В плену у травмы. Как подружиться со своим тяжелым прошлым и обрести счастливую жизнь - Марина Алексеевна Сойта
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Приближаясь к завершению
Друзья родителей предполагают, что в детстве мама была более сурова с сестрой, чем со мной. Ире чаще доставалось – а мне было достаточно просто смотреть. Ее воспитание было больше основано на наказаниях, мое брало основу в чувстве страха перед этими наказаниями и в беспомощности перед болью любимого мной человека.
В процессе работы над книгой я поняла, что действительно ощущала себя безмолвным свидетелем насилия долгие, долгие годы. Когда сестра столкнулась с абьюзивными отношениями, это спровоцировало у меня настолько сильный регресс, что я едва помню, как лежала на полу в ванной и рыдала, не в силах успокоиться.
Я вновь переживала ужас наяву – ей снова больно, а я снова не могу ей помочь. Я ничего не могу сделать… Я лежала, парализованная страхом, и все, что я могла, – только плакать, плакать, плакать что есть силы.
Насилие и бессилие. Однокоренные слова, такие разные по своему содержанию, но такие угнетающие по своему смыслу.
Сейчас я знаю, что я была – и остаюсь – бессильна во многих обстоятельствах. Я была бессильна перед лицом родительского авторитета в детстве; я была бессильна перед лицом саморазрушения моего друга, который предпочел идти дорогой смерти; я была бессильна перед лицом истории отношений моей сестры.
Но также я знаю, что в какой-то момент я осознала: я больше не собираюсь быть безмолвным свидетелем насилия. Я больше не собираюсь молчать. Я буду бороться с травмой и ее последствиями. Я буду говорить. И я буду делать то, что в моих силах, – отпуская то, на что я не могу повлиять.
Ведь в детстве мы не можем уйти. Дети – пленники своей судьбы. Взрослые же обладают гораздо более широкими возможностями: возможностями менять то, что они могут изменить, – и возможностями отпускать то, на что они не имеют влияния. И то, и другое критически важные навыки для нашей жизни. Как и способность различать одно от другого – слава молитве, являющейся девизом АА и основой философии когнитивно-поведенческой терапии!
Я готова позвонить каждому из вас и сказать: «Ты достоин любви, ты всегда был достоин ее, уходи, уходи, уходи из оков прошлого, воплощенных в настоящем: уходи из отношений, полных нелюбви, боли, безразличия, насилия; уходи из веры в то, что ты неправильный, испорченный, сломанный; уходи из отвержения себя, тебе это больше не нужно, ты уже выжил, ты уже справился». Но я знаю, что поверить в эти слова под силу только вам.
В работе с травмой мы можем сделать три шага:
• Реконструкция – воссоздание травмирующих событий.
• Понимание – осознание того, как именно травма влияет на нас.
• Изменения – воплощение своих ценностей через шаги к жизни, не продиктованной опытом травмы.
Своей историей я хотела показать вам, как могут выглядеть травмирующие события, которые приводят к самым разным деструктивным последствиям, разрушающим наши жизни. Но также я хотела показать вам, что сами по себе травмирующие события – это совершенно не главное. Исследователи травмы раз за разом доказывают: то, как мы выживаем, гораздо важнее летописи травмы.
У многих нет доступа к своим воспоминаниям. Я провела целое расследование, посвященное деталям нашего с сестрой детства, – и мне хотелось, чтобы вы смогли увидеть в моей истории мост от пункта 1 к пункту 2. Моя история – одна из множества историй, которые могут привести к нездоровым паттернам поведения, к саморазрушающему поведению, к травмирующим отношениям.
И мне важно было донести до вас мысль: главное в исцелении – это идентификация разрушающего вас здесь и сейчас поведения; принятие мысли о том, что его источник – не ваша дефектность и не ваша неправильность, а ваша травма и ваше стремление к выживанию; и осознание, что вам не обязательно копаться в своем детстве для того, чтобы менять свою жизнь.
Как думаете, у меня это получилось? Надеюсь, что да.
Моя жизнь изменилась до реконструкции моего детства. Воссоздание истории – лишь следствие, а не причина этих перемен. И я хочу вдохновить вас на перемены в своем настоящем.
Я так хочу, чтобы вы тоже смогли сказать себе то, что я говорю своим младшим частям, – конечно, на вашем языке, вашими словами.
Я говорю себе-ребенку: «Малыш, делай все для того, чтобы выжить. Со всем остальным я разберусь за тебя. Просто живи и дыши. Я люблю тебя, люблю твою непосредственность, твою игривость, твою живость. Я жду тебя здесь, в своем уютном безопасном взрослом мире, где ты наконец сможешь расслабиться».
Я говорю юной части себя: «Милая моя девочка, я знаю, как тебе тяжело. Как ты растеряна в этом мире. Я вижу тебя, и я знаю, на каком глубоком уровне ты способна чувствовать. Я знаю, какой творческой ты можешь быть. Какой потенциал в тебе живет. Я благодарна тебе за каждую твою попытку помочь себе так, как ты могла это сделать».
Наш нейрофизиологический, эмоциональный, когнитивный, поведенческий репертуар гораздо шире возможностей ребенка. В этой книге мне хотелось рассказать вам о том, как адаптируются дети – и как мы, будучи взрослыми, застреваем в этих способах адаптации, не осознавая, насколько бо2льшим могуществом мы обладаем.
Насколько более адаптивными могут быть наши действия.
Насколько больше у нас возможностей.
Насколько сильно наша жизнь зависит от нас.
Насколько важны наши регулярные маленькие шаги.
Недавно я спросила одну из моих прекрасных клиенток, которая спустя три года терапии и регулярной работы над собой чувствует себя более безопасно и стабильно: «Как думаешь, если бы мы сняли фильм об одном дне твоей жизни прямо сейчас и показали его тебе три года назад, что бы ты подумала?»
Она не задумаясь ответила: «Я бы просто этому не поверила. А потом, возможно, предположила бы, что со мной произошло какое-то грандиозное событие, которое изменило всю мою жизнь».
Я уточняю: «Но ведь ничего грандиозного не случилось, правда?»
Она с радостью и уверенностью отвечает: «Да, поразительно, на что способны маленькие и регулярные шаги. Никогда бы в это не поверила, если бы сейчас не чувствовала это всем своим телом».
Я уже говорила вам, что работа с травмой может занимать очень много времени и не укладываться в 10–20 терапевтических сессий. Некоторым моим клиентам по-прежнему тяжело, несмотря на годы терапии со мной и другими
