Петру Гроза - Феодосий Константинович Видрашку
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Хорошо, немного холодно… — Гроза хотел сказать «господин Сталин», потом подумал, что, может быть, это нехорошо — назвать Сталина господином, тут же мелькнула мысль сказать «товарищ Сталин», но какой он Сталину товарищ? Так ведь называют себя коммунисты, а он, Гроза, не коммунист. Но он тут же сообразил, что можно назвать Сталина по чину, это будет правильно. И вставил после паузы: — Но после холода всегда наступает тепло, генералиссимус.
Сталин предложил сесть, и Гроза почувствовал вдруг, что волнение отошло.
— Меня проинформировали о всех ваших трудностях, господин Гроза. Товарищи Сусайков и Павлов говорили нам, насколько у вас сложно.
— Достаточно сложно, генералиссимус, но не так сложно, как могло бы быть. Мы принесли вам и Красной Армии свою благодарность, благодарность румынского народа.
— Мы рады слышать от вас эти слова, господин Гроза. — Сталин снова сделал паузу. — Все ваши просьбы рассмотрены. Мы предложили всем народным комиссарам с большим вниманием и тщательностью обсудить с румынскими экспертами ваши нужды… — Снова пауза. — Мы наслышаны о вашей организации, о «Фронте земледельцев». Как он поживает?
Гроза оживился, в одно мгновение перед ним прошла вся масса фронтистов, родные места, Дева, Зэранд. И он стал рассказывать о сущности крестьянского движения в Румынии, о своем «Фронте», о своих товарищах.
— Вас за «Фронт» посадили в Мальмезон?
«Откуда знает Сталин про Мальмезон?» — подумал Гроза, но ответил без промедления:
— И за «Фронт», и за связь с моими друзьями — коммунистами.
— Да, буржуазия построила для нас не один Мальмезон… — Сталин двигался по большому кабинету мягким, неслышным шагом и рассуждал: — И построят еще не один Мальмезон. А мы будем их крушить. Для этого нужны смелость и единство. Единство, пожалуй, даже больше нужно, чем смелость. Когда единство есть, смелые находятся. Плохо тогда, когда между смелыми нет единства. Это выгодно устроителям мальмезонов…
Сталин сел, снова наступила пауза. Молотов, сидевший напротив Грозы, спросил:
— А вы, господин Гроза, когда думаете приступить к созданию коллективных хозяйств? Как вы к этому относитесь?
Гроза ответил неожиданно резко для этой обстановки:
— Господин Молотов, мы только завершили распределение помещичьих земель между крестьянами… Надо дать крестьянину убедиться, что мелким хозяйством из нужды не выйти, как говорил Ленин, а затем приступить к коллективизации.
Молотов не продолжил эту тему разговора, Сталин же, к удивлению присутствовавших, тоже ничего не сказал. Он встал, снова зашагал вдоль стола и спросил:
— А король ваш все еще бастует?
— Да, генералиссимус.
— Видите, и короли могут быть оригинальны. Пожалуй, это редкое явление среди монархов.
— Наши рабочие присылают к нам своих представителей и заявляют, что хотя и трудно очень, но они забастовок устраивать не собираются, чтоб не создавать еще больших трудностей правительству, зато король бастует, — сказал Гроза.
Сталин засмеялся. Молотов спросил:
— И что же вы намерены с ним делать, с королем?
Сталин не дождался ответа Грозы:
— Я думаю, что румынские друзья найдут, как поступить со своим королем. Их король — сами решат. Тем более что при такой забастовке штрейкбрехеров не найдется.
Снова заговорили о политическом положении, об экономических трудностях. Потом Сталин пригласил всех посмотреть кинофильм.
Поздно вечером, когда закончилась эта встреча, Сталин подошел к Грозе и тихо спросил:
— Вы еще побудете в Москве, доктор Гроза?
— Да, генералиссимус.
— Нам надо было бы продолжить беседу с вами. В удобное время.
— С удовольствием. Когда вы сочтете удобным.
…В центральной ложе Большого театра Петру Гроза вместе с делегацией слушал «Евгения Онегина». Партию Ленского пел Иван Семенович Козловский, и Гроза наслаждался прекрасным голосом замечательного певца, которого совсем недавно принимал в Бухаресте.
Еще не кончилось последнее действие, как сопровождавший делегацию сотрудник Наркоминдела сказал, что господина премьер-министра ожидает товарищ Сталин в Кремле.
На этот раз Сталин принял Петру Грозу в своей кремлевской квартире. Грозу удивила простота обстановки, сводчатые белые потолки, ничего от роскоши, среди которой он привык видеть людей своего круга. Подали крепкий кофе, в хрустальные рюмки налили коньяк, и они остались одни.
— Мне хотелось бы продолжить с вами, господин Гроза, вчерашний разговор о коллективизации…
Слова эти зазвучали по-немецки[59]. Наступила короткая пауза. Потом Сталин продолжил:
— Мне показалось, что осталось что-то недосказанное.
— Я объяснил объективное положение дел.
Сталин как будто не слышал его и продолжал:
— Вы совершенно правильно понимаете — надо дать крестьянину возможность убедиться, насколько трудно обрабатывать землю в одиночку. И тогда он поймет. С коллективизацией, с организацией совхозов торопиться не следует. У вас какая оснащенность сельского хозяйства техникой?
— Один трактор на две с половиной тысячи гектаров пахоты. Причем какие это тракторы… Основная тягловая сила в деревне — лошадь, их тоже мало, пашут на коровах…
— Ильич говорил о ста тысячах тракторов, чтоб крестьянин голосовал за коммунию… Вам нужно будет построить большой тракторный завод.
— Мы уже говорили об этом… У нас в Брашове был завод для строительства «мессершмиттов».
— Вот там бы и построить тракторный. Гитлер и Антонеску заставляли народ строить «мессершмитты». Мы вам поможем строить тракторы. Специалистами поможем, документацией. У нас два крупнейших тракторных завода разрушены полностью — Харьковский и Сталинградский… Но многие специалисты уцелели. В тылу. И демобилизованные сейчас возвращаются. Так что будем строить тракторы.
Сталин отпил кофе, встал, прошелся по комнате. Спросил:
— А Брашов недалеко ведь от Девы — от вашего родного города?
— Не очень далеко, — ответил Гроза, польщенный тем, что Сталин и о Деве знает.
— А как объясняется у вас название этого города?
— Дева была дочерью одного из богов древних даков.
— Да?! — удивился Сталин. — Ив русском языке есть такое слово. Интересно, какова история этих слов…
— Чего только не узнаешь, углубляясь в историю, генералиссимус.
Сталин молча прохаживался по просторной комнате. Толстые стены, двойные окна и сводчатый потолок охраняли ее от всех уличных звуков, и Гроза слышал ровное дыхание медленно шагавшего человека.
Бушевали на планете политические страсти, подсчитывались потери в только что отгремевшей войне, определялись понесенные убытки и суммы репарационных платежей. Шла подготовка к Нюрнбергскому процессу. Высший народный трибунал Румынии готовил «Процесс великого национального предательства». Гитлеровские палачи и их союзник Антонеску ждали в тюремных камерах часа возмездия. А в тайных канцеляриях иных военных ведомств уже подсчитывали, сколько нужно подготовить ядерных зарядов для уничтожения Советского Союза. В тихой кремлевской квартире Сталина шел разговор в ту ночь и об этом.
Когда Петру Гроза вышел от Сталина, на улице было уже светло.
Раздался звон. Гроза остановился — куранты Кремля пробили без четверти шесть.
