Том 4. Поэмы, сказки - Александр Сергеевич Пушкин

–

В те дни Езерские немало

Сменили мнений и друзей

Для пользы общей (и своей).

VI

Когда средь Думы величавой

Приял Романов свой венец

И под отеческой державой

Русь отдохнула наконец,

А наши вороги смирились,

Тогда Езерские явились

Опять в чинах и при дворе.

При императоре Петре

Один из них был четвертован

За связь с царевичем, другой,

Его племянник молодой,

Прощен и милостью окован,

Он на голландке был женат

И умер знатен и богат.

VII

Царя не стало; государство

Шаталось, будто под грозой,

И усмиренное боярство

Его железною рукой

Мятежной предалось надежде:

«Пусть будет вновь, что было прежде,

Долой кафтан кургузый. Нет!

Примером нам да будет швед26».

Не тут-то было. Тень Петрова

Стояла грозно средь бояр.

Бессилен немощный удар,

Что было, не восстало снова;

Россию двинули вперед

Ветрила те ж, средь тех же вод.

VIII

И тут Езерские возились

В связи то с этим, то с другим,

На счастье Меншикова злились,

Шептали с хитрым Трубецким27,

И Бирон, деспот непреклонный,

Смирял их род неугомонный,

И Долгорукие князья

Бывали втайне им друзья.

Матвей Арсеньевич Езерский,

Случайный, знатный человек,

Был очень славен в прошлый век

Своим умом и злобой зверской.

Имел он сына одного

(Отца героя моего).

После строфы XV:

Во фраке очень устарелом

Он молча, сидя у бюро,

До трех часов в раздумье зрелом

Чинил и пробовал перо.

Вам должно знать, что мои чиновник

Был сочинитель и любовник;

Свои статьи печатал он

В «Соревнователе». Влюблен

Он был в Коломне по соседству

В одну лифляндочку. Она

С своею матерью одна

Жила в домишке, по наследству

Доставшемся недавно ей

От дяди Франца. Дядя сей…

———

Но от мещанской родословной

Я вас избавлю – и займусь

Моею повестью любовной,

Покамест вновь не занесусь.

В черновиках поэмы имеется несколько фрагментов, относящихся к разным строфам:

К строфам VIII–IX

Мне жаль, что домы наши новы,

Что выставляют стены их

Не льва с мечом, не щит гербовый,

А ряд лишь вывесок цветных,

Что наши бабушки и деды

Для назидательной беседы

С жезлами, с розами, в звездах,

В роброндах, в латах, париках

У нас не блещут в старых рамах

В простенках светлых галерей;

Мне жаль, что шайка торгашей

Лягает в плоских эпиграммах

Святую нашу старину

. . . . . . . . . .

Другая редакция конца строфы:

Что мы с любовью беспечальной

Не знаем жизни феодальной

В своих поместьях родовых

Среди подручников своих,

Мне жаль, что мы, руке наемной

Вверяя чистый свой доход,

С трудом в столице круглый год

Влачим ярмо неволи темной

И что спасибо нам за то

Не скажет, кажется, никто.

Конец строфы X:

Имел пятнадцать тысяч душ,

Из коих шиш ему достался.

Он регистратором служил

И малым жалованьем жил,

На службу каждый день таскался

И, сев смиренно у бюро,

Чинил да пробовал перо.

К строфе XI:

Какой вы строгий литератор!

Вы говорите, критик мой,

Что уж коллежский регистратор

Прежалкий для меня герой,

Что в списках целого Парнаса

Героя нет такого класса.

Вы правы, но, божиться рад,

И я совсем не виноват.

Недоработанная строфа:

К тому же это подражанье

Поэту Байрону: наш лорд

(Как говорит о нем преданье)

Не только был отменно горд

Высоким даром песнопенья,

Но и . . . . . рожденья.

. . . . . . Ламартин

(Я слышал) также дворянин,

Юго – не знаю . . . . .

. . . . . . . . . .

. . . . . . . . . .

В России же мы все дворяне,

Все, кроме двух иль трех, зато

Мы их не ставим ни во что.

Начало неоконченной строфы к строфе XV:

Он одевался нерадиво,

На нем сидело всё не так,

Всегда бывал застегнут криво

Его зеленый узкий фрак.

Но надо знать, что мой чиновник

Был сочинитель и любовник,

Не только малый деловой…

МЕДНЫЙ ВСАДНИК

ОТДЕЛЬНЫЕ МЕСТА БЕЛОВЫХ РУКОПИСЕЙ, ИСКЛЮЧЕННЫЕ ИЗ ОКОНЧАТЕЛЬНОЙ РЕДАКЦИИ ИЛИ ПЕРЕРАБОТАННЫЕ

После стиха «Насквозь простреленных в бою»:

Цветные дротики уланов,

Звук труб и грохот барабанов,

Люблю на улицах твоих

Встречать поутру взводы их,

Вместо трех стихов, начиная с «Или, взломав свой синий лед»:

Или крестит, средь невских вод,

Меньшого брата русский флот,

Или Нева весну пирует

И к морю мчит разбитый лед.

После стиха «Которым жизнь куда легка!»:

Что вряд еще через два года

Он чин получит; что река

Всё прибывала, что погода

Не унималась, что едва ль

Мостов не сымут, что, конечно,

Параше будет очень жаль…

Тут он разнежился сердечно

И размечтался, как поэт:

«Жениться, что ж? зачем же нет?

И в самом деле. Я устрою

Себе смиренный уголок

И в нем Парашу успокою.[33]

Кровать, два стула; щей горшок

Да сам большой; чего мне боле?

Не будем прихотей мы знать,

По воскресеньям летом в поле

С Парашей буду я гулять;

Местечко выпрошу; Параше

Препоручу хозяйство наше