Полное собрание стихотворений - Александр Блок
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
30 января 1918
З. Гиппиус
(При получении «Последних стихов…»)
Женщина, безумная гордячка!Мне понятен каждый ваш намек,Белая весенняя горячкаВсеми гневами звенящих строк!
Все слова – как ненависти жала,Все слова – как колющая сталь!Ядом напоенного кинжалаЛезвее целую, глядя в даль...
Но в дали я вижу – море, море,Исполинский очерк новых стран,Голос ваш не слышу в грозном хоре,Где гудит и воет ураган!
Страшно, сладко, неизбежно, надоМне – бросаться в многопенный вал,Вам – зеленоглазою наядойПеть, плескаться у ирландских скал.
Высоко – над нами – над волнами, —Как заря над черными скалами —Веет знамя – Интернацьонал!
6 июня 1918
Стихотворения 1919 года
Русский бред
Зачинайся, русский бред...
...Древний образ в темной раке,Перед ним подлец во фраке,В лентах, звездах и крестах...
Воз скрипит по колее,Поп идет по солее...
Три... в автомобиле...
Есть одно, что в ней скончалосьБезвозвратно,Но нельзя его оплакатьИ нельзя его почтить,Потому что там и тутВ кучу сбившиеся тупоТолстопузые мещанеЗлобно чтутДорогую память трупа —Там и тут,Там и тут...
Так звени стрелой в тумане,Гневный стих и гневный вздох.Плач заказан, снов не свяжешьБредовым...
Февра.ль 1918 – 8 апреля 1919
«Вы жизнь по-прежнему нисколько…»
Вы жизнь по-прежнему нисколькоНе знаете. Сменилась полькаУ них печальным кикапу...И что Вам, умной, за охотаШвырять в них солью анекдота,В них видеть только шантрапу?
Май 1919
Стихотворения 1920 года
«Яблони сада вырваны…»
Яблони сада вырваны,Дети у женщины взяты,Песню не взять, не вырвать,Сладостна боль ее.
Август 1920
Две надписи на сборнике «Седое утро…»
1
Вы предназначены не мне.Зачем я видел Вас во сне?Бывает сон – всю ночь один:Так видит Даму паладин,Так раненому снится враг,Изгнаннику – родной очаг,И капитану – океан,И деве – розовый туман...Но сон мой был иным, иным,Неизъясним, неповторим,И если он приснится вновь,Не возвратится к сердцу кровь...И сам не знаю, для чегоСна не скрываю моего,И слов, и строк, ненужных Вам,Как мне, – забвенью не предам.
23 октября 1920
2
Едва в глубоких снах мне сноваНачнет былое воскресать, —Рука уж вывести готоваСлова, которых не сказать...Но я руке не позволяюПисать про виденные сны,И только книжку посылаюЦарице песен и весны...В моей душе, как келья, душнойВсе эти песни родились.Я их любил. И равнодушноИх отпустил. И понеслись...Неситесь! Буря и тревогаВам дали легкие крыла,Но нежной прихоти немногоИным из вас она дала...
24 октября 1920
Стихотворения 1921 года
Пушкинскому дому
Имя Пушкинского ДомаВ Академии Наук!Звук понятный и знакомый,Не пустой для сердца звук!
Это – звоны ледоходаНа торжественной реке,Перекличка пароходаС пароходом вдалеке.
Это – древний Сфинкс, глядящийВслед медлительной волне,Всадник бронзовый, летящийНа недвижном скакуне.
Наши страстные печалиНад таинственной Невой,Как мы черный день встречалиБелой ночью огневой.
Что за пламенные далиОткрывала нам река!Но не эти дни мы звали,А грядущие века.
Пропуская дней гнетущихКратковременный обман,Прозревали дней грядущихСине-розовый туман.
Пушкин! Тайную свободуПели мы вослед тебе!Дай нам руку в непогоду,Помоги в немой борьбе!
Не твоих ли звуков сладостьВдохновляла в те года?Не твоя ли, Пушкин, радостьОкрыляла нас тогда?
Вот зачем такой знакомыйИ родной для сердца звукИмя Пушкинского ДомаВ Академии Наук.
Вот зачем, в часы закатаУходя в ночную тьму,С белой площади СенатаТихо кланяюсь ему.
11 февраля 1921
Поэмы 1907-1921 годов
Соловьиный сад
1
Я ломаю слоистые скалыВ час отлива на илистом дне,И таскает осел мой усталыйИх куски на мохнатой спине.
Донесем до железной дороги,Сложим в кучу, – и к морю опятьНас ведут волосатые ноги,И осел начинает кричать.
И кричит, и трубит он, – отрадно,Что идет налегке хоть назад.А у самой дороги – прохладныйИ тенистый раскинулся сад.
По ограде высокой и длиннойЛишних роз к нам свисают цветы.Не смолкает напев соловьиный,Что-то шепчут ручьи и листы.
Крик осла моего раздаетсяКаждый раз у садовых ворот,А в саду кто-то тихо смеется,И потом – отойдет и поет.
И, вникая в напев беспокойный,Я гляжу, понукая осла,Как на берег скалистый и знойныйОпускается синяя мгла.
2
Знойный день догорает бесследно,Сумрак ночи ползет сквозь кусты;И осел удивляется, бедный:«Что, хозяин, раздумался ты?»
Или разум от зноя мутится,Замечтался ли в сумраке я?Только всё неотступнее снитсяЖизнь другая – моя, не моя...
И чего в этой хижине теснойЯ, бедняк обездоленный, жду,Повторяя напев неизвестный,В соловьином звенящий саду?
Не доносятся жизни проклятьяВ этот сад, обнесенный стеной,В синем сумраке белое платьеЗа решеткой мелькает резной.
Каждый вечер в закатном туманеПрохожу мимо этих ворот,И она меня, легкая, манитИ круженьем, и пеньем зовет.
И в призывном круженьи и пеньиЯ забытое что-то ловлю,И любить начинаю томленье,Недоступность ограды люблю.
3
Отдыхает осел утомленный,Брошен лом на песке под скалой,А хозяин блуждает влюбленныйЗа ночною, за знойною мглой.
И знакомый, пустой, каменистый,Но сегодня – таинственный путьВновь приводит к ограде тенистой,Убегающей в синюю муть.
И томление всё безысходной,И идут за часами часы,И колючие розы сегодняОпустились под тягой росы.
Наказанье ли ждет, иль награда,Если я уклонюсь от пути?Как бы в дверь соловьиного садаПостучаться, и можно ль войти?
А уж прошлое кажется странным,И руке не вернуться к труду:Сердце знает, что гостем желаннымБуду я в соловьином саду...
4
Правду сердце мое говорило,И ограда была не страшна,Не стучал я – сама отворилаНеприступные двери она.
Вдоль прохладной дороги, меж лилий,Однозвучно запели ручьи,Сладкой песнью меня оглушили,Взяли душу мою соловьи.
Чуждый край незнакомого счастьяМне открыли объятия те,И звенели, спадая, запястьяГромче, чем в моей нищей мечте.
Опьяненный вином золотистым,Золотым опаленный огнем,Я забыл о пути каменистом,О товарище бедном своем.
5
Пусть укрыла от дольнего горяУтонувшая в розах стена, —Заглушить рокотание моряСоловьиная песнь не вольна!
И вступившая в пенье тревогаРокот волн до меня донесла...Вдруг – виденье: большая дорогаИ усталая поступь осла...
И во мгле благовонной и знойнойОбвиваясь горячей рукой,Повторяет она беспокойно:«Что с тобою, возлюбленный мой?»
Но, вперяясь во мглу сиротливо,Надышаться блаженством спеша,Отдаленного шума приливаУж не может не слышать душа.
6
Я проснулся на мглистом рассветеНеизвестно которого дня.Спит она, улыбаясь, как дети, —Ей пригрезился сон про меня.
Как под утренним сумраком чарымЛик, прозрачный от страсти, красив!..По далеким и мерным ударамЯ узнал, что подходит прилив.
Я окно распахнул голубое,И почудилось, будто возникЗа далеким рычаньем прибояПризывающий жалобный крик.
Крик осла был протяжен и долог,Проникал в мою душу, как стон,И тихонько задернул я полог,Чтоб продлить очарованный сон.
И, спускаясь по камням ограды,Я нарушил цветов забытье.Их шипы, точно руки из сада,Уцепились за платье мое.
7
Путь знакомый и прежде недлинныйВ это утро кремнист и тяжел.Я вступаю на берег пустынный,Где остался мой дом и осел.
Или я заблудился в тумане?Или кто-нибудь шутит со мной?Нет, я помню камней очертанье,Тощий куст и скалу над водой...
Где же дом? – И скользящей ногоюСпотыкаюсь о брошенный лом,Тяжкий, ржавый, под черной скалоюЗатянувшийся мокрым песком...
Размахнувшись движеньем знакомым(Или всё еще это во сне?),Я ударил заржавленным ломомПо слоистому камню на дне...
И оттуда, где серые спрутыПокачнулись в лазурной щели,Закарабкался краб всполохнутыйИ присел на песчаной мели.
Я подвинулся, – он приподнялся,Широко разевая клешни,Но сейчас же с другим повстречался,Подрались и пропали они...
А с тропинки, протоптанной мною,Там, где хижина прежде была,Стал спускаться рабочий с киркою,Погоняя чужого осла.
6 января 1914 – 14 октября 1915
