Встреча с неведомым (дилогия) - Валентина Мухина-Петринская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Лжеучителя! — глубокомысленно поправил я.
— Никогда не ожидал от него… — смущенно пробормотал Селиверстов.
— Так он предал науку, так он предал истину! — резко сказала Ангелина Ефимовна. — Но с ним был вместе один аспирант. Он и разоблачил беспринципность Жени и невежество его учителя. Скандал был ужасный. Женечка позвонил мне среди ночи. Состояние у него такое, хоть стреляйся. Я пригласила его приехать немедленно. В четыре часа ночи мы пили чай и обсуждали выход из создавшегося положения. Я, конечно, задала ему хорошую головомойку, посоветовала ехать на плато: северный ветер продует ему мозги.
— Так это вы его послали?
— Не директором же, черт возьми! Он поблагодарил меня за совет. Я даже не ожидала, что он им воспользуется. А назавтра он, оказывается, предпринял меры, чтобы его послали на плато директором. А поскольку Герасимова не имела ни научной степени (когда она наконец защитит кандидатскую?), ни Жениного нахальства, то его и назначили директором. Я узнала, когда назначение было одобрено и утверждено. Вот каким стал наш Женя. Откуда у него это? — Ангелина Ефимовна грустно задумалась. — Что же ты думаешь делать? — переменила она тему. — Учиться?
— Да. Заочно.
— Почему заочно?
— Я ведь не увольнялся из обсерватории. У меня пока инвалидность. Подлечусь. Поступлю летом в университет на заочное отделение — если удастся, конечно. И вернусь на плато работать и учиться.
— С одной четвертью легкого? Тяжело тебе будет, Николай…
— Конечно, тяжело. Думаете, в Москве легче? Я все время задыхаюсь.
— Тебе бы на юг… — вздохнула бабушка. — Хочешь, и я с тобой поеду?
— Что я буду делать на юге? Томиться? Ангелина Ефимовна пытливо посмотрела на меня.
— Нельзя допускать, чтобы пропал год. Ты ведь окончил школу с золотой медалью?
— Да. А что?
— Я тебе позвоню на днях… Пока об этом ни слова. Я немножко суеверна.
«Немножко»! Ангелина Ефимовна была очень суеверна. Верила в сны, телепатию, приметы. Когда разбила нечаянно зеркало, несколько дней ходила мрачнее осенней вьюги.
Мы еще долго разговаривали.
Уезжая, Ангелина Ефимовна поцеловала меня и спросила тихонько:
— Ты все знаешь?
— Да. Бабушка мне рассказала.
— Бедный Николай! Вторично сделать ту же самую ошибку. Не понимаю. Ему очень хочется тебя видеть.
— Я ведь… пока не выхожу. Врач велел лежать.
— На такси… Если получше укутаться.
— Я не могу пока их видеть вместе. Мне обидно за отца. Я все равно люблю, как отца, лишь… Черкасова. Я не могу любить этого Успенского. У меня не укладывается, что мой отец— он.
— Понятно, все понятно. Эт-то ужасно! Но пожалей и его. О, мерзавка! Прости. А что, если вам встретиться у него на работе?
— Хорошо, как хотите.
— Ну, прощай. Я тогда позвоню.
Глава четырнадцатая
«Я ЕГО ЛЮБЛЮ»
«Вся наша жизнь полосатая!» — всегда говорила Ангелина Ефимовна, подразумевая чередующиеся полосы удачи и невезения.
Мне суждено было пережить еще один сокрушающий удар — самый тяжелый и опустошительный, после которого наступило устойчивое равновесие однообразных удач, и я должен был учиться жить, как и все люди, как будто ничего не произошло.
Накануне вечером позвонила Ангелина Ефимовна:
— Коля! Завтра к двум часам иди прямо к ректору университета (она растолковала, куда и как мне пройти). Скажешь, хочу продолжать дело отца. Как я и думала, уже есть отсев учащихся. Тебе установят срок сдачи экзаменов за предметы, которые ты пропустил. Ректор тебя ждет.
— Как же… откуда он меня знает?
— Ему о тебе писала Валя. Много рассказывала я, твой отец. Он тебя знает. Ректор, профессор Герасимов, отец Вали.
— Биофизик?
— Да.
— А-а… Вот почему Валя так настойчиво просила меня навестить ее отца. Марк ему писал… Мы думали, что однофамилец.
— Нет, это ее отец. Славный человечище!..
В 11 часов утра, тщательно выбритый, в новом сером костюме, белой рубашке, демисезонном пальто и кепке, я весело спускался по лестнице. Было четвертое апреля. За немытыми стеклами сверкало солнце, во дворе звонко кричали и смеялись ребятишки.
Почтовый ящик был полон, и я открыл его. Мне было три письма! Газеты я положил обратно, не хотелось возвращаться назад.
Письма были от Лизы, Марка и этого чудака Сергея. Я решил их прочесть в ближайшем сквере.
Еле сдерживая радость (мне хотелось пройтись колесом), я вышел из нашего Старосадского переулка, спустился по улице Богдана Хмельницкого и, выйдя в скверик, сел неподалеку от памятника гренадерам. От буйного весеннего воздуха у меня слегка кружилась голова.
Пока я надрывал осторожно конверт, Лиза была рядом. На ней было узкое черное платье с круглым воротником, открывающим высокую шею. Черные глаза смотрели на меня доверчиво и вопрошающе.
«Ты будешь моей женой?»
«Буду».
Чего же я боюсь? Почему держу письмо в руках, пытаясь угадать, что в нем.
«Дорогой Коленька!
Прости меня, что я дважды предала тебя… Если можешь простить. Я ничего не могла поделать. Вчера я стала женой Казакова. Мы ходили в Черкасское и там зарегистрировали в загсе наш брак. С нами пошли Ведерников и Бирюков.
Никакой свадьбы не праздновали. Женя говорит, что это наше личное дело. К тому же он знает, что его в обсерватории не любят. Просто, когда вернулись на плато, выпили вчетвером по бокалу шампанского.
Папа нарочно ушел на охоту, на целых три дня. Он тебя любит, как родного сына, и мечтал, что мы поженимся.
Я тоже тебя люблю, как родного брата. Но Женя мне дороже отца, матери, дороже тебя, дороже всех на свете. Я ему очень нужна… Не только как жена, но и как друг, потому что у него совсем нет друзей и он очень одинок. Никому я так не нужна, как ему. У тебя любящие родители, бабушка, такой друг, как Марк, и не только Марк — тебя же все так любят, поголовно все. Даже Ведерников и Бирюков, которых мы пригласили на церемонию, были подавлены и огорчались за тебя. Даже Сергей. Марк теперь на меня смотреть не хочет.
А Женю, кроме меня, никто не любит. А ведь он неплохой человек. Я помогу ему стать другим, таким, как ты, душевно щедрым. Вряд ли Женя сумеет сделать меня счастливой, как сумел бы ты, но я его люблю и не могу без него жить.
Мне очень горько, что муж мой ненавидит моего отца, но Женю тоже можно понять. Он мне все рассказал. Боюсь, что они никогда не примирятся — Женя и отец.
Прощай, Николай. Не держи против меня обиды. Ты еще встретишь хорошую девушку — лучше меня. Я ей немного завидую.