну. Так что оружие не тронь — и жить будешь. Тем более никоторая опасность вашей земле от нас не грозит.

— Я должен князю про то доложить, — процедил старшой, не отнимая, однако руки от меча.

— Докладывай, — кивнул Корнило. — Нам лишняя кровь без надобности.

Шипело и трещало на костре жареное мясо, брызгало жгучими каплями кипящего сала. Пахучая медовуха тёмной струёй плеснула в чаши, запах щекотал ноздри.

— Выпей, Несмеяне, — Корнило протянул чашу полоцкому гридню.

Несмеян чашу взял, но пить не спешил, крутил её в пальцах.

— А зачем ты, Корнило, северскому старшому сказал, что сам по себе? — спросил он, глядя на резко белеющий степной окоём и гадая, достаточно ли отдохнул конь. — Ай Ростиславу Владимиричу больше не служишь?

С южной окраины стана раздалось ржание коней и приветственные выкрики. Корнило глянул в ту сторону и встал.

— Славята приехал, — он усмехнулся и сказал с горечью, поворотясь к кривичу. — А князю мы все сейчас не служим… потому — некому служить. Помер Ростислав Владимирич.

Чаша выпала из рук Несмеяна, звонко брякнув о ножны меча покатилась по снегу, расплескала медовуху.

— Как? — ахнул полочанин. — Когда?

— А вот Славята тебе про всё и расскажет, — кивнул Корнило в сторону подходящего к ним высокого седоусого гридня.

— А я-то послом к вашему князю ехал, — вздохнул Несмеян, снова крутя чашу в руках. Был уже вечер, кмети Славяты раскидывали войлочные шатры, собираясь ночевать в поле, палили высокие костры. Были сказаны уже почти все слова про смерть Ростислава Владимирича, про то, как отравил его приезжий грек, про то, как отказалась от Ростиславичей Тьмуторокань. Теперь Несмеяну в Тьмуторокани и делать-то было нечего, слово-то от Всеслава Брячиславича было к самому Ростиславу, а не к господе тьмутороканской.

— А, — понятливо кивнул Славята, но тут же переспросил, видно, чего-то всё же не уразумев. — А зачем? Посол ваш, Владей-гридень недавно только у Ростислава Владимирича был. Ай про что-то не уговорились?

— Вот про то я и должен был у Ростислава Владимирича спросить, — тяжело сказал Несмеян, глядя на Славяту исподлобья. — Видно, что-то не по-нраву стало Ростиславу Владимиричу…

— Ты это про что? — в голосе Славяты тут же лязгнула сталь, на челюсти вспухли желваки. Вмиг почуял Ростиславль старшой недоброе в словах полочанина. — Ты князя нашего не смей порочить!

— А про то я, Славята Судилич, что порубили наше посольство на Лукоморье из головы в голову, — глядя гридню в глаза, отчётливо с расстановкой сказал Несмеян. — Один только друг мой спасся, гридень Витко, ты его по Волыни ещё помнить должен.

— А Ростислав-князь тут каким боком?! — Славята уже стоял на ногах, хватаясь за рукоять меча.

— А таким, Славята Судилич! — Несмеян тоже стоял, чуть наклонясь вперёд. И меч обнажить не опоздал бы, если чего. — Порубили Владееву чадь Вышата Остромирич и Порей со своими людьми! И я не просто в Тьмуторокань ехал, а — суда над Остромиричами просить!

Славята на мгновение замер, сверля Несмеяна взглядом, потом хрипло потребовал:

— Поклянись!

Несмеян вырвал из ножен узкий острожалый нож, ткнул себя в запястье. Брызнула кровь, окропила снег, проточила ход до мёрзлой земли.

— Клянусь кровью своей и Макошью, Матерью Сырой Землёй, и волей Перуновой и Велесовой!

— Ну, Вышата… — процедил Ростиславль старшой с ненавистью. — Ну, Вышата!..

3. Червонная Русь. Волынь. Окрестности Владимира. Красный Яр. Весна 1066 года, берёзозол

Тропинка вильнула, и глазу открылся широкий склон холма, стекающий к реке. Ветерок приятно обвеял лицо, и Шепель ненадолго остановился — оглядеться. По всему склону, вдоль берега, протянулась весь — не меньше полутора десятков рубленых изб. Весь немаленькая. Красный Яр.

Шепель весело прищурился, отыскивая знакомый дом, в котором не был полгода. Сосну во дворе кметь заметил издалека, и сердце вдруг стукнуло невпопад.

Вечерело, солнце уже задевало краем тёмно-зелёную стену бора на том берегу Буга, и Шепель поторопил коней.

Околица скрывалась за серой стеной высокого прошлогоднего бурьяна, качавшего головками на лёгком ветерке. Шепель миновал широкий проём в огороже, проехал мимо играющих в пыли ребятишек, не обращая внимания на их любопытные взгляды, остановил коней около знакомого плетня, спешился и накинул поводья на кол в прясле.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});