Путь к золотому дракону. Трилогия - Быкова Мария Алексеевна

— А ты едешь, — не менее решительно сказала я. Не нужно было быть великим психологом, чтобы понять, как Сигурд соскучился по семье. — Чем ты поможешь — шаманскую пляску изобразишь? А там от тебя польза будет…

— Нехорошо получается, — стоял на своем волкодлак. — Вы мои гости, я о вас заботиться должен.

— А мы тебе мешать не должны. Давай, Сигурд, вперед! Ты же меня не с голодным василиском оставляешь!

— Это да, — вынужден был согласиться оборотень. — Но… ты точно думаешь, что так правильно будет?

Я энергично закивала.

Через пятнадцать минут в доме остались только я, Эгмонт и кот, но и тот, подумав, выскользнул в дверь и отправился куда-то по своим кошачьим делам. Оборотни, вооружившись сельскохозяйственным инструментом, отбыли на луг, а я, плеснув себе в кружку немного молока, решила посмотреть, как там оставленный на мое попечение маг.

Маг был не очень — он сидел на постели с закрытыми глазами и массировал виски, бормоча не то заклинания, не то ругательства. Походило, что жидкость из склянки не слишком-то ему помогла.

— Яльга? — не открывая глаз, спросил Эгмонт. Я зачем-то кивнула и вдруг почувствовала, как во мне нарастает ощущение беды. — Ты уже поняла, что случилось?

— Нет. — Я облизнула губы. — Ничего хорошего, верно?

— Меня исключили из КОВЕНа, — обыденно сказал Рихтер.

…Что такое КОВЕН?

Еще не поступив в Академию, я полагала, что это — нечто вроде цеха, профессионального объединения, которое не дает своих в обиду, требуя за это некоторого ежемесячного взноса.

Проучившись два семестра, я пришла к выводу, что это — властная структура, призванная прежде всего ограничивать и защищать: ограничивать магов, защищать от них же. Уздечка, намордник, кандалы…

В чем-то я была права. Но в основном — ошибалась.

— КОВЕН, — сухо, как на лекции, излагал Эгмонт, — есть искусственно созданная модель общего магического поля, охватывающего всех магов, прошедших соответственное посвящение. Наряду с наблюдением и контролем в его функции входит также обеспечение целостности магического общества, предоставление доступа к общему магическому фонду и… — Он замолчал и яростно потер виски пальцами. — Мрыс дерр гаст… Все гораздо проще. Сила КОВЕНа — это нечто большее, чем сумма сил входящих в него магов.

— Но я думала, тебя исключили из КОВЕНа, как только Эллендар узнал о нашем бегстве!

— Нет. Из КОВЕНа не исключают даже тех, кто заточен в Межинградскую тюрьму, — их возможности, скажем так, становятся несколько уменьшенными, но это и так понятно. Даже Веллен не был исключен из КОВЕНа, — Рихтер не то усмехнулся, не то хмыкнул, — он туда изначально не входил. Я вне закона, Яльга, и ты — вместе со мной.

— Вот как. — Я села на коврик, вытянула ноги и отхлебнула из кружки глоток молока. Странно, но я не испытывала ни малейшего волнения — напротив, чувствовала себя этаким ожившим гномским агрегатом. Ему эмоции по статусу не положены. — И что из этого следует?

— Золотой дракон — воплощение космического порядка. — Эгмонт встал и вытащил из-под кровати свою сумку. — Очутившись вне закона, мы тем самым покинули сферу влияния конунга. Будь мы ее подданными — другое дело, но мы не ее подданные, Яльга! Того, кто объявлен вне закона, вправе убить каждый, более того, это обязанность каждого, слышишь, Яльга, — каждого! — мага.

— Хорошо, — сказала я, поразмыслив. — В таком случае мы дожидаемся Сигурда и уходим… куда?

Эгмонт осторожно повернулся всем корпусом, стараясь не двигать головой, и посмотрел на меня донельзя измученным взглядом.

— Во-первых, мы уходим сейчас. Во-вторых, мы никого не ждем.

— То есть как это не ждем?! — возмутилась я. — Сами, получается, спасаемся, а Сигурда бросаем на растерзание ковенцам?

Я хотела добавить что-то про гостеприимство — с печки, свесив ножки в лапоточках, на нас осуждающе смотрел домовой, — но Рихтер перебил меня:

— Яльга, ты ничего не поняла. Это раньше мы были в опасности, потому что были с Сигурдом. Теперь все изменилось — он окажется в опасности, если будет с нами. Мы с тобой — маги, объявленные вне закона, а Сигурд — волкодлак, который вернулся в свой город, под защиту своего конунга.

Он подумал, помассировал висок и добавил, а точнее сказать — добил:

— Сдается, вся эта каша с исключением заварилась после того, как кто-то умный сообразил, каким образом мы достали Сигурда из его камеры…

Вот теперь я поняла все и сразу. КОВЕН долго обманывался насчет моей подлинной сущности, однако невозможно было вечно водить его за нос. Фэйри в мире людей — что волк в отаре овец, а сторожевым псам неизвестна презумпция невиновности. Они просто устроят облаву и разорвут меня в клочья.

Или отправят в ковенскую тюрьму. На опыты.

Яльга, детка, что тебе больше нравится?

Хорошо, что Сигурд с семейством отправились на покос…

Сборы были короткими и не такими разрушительными, как в лавке листвягского гнома. Во всяком случае, кассу мы грабить не стали, а что отлили во флягу молока — так коту и домовому там тоже немного осталось!

Во всей Арре я знала только, где находятся палаты конунга, да еще помнила дорогу до главных ворот. Но ковенцы должны были пожаловать сюда со дня на день, а нам очень не хотелось сыграть роль этакого праздничного каравая, преподнесенного на серебряном блюде. К счастью, оставались другие ворота, которые Сигурд называл Рабочими, а Эгмонт, не умевший выражаться просто, вежливо именовал альтернативными. Возник вопрос, как туда пробраться; я предложила спросить у местных, но предусмотрительный Рихтер выудил откуда-то обрывок пергамента, исчерканный записями и рисунками.

— Схема маршрута, — коротко пояснил он.

Я прищурилась, пытаясь разобрать скачущие, явно детские каракули.

Ориентиры имелись следующие: «белая собака с рыжим ухом», «старая яблоня» (каждое яблоко было вырисовано очень аккуратно и красиво), «забор в полосочку», «отломанная доска». Последней вехой значилась «свинья большая, пестрая», и вот ее неведомый картограф вырисовал очень тщательно, до последнего грязного пятнышка на ухе. Оставалось, правда, непонятным, что именно заставит свинью дожидаться нас посреди дороги в луже, — но других ориентиров все равно не было.

А, ладно, где наша не пропадала! Если что, в самом деле спросим у местных. Тут, кажется, многие знают лыкоморский язык…

Подперев щеку кулачком, домовой осуждающе смотрел нам вслед.

Кем бы ни был автор раздобытой Эгмонтом карты, свое дело он знал туго. Белая собака с рыжим ухом — матерый волкодав весьма флегматичного вида — встретилась нам за первым же поворотом. Старая яблоня обнаружилась через пять минут и два перекрестка. Иначе вышло с полосатым забором: его не было, и мы уже почти заучили порядок расположения всех окрестных заборов, когда Эгмонт вдруг заметил, что один из них блестит от свежей, еще не просохшей зеленой краски.

Зато свинья нашлась именно там, где изобразил ее художник, — в огромной луже посреди дороги. Одно из двух: либо свинья из принципа никогда не покидала этой лужи, либо дожидалась именно нас.

Свернув во второй от свиньи переулок налево, мы отсчитали шесть домов, повернули еще раз — и перед нами открылась узенькая прямая улочка, в конце которой виднелись искомые ворота.

Я недоверчиво прищурилась.

У ворот в довольно живописных позах — прям хоть в путеводитель по Арре вставляй — расположились два крупных волка, и один, что посветлее, показался мне подозрительно знакомым. Но волки в принципе все похожи друг на друга; я вспомнила того, которого приняла за Сигурда в малиннике, и немного воспрянула духом. Опять же, что наш Сигурд забыл у этих ворот? Особенно когда он так нужен своей семье! Долг и Сигурд — примерно то же самое, что Яльга и молоко.

Да и грабель нигде не видать…

Я покосилась на мага — он шел, засунув руки в карманы, и с небрежным видом осматривал окрестности. Небрежность-то меня и напугала: Эгмонт с самого утра был не особо адекватен. Если несчастные волки попытаются притормозить уважаемых гостей Арры, с него станется прорываться с боем.