Эдемский Маг. ТОМ I - Игорь Швейц

— истинно сильный, по-настоящему Великий маг и это будет моя первая значимая победа в этом мире. Эрик обязан выложить мне всё что знает о брате, о тайной магии и о некромантии. Я не уйду отсюда, покуда не свергну этот режим и не вытащу из мага всё то, что мне так необходимо знать. И Авиад… Тот старик был явно не тем, кем стремился казаться. Он врал и врал о всём, теперь это яснее голубого неба! — дым огромной завесой накрывал все заводы, поглощал множество складов и убивал множество предателей. Тех муравьёв, что прогнулись под сатанистским диктаторством и побоялись выползти на вольную, свободную и справедливую борьбу, уничтожал и душил тех муравьёв, чьи умы предательски отринулись от собственного народа и собственной свободы.

Грозные здания уверенно падали вниз, хороня всех причастных к их созданию. Магия оказалась чересчур смертельна, а всё оружие предательски оборачивалось против собственных создателей. Ракеты и снаряды изящно вылетали из длинных кованных стволов, полудугой огибая раскинувшееся от края и до края величественное войско и устремляясь вниз, со свистом и радостной победной песней на устах. После каждого такого прилёта слышался мощный хлопок, сопровождающийся дымным облаком, разрывом сконцентрированной маны и снопом разноцветных искр, разметающихся ветром по всей площади огромных заводских коммуникаций, поджигая всё больше и больше, уничтожая и уничтожая всё построенное за последние три года.

— Как громко хлопают эти магические игрушки, даже слуху приятно. Наши пушки и артиллерия ещё долго будут громыхать, покуда не разбомбят абсолютно всё, до самой границы Чёрного града. Мы избавим мир от этой страшной угрозы. От рабства, издевательства и ужаса! — провозгласил Маврикий и его усики нервно дёрнулись в разные стороны. Конечно, он всем сердцем ненавидел то чудовище, что разрушило множество жизней и судеб, в первую очередь существенно нанеся урон самим муравьям. Мартен заставлял убивать, принижать, воровать, он делал всё то, за что его и ненавидели. Но кто его сделал таким, в чём было становление вражьей личности? Может всё дело было в тех самых, казалось бы, «хороших безгрешных людях»?

Эмоции же управляли даже этими несчастными людьми, что навсегда превратились в мерзких придорожных муравьишек, с убогими хитиновыми панцирями на спинах и противоестественной красно-белой расцветкой.

Пушки тряслись как любовники в постелях, с неистовой страстью забрасывая склады своими драгоценными подарками. Здания взлетали в воздух, разорванные в клочья, опустошённые и превратившиеся лишь в напоминание былой силы, что была запрятана в казалось бы прочных и несокрушимых стенах. Муравьи, предавшие своих кровных братьев, также гибли под огромными осколками ракет и снарядов, уже совершивших свою работу и под конец своих жизней послужив ещё одну важную финальную службу.

— Никто из предателей нашего народа не убежит от суда! Такие как они заслуживают ещё более жестокой и кровавой смерти! Но мы милостивы и даже та мана, что активно вливается в боеприпасы, настолько мала и ничтожна, что они обязаны ещё молиться на нашу доброту и снисходительность! Вперёд мои братья! Вливайте магию в наши разящие копья и пусть каждый осознает насколько мы грешны и ответственны за то, что стало с некогда прекрасным городом! В бой! — боевой дух так и хлынул в тела муравьёв, начав циркулировать по телу не хуже маны. Каждый покрепче перехватил данное ему в руки оружие, проверил свою решимость и готовность ринуться в бой. В последний бой против того Зла, что крутило, вертело и пользовалось каждым из них долгие годы.

— Ура! Ура! Ура! Смерть врагу! — скандировал бесконечно тянущийся вдаль ковёр, в разных частях которого стали поднимать флаги ещё выше и пафоснее. Сердца горели не хуже огня в печи, а все мысли заменились только одним громким гулом:

— Уничтожайте, крушите и низвергайте! Только так мы сможем хоть немного очиститься от той крови, в которой мы заморали не только руки, но и собственные сердца. В бой! — брякнул главнокомандующий, с гордостью принявшийся наблюдать за то и дело пускаемыми снарядами.

Теперь воины по максимуму вливали своей маны в огромные пушки, а пушки в свою очередь напитывали бомбы, ракеты и другие боеприпасы ещё более жирной и дикой силой. Свист и взрывы повсеместно окружили Саркиса и богатырю только и оставалось, что наблюдать за разрываемым от дыма и ракет серым небом. Шлейф и гарь, копоть и остатки маны тянулся прямо до заводских домов, нещадно полосуя небо. И такие дорожки буквально образовывали огромную и крепкую небесную паутинку, в которую было уготовано попасть всему руководству Церкви Сатаны. Той Церкви, что осталась без единого контроля и пожрала собственные правила и истоки, взяв курс лишь на террор, мучения, лишения жителей и обогащение и без того зажравшихся любителей роскоши и чужих страданий.

— Авиад ещё там, в Флотлере, почти со слезами рассказывал о здешней идеологии. Он говорил, что любая магия здесь под запретом и пресекается самым жёстким методом. Но как я погляжу Мартен напротив устроил здесь целую магическую империю, вдобавок к этому совершив тайное и неизвестное почти никому в этом мире заклинание Пентаграммы. — снаряд за снарядом изящно попадали в последние высоченные ветки из труб, металлической обшивки, бетона и арматуры. Будто праздничный салют, магическое вооружение безо всяких проблем рушило, крошило и уничтожало, оставляя после себя лишь пустошь, свалку из металла, копоти, грязи, пороха, остатков ракет и маны. — Лживая и бесконтрольная идеология превратила весь город в царство анархии и сатанизма. Всё здесь пропахло грехами и людским горем… Мне действительно всё равно на этих людей, что как трусливые суки укрылись и до сих пор укрываются в своих муравейниках, я их презираю и плюю в их лица, но если эта тварь хоть как-то посягнула на жизнь Демиурга… — гнев подобрался к голове и кулакам, шипя и превращаясь в первые тонкие языки пламени. Костёр начинал разгораться и потушить его не мог ни самый сильный ветер, ни торнадо, ни даже цунами. — Этот убогий чёрный нарост в виде закрытого города мог жить и жить, если бы Мартен не посмел посягать на моего брата… Я обязан увидеть его и увидеть живым, в добром здравии и с ласковой лёгкой улыбкой на лице… Я хочу поговорить с ним как раньше, в старые добрые… Мне это нужно как никогда раньше. Я… Я не знаю что со мной, но мне так грустно когда его нет рядом… Я скучаю по тем вечерам, по тем разговорам… Я обязан увидеться с ним во что