Мера хаоса - Дмитрий Казаков

Небо над головой почему-то было серое, в разводах грязи. Его наискось пересекали черные трещины. Некоторое время Хорст тупо смотрел на него, силясь осознать, почему такой беспорядок, и только потом сообразил, что пялится в дощатый потолок.

После некоторых усилий удалось приподнять голову. Обозрению предстала каморка, способная вместить разве что собаку, но никак не человека. На бревенчатых стенах виднелись пятна сырости, сквозь крошечное, забранное решеткой окошко под самым потолком протискивался тусклый свет.

В углу, привалившись спиной к стене, сидел Авти. Шут выглядел страшно исхудавшим, морщинистая кожа туго обтягивала череп, а во взгляде вместо обычной насмешки читалось только горе.

– А… – из горла вырвалось нечто среднее между всхлипом и кашлем.

И тут на бывшего сапожника лавиной обрушились воспоминания о случившемся: спуск на веревке, лиловый туман, мертвый Родрик, бегство, ре Вальф, вставший на пути чудовища…

– Что, очнулся? – спросил Авти без всякого выражения. – А вот мой сын погиб…

– К-какой сын? – Хорст несколько мгновений вспоминал, что нужно сделать для того, чтобы пошевелить рукой, потом поднял ее и ощупал собственную грудь. Цепочки с амулетом там не было – значит, не привиделось, значит, правда!

– Мой. Погиб.

– Что? – Приподнявшись, Хорст обнаружил, что лежит на куче соломы, а ноги упираются в узкую дверцу. В углу чернело грязное ведро, а кислая вонь, разносившаяся от него, ни на мгновение не дала усомниться в его назначении. – Я его…

И тут догадка ударила в лоб не хуже кузнечного молота.

– Сандир ре Вальф – твой сын? – выпалил Хорст. Это многое объясняло: и странное сходство между командором и шутом, и то подчеркнутое почтение, с которым ре Вальф относился к Авти, и то, почему он ради него готов был пойти на нарушение орденского устава…

– Да.

– Тогда кто же ты?

– Когда-то я звался Автин ре Вальф, – серая маска на лице шута треснула кривой улыбкой, – потом стал братом Автином, а затем просто Авти Болваном.

Хорст почувствовал, что глаза его, потрясенные новостью, готовы отправиться на прогулку в район лба. Благородный человек, ставший шутом, – такое просто невозможно было представить!

– Так что, ваш род прервется? Это тебя печалит?

– У Сандира остались двое сыновей, – покачал головой Авти. – Уже триста лет в нашем роду соблюдается правило – воспитав наследника, мужчина обязан посвятить себя Ордену. Но дети не должны умирать раньше родителей. У тебя нет детей, так что тебе этого не понять…

– Как же… зачем ты стал шутом? – Хорст сел. В теле чувствовалась пьянящая легкость, есть или пить не хотелось.

– Такова судьба всех редаров Ордена, доживших до старости. – Усмешка шута стала горькой. – Расплата.

Хорст ощутил, как бешеным потоком понеслись в голове мысли. Если оруженосцы и послушники ничем не отличались от обычных людей, то редары выделялись необычайной силой и скоростью движений, а также полным отсутствием чувств.

Ясно, что все эти качества они получали при Посвящении – том странном ночном ритуале, который удавалось пережить далеко не каждому.

– Это плата за Посвящение? Но почему именно такая? Почему нельзя придумать ничего иного?

– Голова после выхода за Стену у тебя стала варить чуть лучше. – Авти улыбнулся, но не так, как раньше, во всю пасть, а скупо, не разжимая губ. – Да, это плата за Посвящение, и она может быть только такой, и никакой иной…

– Почему?

– Противостоять внешнему Хаосу обычный человек не в состоянии – слишком много этого Хаоса у него в душе, это поняли давно, еще во времена императора Фендама, создавшего Орден. Идеальный воин должен быть чист, состоять из одного Порядка, и служители нашли способ почти полностью изгонять Хаос из человека.

– Почему бы не изгонять его полностью?

– Если изгнать полностью или хотя бы чуть больше, чем можно, человек умрёт. Какая-то мера Хаоса должна сохраняться всегда, без нее человек перестает быть человеком. Но те, кто прошел через Посвящение, становятся идеальными бойцами Порядка. Они не знают страха и сомнений, не поддаются безумию, которое твари Хаоса сеют вокруг себя. Все было бы хорошо, если бы не… – Авти завозился, устраиваясь поудобнее, с тоской глянул наверх, в оконце.

– …не пришлось рано или поздно расплачиваться за нарушенное равновесие, – оттарабанил Хорст и сам ужаснулся сказанному.

– Да, ты определенно изменился. – Шут глянул на собеседника с удивлением. – Но попал в самую точку. Сколько ни таскай воду на вершину горы, она стечет вниз при первой же возможности. Так и Хаос, задавленный в душе, стремится выпрямиться, и рано или поздно он это сделает. Чем больше лет проходит, тем труднее сдерживать его напор. Душевных сил уже не хватает, и холодный редар, равнодушный к удовольствиям, превращается в безумца, а чаще – в одержимого. Понятное дело, что до этого срока доживают немногие, но Орден всегда почтительно относился к своим ветеранам. Теархи долго искали способ помочь состарившимся соратникам.

– И нашли… – Хорст ощущал, как по спине растекается холодок. Ему открывалась правда, настолько невероятная, что ни один разумный человек в нее бы не поверил. Беда только в том, что Хорст после пережитого и увиденного не ощущал себя разумным человеком.

– Да, нашли, – Авти кивнул. – Был создан так называемый Орден Огня, куда неизбежно переходят редары Ордена Алмаза, дожившие до пятидесяти лет. Для них… для нас нет особого выбора – нести Хаос во внешний мир придется в любом случае, так что лучше делать это добровольно. Причинять боль себе и другим, воровать, насиловать и напиваться, не имея на это никакого желания. Если я или любой другой откажется или по каким-то причинам не сможет этого делать, то неминуемы жуткие болезни и безумие…

Хорст насупился. Теперь стало ясно, почему церковь, несмотря на явную близость бродячих паяцев к Хаосу, сжигала их не чаще, чем обычных людей, и даже защищала по мере сил. Теархам было известно о том, кто щеголяет в дурацких колпаках с бубенчиками и чем именно эти люди занимались раньше.

– А как же ты держался в последние месяцы? Ведь после Стагорна не выступал совсем!

– Все это время я был рядом с несколькими редарами Ордена, сосудами почти чистого Порядка, – лицо Авти вновь омертвело, морщины застыли, как края глубоких ран, – они как бы оттягивали часть бушующего внутри меня Хаоса на себя…

– Так почему же нельзя селить таких, как ты, вдоль Стены? – удивился Хорст. – Тогда бы вы могли жить спокойно, а не бродить по Полуострову, терзая себя и других…

– Нельзя, – шут покачал головой. – Обмен не может быть односторонним. Я частично беру на себя их Порядок, и редары теряют долю стойкости перед миазмами Хаоса. Ну а кроме того, своим существованием, насмешками и издевательствами мы напоминаем людям о том, что Хаос и боль не где-то далеко, а внутри них…