Рыбалка в море Демонов - Майкл Ши

верит нашим словам насчет амфоры, а во-вторых, наш контроль над ним – что и было страшнее всего – оставался неизменным. Смерив нас долгим взглядом, он горько заметил:

– Вы по-прежнему не хотите признавать значение Эликсира! А между тем он стоит любого риска. Неужели вы не понимаете, что, принеси мы наверх хоть каплю, вы до конца дней своих будете жить в такой роскоши, которая вам в самых бредовых снах не привидится?

Мы с Барнаром обменялись многозначительными взглядами, а потом вместе уставились на мальчишку. Смеяться сразу расхотелось. Как все-таки печально, что юность не учится ничему даже на собственном опыте.

– Уимфорт, – промолвил наконец я, – сейчас я говорю со всей серьезностью, без тени обиды или недоброжелательства. Да предохранят тебя обитатели Черной Трещины, вплоть до самомалейших, от исполнения твоего желания. Клянусь тебе чем хочешь, мы всегда будем прилагать все усилия к тому, чтобы воспрепятствовать любым шагам, которые ты предпримешь в этом направлении. А теперь нам пора идти. Мы истосковались по солнцу, Барнар и я, по ветру и звездам. Наши души жаждут возобновления прерванного течения той жизни, которую подобает вести людям. И, не будь ты таким идиотом, твоя душа требовала бы того же.

XVII

Главная суть кошмара заключена не столько в самом переживании ужасов, сколько в ожидании их неотвратимого приближения. Вот и мы, повернув от берега моря в глубь континента, знали, что наше испытание вступает в самую страшную фазу.

Мы довольно хорошо представляли, что ждет нас впереди, и, разумеется, заранее разработали стратегию: изгнав из своих сердец все, кроме кровожадного намерения отвечать на каждый удар сторицей и получить оплеух меньше, чем нам досталось на пути к морю, вступили мы на этот путь. Как оказалось, одновременно мы вверглись в целую череду катастроф: каждая заранее продуманная встреча с врагом оборачивалась неожиданностью, в результате которой мы терпели ущерб куда больший, чем при первом нашем столкновении с тем же явлением. По какой же причине? Причина коротко звалась «Уимфорт», потенциальный правитель города Кайн Газер.

Описывать череду всех его безумных выходок у меня просто отказывается рука. Бедствия обрушивались на нас с такой беспощадной регулярностью, что часы, проведенные нами в лихорадочной борьбе, слились в моей памяти в бесконечную цепь Проклятия, которая словно приковала нас к Колесу Плача, вечно перемалывающему одни и те же вариации горя и страданий.

Мальчишка принялся за дело, не теряя времени. Единственными хищными обитателями соляных дюн были похожие на муравьиных львов существа с мощными челюстями. Но они хоронились в таких крупных воронках, что не заметить их было попросту невозможно, а следовательно, и нежелательной встречи можно было с легкостью избежать. Вскоре мы подошли к месту первого серьезного испытания. О приближении к нему рассказал нам черный жирный дым, стлавшийся над вершинами дюн, оставляя на них пятна копоти на много миль до границы порождавшего его пламени. Впрочем, рев огромного пожара мы услышали еще раньше. Пересеченная местность, через которую лежал наш путь, состояла преимущественно из плоти, демонической и человеческой. И ту и другую равно терзал огонь. Обезумевший, поминутно меняющий направление ветер раздувал языки пламени до небес, а потом срезал их под корень и разрывал в клочья вместе с питающим их мясом, так что все эти обрывки и ошметки постоянно носились в воздухе, как раскаленный снег. Живое топливо то и дело распадалось на части, и тогда ветер подхватывал фрагменты и нес их до тех пор, пока они не врезались во что-нибудь на своем пути и не прикипали к препятствию намертво. Гудение пламени пронизывали стоны и вопли миллионов голосов, которые во всей своей изначальной целостности горестным хоралом вздымались над искореженными, наполовину расплавленными телами.

Для преодоления этого отрезка пути нами была избранна следующая тактика: мы с Барнаром должны были бежать впереди, плечом к плечу, разбивая огненный ветер сомкнутыми щитами, а в нашем кильватере, с подветренной стороны, должен был следовать Уимфорт. Ветер крутился волчком, отчего мы то и дело сбивались с шага и спотыкались. Необходимо было все время бежать против ветра, прикрываясь щитами от клочьев горящей плоти. Последняя, когда попадала в нас, вцеплялась, в прямом смысле слова, пальцами, клешнями, а иногда и целыми конечностями в наши щиты, норовя выхватить их у нас из рук, и в тех местах, где она соприкасалась с нашими телами, кожа слезала лохмотьями.

Мы прошли уже значительную часть пути, успешно прикрывая своего подопечного от большей части урагана тлеющего мяса, когда обратной тягой ему в тыл занесло несколько искорок – сущие пустяки, такие поминутно жалили нас с головы до ног. Однако у Уимфорта они вызвали столь жгучее ощущение дискомфорта, что он вырвался из-под нашей защиты и в панике кинулся бежать в обратном направлении. В это время прямо ему навстречу устремился крупный кусок плоти – целый торс, который летел раскинув руки в стороны, точно желая заключить нашего храбреца в пламенные объятия. Мальчишка остановился как вкопанный, и тут Барнар повернулся и протянул свободную руку, чтобы одним рывком втащить его назад в укрытие. Но, прежде чем это произошло, Уимфорт резко пригнулся, уклоняясь от летящего трупа, и тот, проплыв над его головой, врезался моему другу прямехонько в грудь. Юнец, помня только свою собственную боль, которая стала куда сильнее, потому что теперь мы уже не могли его прикрывать, вцепился в мой щит и начал тянуть его на себя, пока я пытался отлепить пылающего кочевника от Барнаровой кольчуги, которая уже стала ярко-малиновой от жара. Наша кожа вместе с мясом отваливалась от костей в этой жуткой потасовке, в то время как потерявший голову мальчишка своими приставаниями мешал мне воспользоваться мечом вместо лома, чтобы оторвать от Барнара пламенеющий торс, не проткнув при этом его собственный. Когда боль и отчаяние достигли предела, я кулаком вышиб из Уимфорта дух и только тогда смог помочь другу освободиться. Затем перебросил оглушенного мальчишку через плечо, и мы понеслись.

Огненные поля уступили место плодовому саду приземистых деревьев с кожистыми листьями, на которых, точно вены, выступали прожилки. Ветви их были усыпаны сморщенными синими плодами, издававшими восхитительный аромат. Никакой мази у нас при себе не было, и ожоги под оружием и одеждой причиняли невыносимую боль. Без долгих церемоний мы запретили Уимфорту не только срывать плоды, но даже прикасаться к ним и, сказав только, что нам предстоит марш-бросок через эту местность, велели ему держаться в арьергарде, как и раньше, и не отставать.

Естественно, все пошло совсем не так,