Дом Монтеану. Том 2 - Лина Мур
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я вампир, — напоминаю ему, хлюпая носом.
Томас снова морщит нос, словно ему неприятно это. Но думаю, что теперь ему не нравится, что он воспринимает меня, как человека, опять забывая, что я не болею, и мне не холодно.
— Ты высказал мне всё, теперь я хочу поговорить с тобой. Нет… то есть… я хочу сказать. Томас, пожалуйста, у каждого должен быть шанс. Дай мне шанс, который я не дала тебе, — произношу и хватаюсь пальцами за его руку. Мои мокрые пальцы скользят по его кожаной куртке, и он дёргается, словно я раню его каждым прикосновением. Мне приходится одёрнуть свою руку.
— Хорошо. Десять минут. Меня уже ждёт машина, — сухо кивнув, Томас заходит обратно в склеп, и я юркаю туда. Мой взгляд прикован к портрету Рома и гробу, стоящему на каменном возвышении.
— Голубой мрамор, — шепчу я, касаясь камня под гробом.
— Это было желание Рома.
— Спасибо. — Обернувшись, я пытаюсь поймать взгляд Томаса, но он как солдат, стоит ровно, как стрела, и смотрит в пустоту перед собой.
— Я вернул его домой. Это был просто знак уважения к нему, и только.
— И всё же спасибо, — хриплю я. Мне с трудом удаётся бороться с очередным желанием разрыдаться.
— Это всё? Мне нужно идти. Меня ждут, — Томас подчёркивает интонацией последнее слово.
— Нет… я… не знаю, с чего начать, — глубоко вздохнув, провожу пальцами по своим мокрым волосам, с которых капает вода.
— Значит, не время. Я…
— Подожди. Да это сложно, Томас. Мне сложно, вообще, даже дышать сейчас, я уже не говорю про разговор, но это мой шанс, и я не упущу его.
И что говорить? Могут ли слова выразить весь тот ад, который творится во мне? Нет. А я не оратор. Я… я не умею говорить, да ещё и признаваться в том, что я просто хреновый человек. Не придирайся к словам, мой друг. Ты понимаешь, как это трудно найти подходящее слово, чтобы задержать кого-то важного? Ты же понимаешь, как трудно передать все свои эмоции и сознаться в них сейчас? Стоит рискнуть?
— Я… мой отец всегда ненавидел, когда я плачу или, вообще, как-то проявляю эмоции. Моя мама никогда на людях не выглядела расстроенной или разочарованной, она всегда улыбалась. И я так завидовала ей. Мне казалось, что я неправильная, постоянно чем-то недовольна, и мне всего мало… мало. Мне было мало внимания. Мало любви. Мало сострадания. А потом… потом появились они, — с любовью смотрю на портрет Рома и нежно касаюсь пальцами его лица. — Стан и Рома. Стан изначально начал защищать меня, а Рома был тем отцом, которого я хотела бы для себя. Но я… не знаю, почему я настолько жестоко с ним поступила. Не знаю.
— Флорина, эта информация для меня лишняя. Она меня не касается. Я не хочу терять время…
— Потеряй, — обиженно огрызаюсь. — Потеряй своё чёртово время на меня. Потеряй. У тебя тоже никогда нет времени, как у отца. Никогда нет времени на то, чтобы понять и узнать меня. Ты тоже похож на него, Томас. Твои методы правления, слова и поступки… такие же, как и у него. Ты такой же, как и он. Жестокий, холодный и бесчувственный. А я выдумала себе идеального папу. Папу, который никогда бы не предал и не продал меня. Очень сложно верить фактам. Мне проще жить во лжи и обмане, потому что иначе я осознаю, что защищала чудовище. Чудовище, каким и сама стала. А ты… ты другой. Ты легко принимаешь то, что ты чудовище, и можешь поступать неправильно и грязно играть. Ты признаёшь это, а я… так не умею и никогда не умела. Проще врать и изворачиваться. Проще заменять воспоминания и верить в то, чего нет на самом деле, чем видеть всё честно и без прикрас. И да, мне всё ещё больно. Мне безумно больно, оттого что порой ты напоминаешь мне отца настолько сильно, что я борюсь с тобой, как и с ним когда-то, отвергаю, ненавижу, презираю тебя и хочу твоей смерти.
Делаю паузу, чтобы не позволить себе сейчас ошибиться.
— Я рада, что он мёртв, — выпаливаю и поджимаю губы. — Рада тому, что моя семья мертва, понимаешь? Это же чудовищно. Это делает меня такой же, каким был отец. Я знаю, что сделала. Я убила тех, кто навредил моей семье. Я отомстила. Но хотела ли я этого? Нет. Сила крови намного сильнее меня, и когда я просто расслабилась и отпустила ситуацию, то моё существо взяло вверх и отомстило. Но сейчас… сейчас я вижу иначе то, что сделала. Я не отомстила, это была не месть за боль и горе. Это было доказательство моей власти. Моё существо требовало показать всем, как я могу убивать, чтобы подчинить их себе. Забрать себе то, что никто и никогда не давал мне — власть над другими. Рома всегда говорил, что во мне больше человеческого, чем вампирского. Я думаю, как человек. Испытываю эмоции, как человек. И он… убеждал меня в том, что это неправильно, и я должна принять то, кем являюсь, и следовать зову своего существа, своей главной души, потому что другой уже не стану. А я хотела быть другой. Хотела. Зная, на что я способна. И зная, на что был способен мой отец. Я просто боялась… Стан и Рома. Больше у меня никого не было. И я их бросила, потому что боялась причинить им вред. Отец причинял боль только нам, а для других вампиров был героем, искренним и мудрым правителем. Но это была ложь. Ложь, в которую все верили, потому что он тоже строил свою репутацию довольно умно и мудро. Он никогда не позволял себе отступить от плана, и он… во мне. Я знаю, что его гены во мне. Я его дочь. И я презираю его гены, ненавижу и боюсь их.
Бросаю взгляд на Томаса и внимательно изучаю его твёрдый подбородок, безучастные глаза в разговоре и плотно сжатые губы. Он словно не здесь. Он даже не слышит меня.
— Последний раз, когда я сказала, что люблю, и искренне чувствовала эти эмоции, была Гела, — меняю тему и замечаю, как зрачки
