Плач Абалона - Джейн Уэлч

– Тетива запасная есть, Спар? – спросил его лучник.

– Конечно. И не одна.

– Хорошо. Хоть этот обычай в Торра-Альте не забыли, – усмехнулся Абеляр, хотя Каспар не понял, как тому удалось сохранить чувство юмора. Сам он от усталости не мог и улыбнуться. – А нож найдется? Я бы себе вырезал лук из тиса. Получится, конечно, не ахти, но это лучше, чем ничего.

Брид тут же принялась делать из остатков покрывала колчан, а Каспар поделился с лучником стрелами. Спустя некоторое время Абеляр решил, что из такого плохого дерева ничего более путного не выйдет.

– Стрелять, конечно, будет, но до торра-альтанского боевого лука ему далеко. И маловат, конечно, да уж ни чего не поделаешь иначе твоей тетивы не хватит.

Он повел затекшим плечом и, упершись ногой, согнул тисовую палку, чтобы натянуть на нее тетиву, по том, наконец, взял стрелу и наложил на лук. Тщательно прицелившись в бородавчатый нарост на коре кривого орешника меньше чем в тридцати шагах от них, Абеляр выстрелил и лишь чуть задел край мишени. С сожалением, покачав головой, старый солдат сказал:

– Я думал, получится лучше. Папоротник при виде луков пришел в ужас.

– Это же нечестно!

– Нечестно, – со смехом согласилась Брид. – Человек существо слабое, и чтобы убивать, использует палку с веревкой.

– Ты до сих пор думаешь по-оленьи, – проворчал Абеляр. – Олени глупые, а вот у человека есть мозги. Страшнее оружия не придумаешь. Правда, у тебя они еще маленькие.

Крошка лёсик вдруг застыл на месте, раздувая ноздри. Лучник схватил Каспара за руку и указал на него.

– За нами опять следят, Спар.

– Кто? – спросила Папоротника Брид. Тот испуганно потряс головой.

– Похоже на волков. Обходит сбоку, как волки, но пахнет по-другому. И он там один, ну, может, двое их.

– Почему раньше не сказал? – спросил Каспар.

– А ты что, сам не знаешь? – недоверчиво нахмурился лёсик. – Должен знать!

Все четверо невольно подались поближе друг к другу – Глядите, за боярышником – тропинка направо и просвет, – прошептала Брид. – Быстрее туда! Нам нужно больше пространства, чтобы защищаться.

Проломиться через цветущие заросли боярышника было нелегко. Глядя на маячащие перед глазами белые лепестки, «майский цвет», как их порой называют, Каспар впервые за долгое время вспомнил об их тезке Май. Вдруг оказалось, что он тоскует по ней, хочет взглянуть в ее добрые карие глаза и погладить по каштановым волосам. С Май всегда спокойно. Конечно, здесь с ним есть Брид, но уж больно мир вокруг дик и жесток.

Где-то справа хрустнула ветка. На миг все застыли на месте, а потом опять побежали. Впереди уже показалась тропа. Вдруг Каспар услышал в кустах за спиной глухой рык. Толкнув Брид вперед, он развернулся с луком в руках, чтобы ее защищать.

Так смотрят в лицо собственной смерти. Волк, черномордый волк. Густая шерсть блестела на солнце. Между зубами, с которых капала кровь, метался мокрый красный язык. Из углов рта, будто клыки, свисали потеки густой слюны. Зверь зарычал опять и ринулся на Каспара. Глаз его тот не видел.

– Беги, Спар, беги, – кричал Абеляр, но Каспар будто прирос к месту.

Тот же волк, что должен был его убить в Кабаньем Лове, никаких сомнений. Как можно было оставить Некронд в Торра-Альте? Чудовищная глупость.

– Спар! – Абеляр дернул его за плечо. – Прочь с дороги, беги к остальным. Ты им нужен.

Будто во сне… От волка не оторвать взгляд. Только глаз его, огромных горящих красным глаз, не видно. Словно какая-то тень окутала зверя. От страха Каспар не мог пошевельнуться. Так и смотрел, беспомощный, на бегущего к нему из тьмы волка, на клыки и когти, на черную пасть провал между длинными челюстями.

Сзади звон тетивы Волк взвизгнул, потом еще раз, но продолжал рваться вперед Из груди и из бока у него торчали стрелы. Прыжок – и Каспар лежит на спине. Каспар понял, что волк сбил его, еще прежде, чем услышал крик, свой собственный крик. Почувствовал слабость, тошноту, стало ужасно холодно. Деревья закружились в хороводе. Каспар понял, что быстро теряет кровь, и едва слышал сдавленные возгласы спутников. Откуда-то появилось лицо Брид, а Абеляр оттащил извивающегося волка. Зверь бился в предсмертной агонии.

– Спар, Спар, ты меня слышишь? – умоляла Брид.

Ее фигура расплывалась в алом тумане. Каспар шевельнул рукой и на миг сумел сжать ее ладонь. Умереть здесь значило умереть навечно, обратиться в ничто. Нет, он не мог умереть. Слишком дорога была ему жизнь.

Он услышал пение, не легкое и сладкозвучное, а медленный плач на одной ноте, переполненный скорбью.

– Брид, пожалуйста, не бросай меня, – попытался сказать юноша, но губы не шевелились.

– Я здесь, Спар. – Брид стояла на коленях возле него, низко склонив голову. – Милый мой, я рядом. Я тебя не брошу.

– Я слышу песню своей смерти, – хрипло прошептал он. – Она печальная. Я думал, будет радостная, будет ликующая, празднующая завершение достойной жизни. А получаю то, чего заслужил.

– Спар, это настоящая песня. Мы все ее слышим.

– Я ранен, и мне страшно холодно.

– Знаю, – сказала Брид. – Я знаю, но эта песня – она в самом деле настоящая, Спар. Поверь мне.

– Это ведь не облава, – закашлялся он.

– Не облава. – Голос Брид казался далеким и нечетким. Лежа на холодной сырой земле, Каспар слышал, как отдаются в ней поспешные шаги, слышал, как трещит подлесок. – Нет. Абеляр говорит, что это лесничие ведут несколько душ через лес. Тропа, которую мы нашли, – один из их путей… – Она умолкла и взяла Каспара за руку. – Абеляр ушел посмотреть, что там, так что лежи тихо.

Пение звучало громче и настойчивее. Каспару стало тяжело дышать. Должно быть, это оттого, что легкие заполняются кровью. Брид крепче стиснула его ладонь, прижалась к нему, боясь потерять навсегда.

– Брид, я люблю тебя, – прошептал он, прощаясь. Брид погладила его по щеке, уложила его голову к себе на колени.

– И я тебя люблю.

И в сей миг Каспар понял, что это не истинная любовь, потому что Брид не стала частью его души. Он чувствовал, как по щекам у нее текут слезы, падают ему на лицо и смешиваются с кровью, выступившей у него на губах. Он едва мог дышать: в груди будто торчал острый нож. Ощущения притупились, и страх исчез. С годами, постепенно, стервятники Ри-Эрриш обгложут его тело, а после черви и личинки доедят все, что останется. Тог да умрет его душа, а вместе с нею – боль.

Уже не чувствуя больше руку Брид, он закрыл глаза. Как холодно… Каспар попытался сосредоточиться на ее голосе, потому что все еще, хоть сам и не мог говорить, слышал и хотел, чтобы она не замолкала, не оставляла его в одиночестве. Вскоре ему предстоит одиночество, одиночество вечное, отрешенное от блаженства Аннуина, от слияния с Матерью.