Виктор Суворов: Главная книга о Второй Мировой - Дмитрий Хмельницкий

Почему «Ледокол» В. Суворова нашел своих многочисленных читателей, а «Миф «Ледокола» Г. Городецкого — нет? Потому, думается, что важна не только историческая истина, провозглашаемая каждым из этих авторов, но и путь к этой истине, который вместе с исследователем проходит читатель. Путь доказательств на фактах, документах, аргументах. У кого это убедительнее, у того и благодарные читатели.

Историческая ретроспектива, отраженная в словах и делах товарища Сталина, убеждает, что итог (да, итог!) его предвоенной внешней политики — заключение советско-германского пакта о ненападении, был предопределен расчетом на подрыв сил капиталистических стран в новой мировой войне. Пакт явился практическим приложением марксистско-ленинской идеи использования «межимпериалистических противоречий» в классово-имперских интересах сталинского Советского Союза. Отсюда советские метания от сотрудничества с Германией (1939–1941 гг.) до вхождения в антигитлеровскую коалицию вместе с Англией, США и Францией (1941–1945 гг.). Ни один из основных участников мировой войны не проделал таких глубоких военно-политических зигзагов, как Советский Союз; все остальные участники войны — войны коалиционной с обеих сторон — определились в выборе потенциальных союзников заранее.

В общем и целом «Миф «Ледокола» Г. Городецкого есть не что иное, как ремейк сталинских «Фальсификаторов истории», от положений которых давно отказались историки, уважающие себя и читателей. Противопоставив себя другим историкам, а не только В. Суворову, автор лишил себя возможности попытаться раскрыть историческое значение Второй мировой войны. Не говоря уж о том, что вне его внимания остался общий контекст XX века — глобальное противостояние демократии и тоталитаризма.

Ури Мильштейн[439]

Добровольные помощники Сталина

Проанализировав в свое время все военные ходы Адольфа Гитлера — особенно относящиеся к августу/сентябрю 1939 г., — я пришел к выводам, изложенным в книге The Collapse and Its Lessons (1993)[440], в которой проведены параллели между войной Судного дня[441] 1973 г. и переходом реки Маас вермахтом в 1940 г.

Немецкое правительство в конце 1930-х гг. не было заинтересовано ни в мировой войне, ни даже в войне против Польши. Гораздо больше его заботило — и с полным основанием — то, что объединенные силы Великобритании и Франции выйдут к западным границам Германского рейха, а Советский Союз одновременно атакует восточные. Гитлер полагал, что ему понадобятся еще годы для вооружения и внутреннего укрепления, прежде чем он сможет пойти на риск общеевропейской войны, и что если он сейчас рискнет воевать, то поставит на карту все, что было создано его агрессивной политикой. А именно: превращение побежденной страны всего лишь за семь лет успешной стратегической игры ва-банк в великую державу. 1 сентября 1939 г. Гитлер был уверен, что его вступление в Польшу не приведет к войне, поскольку у него перед глазами еще стояло мирное, без единого выстрела присоединение Судетской области, и что Польша примет его требования, не вступив в войну. Гитлер думал так еще и потому, что Польша была слабее Чехословакии, и потому, что Сталин пактом Молотова — Риббентропа дал ему гарантию ненападения, а тайный протокол к нему означал однозначное крушение в будущем Восточной Европы.

По всем этим пунктам Гитлер ошибался.

Для Сталина стратегическое значение пакта состояло в том, что он создавал ось Москва — Берлин, разрешавшую рейху — вначале — захватить Западную Европу, но затем позволявшую уничтожение немецких товарищей по пакту и — в качестве третьего шага — подчинение всего мира большевизму.

Собственно, уже тогда было ясно, что речь идет о пакте между врагами, готовыми в любой момент его нарушить и уничтожить противника еще до того, как высохнут на бумаге чернила.

Возможно, Сталин подписал пакт в расчете на то, что Третий рейх будет развивать свои вооруженные силы не быстрее, чем это происходило после 1933 г.; в середине 1940 г. гитлеровская армия была бы не в состоянии оказать серьезное сопротивление атакующей Красной армии. Со времен Петра Первого Германия олицетворяла для русских вершину прогресса и идеал для достижения. Поэтому Сталин как раз в это время сделал ставку на войну между капиталистическими странами Запада, которым по его планам было суждено рано или поздно быть включенными в сообщество коммунистических государств.

Еще в то время, когда я ничего не знал о Викторе Суворове и его грандиозном труде, мне казалось ясным, что Сталин подтолкнул Гитлера напасть на Польшу. Если бы Сталин напал на Польшу одновременно с Гитлером — как подразумевалось дополнительным соглашением к договору о ненападении, или днем позже, как того требовал от него Гитлер, то Великобритания и Франция не осмелились бы объявить войну немецко-советскому военному союзу. Это следует из немецкого призыва к Советскому Союзу 3 сентября 1939 г. вступить в Польшу в соответствии с договоренностью, т. е. в тот самый день, когда Великобритания и Франция объявили Германии войну. Сталин был крайне заинтересован в объявлении западными демократиями войны Германии, поскольку это устраняло угрозу СССР в будущем и ослабляло все замешанные в войну страны; это должен был быть первый шаг в направлении будущего вторжения советских войск.

Бывший советский офицер секретных служб Виктор Суворов, повернувшийся в 1978 г. спиной к рушащемуся советскому тоталитаризму и перебежавший на либеральный Запад, посвятил все свои силы раскрытию сталинского мастер-плана: советский вождь стремился к мировому господству большевистского тоталитаризма и хотел обратить в свою пользу немецкий военный потенциал. Целью сталинских интриг было развязывание войны превосходящими немецкими силами под командованием злобного и непобедимого «цепного пса» (если пользоваться выражением самого Суворова)[442] — Адольфа Гитлера.

С начала 1990 г. среди историков разгорелась «мировая война» из-за вопроса о главном виновнике. Сегодня все говорит за то, что был один главный виновник Второй мировой войны — и катастрофы, настигшей еврейский народ, — и это был не «цепной пес» Адольф Гитлер, а тот, кто его натравил на соседей: Иосиф Сталин.

Вышедшая в 2008 г. в США книга Суворова «Главный виновник»[443] ставит своей целью окончательно утвердить тезис, впервые заявленный за двадцать лет до того в книге «Ледокол».

Концепция Суворова при этом настолько проста и элегантна, что кажется удивительным, почему только в середине 1980-х гг. он первым ее последовательно выстроил. Эта концепция опирается, помимо прочего, на контакты, возникшие между Советами и НСДАП в 1923 г.; на запрет немецким коммунистам в 1933 г. войти в коалицию с социал-демократами, что могло бы предотвратить приход нацистов к власти; на поддержку, которую тайно получала проигравшая войну Германия из Советской России, так что она могла разрабатывать военную продукцию и обучать армейских офицеров на советской территории — что полностью противоречило запретам, наложенным на немцев Версальским договором.

Нужно подчеркнуть, что «Главный виновник» ни в коем случае не переиздание классического труда Суворова «Ледокол», вышедшего в 1989 г. В новой книге Суворов мастерски использует многочисленные новейшие публикации, вышедшие в разных странах (некоторые — 2008 г.), в то время как его первенец «Ледокол» опирался только на открытые источники советской эпохи. В новой книге Суворов детально рассматривает многие важные события, которые раньше оказывались за рамками его внимания, — убийство Троцкого, войну в Испании, нападение на Японию в августе 1945 г.

С чрезвычайно странной для образованного человека непрофессиональной враждебностью концепция Суворова была рассмотрена известным американским историком Дэвидом Гланцем в вышедшей в 1998 г. книге «Споткнувшийся колосс»[444] и не менее респектабельным израильским историком дипломатии Габриелем Городецким в книге «Роковой самообман» (1999)[445].

Оба они вовсе не обсуждают результаты исследований Суворова, а просто заявляют, что их собственные книги Суворова опровергли.

Большинство обученных историков последовали тактике страуса, засунув голову в песок, в надежде, что, если замалчивать работы Суворова, о них все забудут. Такая тактика демонстрирует только неразумность самих этих историков — именно благодаря этому молчанию работы Суворова становятся еще более известными (я сам обратил внимание на работы Суворова, поскольку услышал, что их замалчивают).

Гланцу и Городецкому не удалось опровергнуть аргументы Суворова, они только сделали очевидным свое собственное, в высшей степени поверхностное понимание того, что происходило в СССР.