Джокертаунская комбинация - Виктор Милан

В тот вечер Нэнси пришла сказать ей, что они вне подозрений.

– Тебе не нужно знать, как они это сделали, – сказала Нэнси. Она, казалась, светилась успехом. – Но они избавились от него, и нет ничего, что связывало бы нас с ним.

– Это не беспокоит тебя? – спросила Вероника. – То, что он мертв?

– Слушай. Я тоже не поклонник насилия. Но ты должна помнить. Этот парень был дерьмом. С его смертью все переходит его дочери. Это будет женская корпорация, и в любом случае это лучше для всех женщин.

Вероника вспомнила мальчишескую энергию Леффлера, то, с каким нескрываемым удовольствием он отдавался сексу. Она вспомнила цветы, которые он всегда дарил ей, его чувство юмора.

– Наверное, – сказала она.

В следующую субботу одна из женщин принесла фотографии Зельды и Леффлера, которые она распечатала для себя на работе. Они пошли по рукам со смехом и восхищением. За бравадой скрывалось нервное напряжение. Вероника чувствовала его, и другие, вероятно, тоже, но никто ничего не сказал.

Вероника рано покинула собрание, а в следующую субботу осталась в своей комнате. Никто не пришел позвать ее вниз, и Нэнси больше никогда не говорила о W.O.R.S.E.

Дональд – кто бы он ни был – испортил Веронике все настроение. Она ушла из бара домой, кинула готовый обед в микроволновку и включила новости. Там шел документальный сюжет о Роксе, та история с неудачной высадкой рейнджеров в феврале.

– Признайте, – сказал репортер какому-то человеку в форме рейнджера, – эти детишки могут причинить гораздо больше вреда, если захотят. Создалось впечатление, что они даже не приняли вас всерьез. Несколько человек застрелили, но этим все и кончилось. Они выставили вас дураками.

– Мистер, – сказал рейнджер, – вы не знаете, что творится на этом острове. Все гораздо хуже, чем вы можете себе представить. Просто молитесь, чтоб вы никогда не узнали этого.

Вероника сохранила одно фото Ханны. Оно стояло на тумбочке у кровати, потом она убрала его, фото казалось постоянным упреком. Теперь она достала его обратно и установила перед телевизором. Она поняла вдруг, что так и не оплакала Ханну, не пролила ни слезинки за все шестнадцать месяцев со дня ее смерти. С этой мыслью нахлынули слезы.

Джамперы, подумала она. Они выставили дураками всех нас.

Она выключила телевизор. Ей все никак не удавалось прийти в себя после встречи с тем мужчиной в ресторане. Призраки прошлого приходили к ней. Она сама навлекла их на себя, как это и бывает с призраками. Это было нечто, что она оставила незавершенным. Больше года она отталкивала это от себя, но вопросы никуда не делись и боролись за право быть высказанными.

Она нервно прошлась по квартире. Она не думала, что сможет заснуть сегодня, не в таком состоянии. Она должна была сделать что-то, не важно, насколько серьезное, чтобы искупить муки совести.

Она села и набрала номер Нэнси.

– Алло?

– Нэнси?

– Да?

– Это Вероника. – После странных обстоятельств, при которых они расстались, она не знала, как Нэнси отреагирует на звонок.

– Да? – повторила она, на этот раз нервно, неохотно.

– Не хотела тебя беспокоить. Просто… я всегда хотела тебя спросить. Это о… это о Ханне.

– Продолжай.

Вероника представляла, как она стоит на вытертом коврике в коридоре, спина прямая, глаза смотрят прямо вперед, словно ожидая, когда падет невидимый топор.

– Ичико сказала мне, W.O.R.S.E. оплатил адвоката Ханны. Я просто хотела спросить… Я имею в виду… как вы узнали, что она в тюрьме?

– Ты хочешь узнать, использовала ли она свое право на звонок, чтобы позвонить нам, а не тебе? Ты это хочешь знать?

– Думаю, да. Ну, она ведь сказала мне, что покончила со всем этим.

– Да. Она не звонила нам. Лэтхем, Стросс позвонил.

– Они позвонили вам?

– Это был Лэтхем собственной персоной. Он сказал, они оплатят адвоката, который вытянет ее из-за решетки, но не хотят, чтобы об этом стало известно. Он хотел, чтобы мы сказали, что адвоката оплатим мы. Это было не то предложение, от которого я бы в тот момент хотела отказаться.

– Как они узнали, где вас найти?

– Понятия не имею.

– Правда? У вас нет никаких связей с Лэтхемом?

– Мы собирались взять его в разработку. Поверь, для нас это стало таким же сюрпризом, как для тебя.

Через несколько секунд Вероника спросила:

– У тебя все в порядке?

– Да. Жизнь продолжается, ты знаешь.

– Я знаю, – ответила Вероника.

Когда она повесила трубку, ее руки дрожали. Лэтхем. Она видела его по телевизору: элегантный костюм, аккуратная стрижка, глаза, холодные как зимнее небо. Брат Джерри был компаньоном Лэтхема в «Лэтхем и Стросс», и он рассказывал истории о нем. Он производил настолько нечеловеческое впечатление, что брат Джерри считал его скрытой дикой картой, думал что вирус каким-то образом убил все его эмоции. Сама мысль о том, что он может быть каким-то образом замешан в смерти Ханны, была ужасающей. Все равно что открыть крошечную коробку и обнаружить в ней весь мир.

Больше этой ночью она не могла ничего сделать. Она пошла спать, но не заснула. Она лежала и видела Лэтхема, и Ханну, и Нэнси.

Снег выпал на Лонг-Айленде и не растаял. У него были газоны, чтобы скапливаться там сугробами, и дети, лепившие из него снеговиков. В том декабре Вероника сидела в своей клетке и слушала завывания ветра.

В канун Рождества Нэнси принесла ей бутылку белого вина, украшенную лентой. Вероника завернула старинную серебряную расческу, просто на всякий случай, и кажется, Нэнси была тронута. Позже Вероника слышала, как та плакала внизу.

Раньше она спускалась в квартиру Нэнси только на собрания W.O.R.S.E. Она агонизировала несколько минут, потом тихо прошла вниз. Нэнси растянулась на диване, сжав подушку. Она даже не подняла взгляд, когда Вероника легла рядом и обняла ее.

– Никто не должен оставаться в одиночестве на Рождество, – сказала Вероника.

– Все, все просто распадается на части, – ответила Нэнси. – Я должна была ехать в Коннектикут, а потом их дети заболели корью, и я…

– Все хорошо, – сказала Вероника.

– Поверить не могу, что ты так добра ко мне, когда все так плохо. Я оставляю тебя там одну, ночь за ночью.

– Ты и так делаешь очень много, – сказала Вероника, пытаясь быть великодушной.

– Нет. Я завидовала. Тебе и Ханне. Мы были… – она не смогла продолжить.

– Вы были любовницами.

– Много лет назад. Но она устала от меня.

Вероника поцеловала ее в макушку. Нэнси посмотрела на нее, беспомощная и уязвимая.

Вероника сняла ее очки и положила их на стол, затем поцеловала ее в губы.

Они занимались любовью неловко, с едва осознаваемой страстью и без самоотдачи. Вероника стеснялась своего тела. Без физических упражнений, с нарушенным метаболизмом и развившейся любовью к сладкому, которую она не могла контролировать. Ей приходилось прилагать усилия, чтоб оставаться на метадоне и не вернуться к героину. У нее не оставалось воли на диету. За полтора месяца она набрала пятнадцать фунтов и продолжала толстеть.