Крепость королей. Проклятие - Пётч Оливер

Каспар со стоном взвалил на плечо пахнущий гнилью сверток и огляделся в поисках подходящего укрытия. Взгляд его упал на распахнутую дверь сарая. Каспар мрачно улыбнулся. Он вдруг понял, где спрятать наместника. Отличная могила для свиньи, что добывала свои деньги из грязи.

Воистину, он дорого продал свою шкуру…

Когда с работой было покончено, Каспар поспешил к темному, уединенному изгибу городской стены. В высоту она достигала восьми шагов, но с внутренней стороны выступало достаточно камней, чтобы забраться ловкому человеку. Он с быстротой молнии вскарабкался наверх, сделал глубокий вдох и спрыгнул в ров, полный мутной, холодной воды. В несколько гребков переплыл на другую сторону. Лишь несколько вспугнутых уток стали свидетелями его бегства.

Его дожидалась лошадь, привязанная в перелеске за полями. Когда Каспар добрался до нее, решение его окрепло. Он сообщит нанимателю, что дело зашло в тупик. Почти четыре месяца он со своими людьми потратил на поиски, опросил десятки людей, перерыл все архивы отсюда до Шпейера. И даже если наместник решил вдруг спасти свою жалкую жизнь мнимыми сведениями, Каспар был уверен, что Гесслер блефовал – ради денег. А знахарка – всего лишь суеверная женщина и пошла на смерть из страха перед дьяволом.

Каспар вдохнул прелый лесной воздух и в последний раз оглянулся на Анвайлер. Они гнались за пустой надеждой, далеким воспоминанием. Того человека давно не существовало. Пускай другой ищет себе дальше до посинения, а Каспар умывает руки.

Я и так слишком много времени потратил в этих глухих лесах.

Каспар прикрикнул на лошадь, ударил шпорами и понесся на восток, к холмам Васгау, за которыми нес свои воды Рейн.

Ему предстоял долгий путь домой.

Глава 13

Трифельс,

5 июня 1524 года от Рождества Христова, ночь

Агнес в нерешительности стояла перед комнатой раненого отца и силилась войти. Ее по-прежнему пробирала легкая дрожь при мысли о том, что монах сказал ей касательно болезни Эрфенштайна.

Все эти симптомы проявляются лишь при отравлении аконитом…

Неужели граф Шарфенек действительно отравил ее отца? Но зачем?

С вечера Агнес уже дважды заходила в комнату наместника, расположенную прямо под крышей главной башни, но всякий раз заставала отца погруженным в глубокий сон. Восковое лицо его блестело от пота, дыхание был хриплым и прерывистым. Сейчас стояла глубокая ночь.

С жутким предчувствием Агнес прислушалась сквозь тяжелую дубовую дверь и с облегчением различила натужный хрип. Значит, отец еще жил. Она постучалась и, не дожидаясь ответа, вошла в комнату.

Некогда гордый наместник, Филипп Свирепый фон Эрфенштайн трясся под кучей одеял и медвежьих шкур, под которыми его и видно-то не было. Наружу выглядывало только бородатое лицо, совсем уж крошечное. Волосы налипли на лоб, глаза метались из стороны в сторону, точно у загнанного зверя. Только разглядев Агнес, Эрфенштайн немного успокоился.

– А, дочь моя, – проговорил он надломленным голосом и со стоном повернул к ней лицо. разговор давался ему с явным трудом, ему то и дело приходилось сглатывать, словно у него кусок застрял в горле. – Я… я давно тебя ждал. Подойди… ближе, пока… не слишком поздно.

– Что ты говоришь такое, отец? – начала Агнес и шагнула к нему с усталой улыбкой.

Краем глаза она заметила на столике чашку воды и нетронутую кружку подогретого вина со зверобоем и вытяжкой из ивовой коры, которое отец Тристан приготовил всего пару часов назад.

– Ты немного передохнешь, и мы…

Эрфенштайн взял ее за руку и притянул почти вплотную к себе, так что Агнес почувствовала его гнилостное дыхание. От отца исходил спертый запах несвежего пота, гноя и засохшей крови.

«Дыхание смерти», – подумала Агнес.

– Я не для того позвал тебя, чтобы ты тут меня умасливала, – проворчал отец, и на мгновение голос его зазвучал как прежде. – Я и сам знаю, что дела мои плохи. Эта лихорадка съедает меня изнутри. Вот только я не думал, что все произойдет так быстро…

Агнес молча кивнула. По щекам ее катились слезы и капали на бледное лицо Эрфенштайна. Отец Тристан, судя по всему, не поделился с ним своими подозрениями. Вероятно, он не хотел лишний раз волновать наместника. Тем более что в его состоянии это ничего не изменило бы.

Старый рыцарь прикрыл глаза, словно хотел собраться с силами, и только потом устало продолжил:

– Вертинген, будь он проклят! Не таким уж скверным бойцом оказался, как я полагал… Что ж, я жил как воин и умираю, как подобает воину. Не о чем жалеть.

– Отец, ты не…

– Помолчи наконец и послушай, наглая ты девка! – резко перебил ее отец. – Нам с тобой нужно еще обсудить кое-что. Вообще-то я хотел сообщить тебе это в рыцарском зале, за бокалом вина, под музыку и при свечах. Но ничего не поделаешь. – Он выдержал короткую паузу. – Ты… выйдешь замуж за графа.

В первое мгновение Агнес решила, что ослышалась. Может, отец уже заговаривался в лихорадочном бреду? Она высвободила дрожащую руку и уставилась на него.

– Что ты сказал?

– Вы двое поженитесь. Неужели так трудно понять? – Эрфенштайн выпростал из-под шкур и одеял свое грузное тело и впервые за это время посмотрел дочери в глаза. – Я долго подыскивал для тебя подходящего мужа. То, что граф попросил твоей руки, есть подарок небес! Семья Лёвенштайн-Шарфенек – одна из самых могущественных в Пфальце, они в родственных связях с курфюрстом. Род Эрфенштайнов не угаснет, он возродится в великую династию, он…

– Отец, я не могу выйти за графа! – вскричала Агнес. – Шарфенек… он… он тебе…

– Сделаешь так, как я сказал! – пропыхтел Эрфенштайн, лицо его налилось кровью. – Хочешь отказать отцу в последней просьбе? Хочешь? Поверь, со временем ты поймешь мое решение. Чтобы дочь наместника возвысилась до графини!.. Ты будешь расхаживать в шелках и бархате, все эти чертовы управляющие, бургомистры и секретаришки будут перед тобой кланяться. Наш род наконец займет заслуженное место в книгах.

Агнес решила не волновать больше отца. Его ладонь была уже холодна как лед. Некоторое время девушка хранила молчание, слышалось лишь сиплое дыхание Эрфенштайна. Время словно замедлилось.

– С чего вдруг Шарфенек вздумал жениться на мне? – спросила наконец Агнес в тишину. – Он тщеславен, честолюбив и не любит меня. Какой же в этом смысл?

К отцу понемногу возвращалось спокойствие. Губы его растянулись в тонкой улыбке.

– Думаешь, я над этим не раздумывал? Я и сам знаю, что он чванливый щеголь. Графу не ты нужна, а Трифельс! Он просто без ума от этой крепости. Думаю, только поэтому он и переселился в Шарфенберг. Он… хочет разгадать тайны этих мест, и если женится на тебе, перед ним все двери будут открыты.

– Что за тайны? – удивленно спросила Агнес и почувствовала, как мороз пробежал по коже.

Ей вдруг вспомнился недавний разговор с Мельхиором. Менестрель тоже утверждал, что граф грезит Трифельсом. В особенности его прошлым.

– Как тебе известно, я получил Трифельс от кайзера в качестве лена за военные заслуги, – начал Эрфенштайн нерешительно. – Добрый участок земли. Но ни я, ни твоя мать особо не интересовались старыми историями, что призраками витают по крепости. В отличие от тебя… – Он тихо рассмеялся. – Ты… всегда была другой. Всё в книжках да старинных легендах и сагах… Наверняка ты сама знаешь, что за секреты таит в себе Трифельс. Тайны, что восходят в далекое прошлое.

Сердце у Агнес забилось чаще. Может, отец знал что-нибудь о ее странных сновидениях? Может, он знал о предполагаемом заговоре Иоганна фон Брауншвейга и его бегстве из Трифельса?

– А эти тайны как-нибудь связаны с неким Иоганном из рода Вельфов и женщиной? – спросила она, запинаясь.

Старый наместник изумленно взглянул на дочь.

– Вельфы? Женщина? – Он устало покачал головой: – Об этом я ничего не знаю. Ты разочаровываешь меня, Агнес. Я думал, ты столько читала, что хоть графу в его поисках сможешь помочь. Ведь все упирается в золото… В кучу золота.