Пророки - Либба Брэй

В тот день, когда на плантацию приехали люди в строгих черных костюмах, тоже шел дождь. Их внимание привлекли погибшие посевы: ходили слухи, что это дело рук Билла Джонсона. Что он способен убить старую умирающую собаку из милосердия или, пребывая в плохом расположении духа, коснуться бабочки, и та умрет. Незнакомцы, державшиеся крайне вежливо и холодно, сели в гостиной у мистера Тейта и принялись пить лимонад из запотевших стаканов. Молчание, улыбки одними губами, напряженное внимание. Билла привели к ним. В то время он был здоровяком двадцати лет, ростом под метр девяносто, с гладкой эбеновой кожей без единого клейма, которые с таким позором носили его предки. Положив ладони на колени, Билл сел на старый покосившийся стул. Мужчины принялись расспрашивать его. Не хочет ли он сослужить службу своему государству? Не хочет ли прокатиться с ними и поговорить?

Биллу хотелось уехать с плантации и вообще из Луизианы, где кишели люди в жутких белых колпаках, любившие зажигать по ночам кресты[54]. Он уехал с людьми в строгих костюмах в их странном автомобиле с окнами, закрытыми занавесками. Он делал все, о чем они просили. Когда он говорил о том, что платит за это здоровьем, что его спина сгорбилась, а волосы поседели, они улыбались теми же холодными улыбками и просили его «Еще всего лишь раз, Билл». Ему исполнилось тридцать, а выглядел он на пятьдесят.

А потом его подвело зрение. Оно сжалось до крошечных точек слабого света. И вскоре наступила тьма. Тогда они отпустили его на все четыре стороны, не оставив ничего, кроме гитары, шрамов на теле и просьбы никому не рассказывать. Он ослеп, его тело постарело и ослабло. И дар – или как это по-другому называлось – тоже оставил его. Сколько раз он взывал к небу с просьбой вернуть ему его силу? И три месяца назад оно, наконец смилостивилось, даровав ему слабый лучик надежды. Все, что ему было нужно, – искра, способная зажечь пламя.

Стремительно вывалившись из кафе мистера Регги, так что дверной колокольчик жалобно зазвенел, братья принялись громко спорить. У младшего совершенно определенно был дар, а старший пытался сохранить это в тайне. Это было правильно. Не следует рассказывать о подобном на каждом шагу – можно стать жертвой плохих людей. А ты и не будешь подозревать, что в опасности. Первые крупные капли дождя упали Биллу на черные очки. Он сердито нахмурился. Чертов дождь. Невольно потерев застарелый шрам на левой руке, он двинулся по улице, постукивая тростью.

Глава 36

«Звезда небесная»

Тета явно дулась на кого-то. Посторонние могли посчитать, что она просто скучает. Но всезнающий Генри понимал – она надулась. Сейчас она сидела в одиночестве на краю сцены в мини-комбинезоне и черных чулках, так эффектно выставлявших ее гибкое тело. Тета по-богемски повязала голову зеленым шелковым шарфом и накрасила губы ярко-красной помадой, контрастировавшей с карими глазами и сочным загаром.

Усевшись за пианино, Генри тихо наблюдал, как его сестрица, вздыхая, болтает ногами туда-сюда и смотрит в одну точку.

– Скоро подойдет мистер Зигфелд, ребята! – объявил режиссер-постановщик. – Он хочет отрепетировать второй акт номера «Звезда небесная» – тот стал слишком избитым.

– Он и был избитым. А такие шутки были в моде, когда родилась моя мама. И песня просто мерзкая, – отрезала Тета, прикурив сигарету.

– Как и всегда, мы очень благодарны за твой бесценный комментарий, Тета, – огрызнулся режиссер. – Может быть, если бы ты чуть больше повторяла танец и меньше жаловалась, у нас получалось бы безупречное шоу. Объявляю перерыв для всех.

– Я смогу исполнить этот танец, даже если обе моих ноги будут сломаны, – проворчала Тета и уселась за пианино рядом с Генри.

– Кто-то сегодня капризничает, – поддразнил Генри так тихо, что никто, кроме нее, не мог этого слышать.

Она положила голову ему на плечо.

– Спасибо за поддержку.

– Чахнешь по своему рыцарю в сияющих доспехах?

– Если бы ты его увидел, то понял.

– Хорош собой? – Генри сыграл сексуальный мотивчик.

– Слабо сказано.

– Галантен? – Он перешел на героический ритм.

– Очень!

Музыка стала мягкой и романтичной.

– Очаровательный и чувственный.

– Ага.

– Богатый?

Тета покачала головой.

– Поэт.

– Поэт? – Он громко ударил по клавишам. – Ты что, не знаешь, детка? Ты должна выйти замуж по расчету, а не по любви.

– Ему снится такой же сон, как и мне, Генри. Он тоже видит око с молнией и перекрестки в поле. Что это значит?

– Это очень страшно, – прошептал Генри. – Думаешь, он такой же… как ты и я?

– Понятия не имею. Но в нем есть что-то такое, будто я знаю его всю свою жизнь. Я не могу объяснить.

Генри заиграл джазовый номер.

– Ты уже заставляешь меня ревновать.

Тета поцеловала его в щеку.

– Никто и никогда не сможет заменить тебя, Генри. Ты это знаешь.

– Можем сходить в Гарлем и поискать его.

– «Хотси Тотси» закрыт и под арестом.

– Там есть еще множество клубов. Можешь заранее посмотреть, где требуются танцовщицы. Сама знаешь, как Фло отреагирует, если узнает, что ты завела шашни с негритянским поэтом-букмекером.

– Ему вовсе не нужно этого знать.

– Фло всегда все знает.

По центральному ряду зрительного зала прошел Валли, хлопая в ладоши.

– Труппа, по местам! Мистер Зигфелд уже приехал.

Репетиция шла тяжело и уныло. Зигфелду ничего не нравилось. Он останавливал их каждую минуту, крича: «Нет! Это сгодится для клуба «Скандал», но не для шоу Зигфелда! Мы должны держать планку!»

Они уже не меньше часа прогоняли один и тот же акт «Звезды небесной», ничего не получалось.

– Этот фрагмент никуда не годится! – кричал он из зрительного зала. Зигфелд был элегантным мужчиной с зачесанными назад седыми волосами и аккуратными усиками. О его шикарных костюмах – а он неизменно ходил в костюмах – ходили слухи, что они шьются на заказ в Лондоне. – Нам нужна шутка. Хоть что-нибудь.

– Мы можем вернуть мистера Роджерса, – робко предложил режиссер.

– Меня не волнует Уилл Роджерс. Он может булькать, сколько его душе угодно, – все будут счастливы! Меня волнует конкретно этот номер!

Все уже были на пределе. Когда Зигфелд был недоволен, были недовольны остальные. Он мог уволить их всех сразу и нанять новую команду, обставив все как рекламный ход.

– Еще раз! – рявкнул великий Зигфелд.

Генри заиграл. Главный герой номера, заносчивый эстрадный певец Дон, спускался по длинной лестнице, напевая драматичным баритоном:

– Даже звезды с небес падают вниз. Скажи, любимая, почему я не могу пасть в твои объятья, подобно звезде, и остаться с тобою навеки…