Династия - Синтия Харрод-Иглз

Эдуард был в платье из черного бархата с горностаем. Талию подчеркивал длинный золотой пояс, спускавшийся к коленям. Чулки его были из голубого шелка, а туфли — с длинными заостренными носками, как того требовала мода, — садиться на лошадь в таких туфлях было крайне неудобно. Господ сопровождали двое пажей в ливреях с вышитым на груди белым зайцем и изображением черно-белого семейного герба Морландов на домотканых плащах. Горничные Элеоноры были одеты скромно и просто, но элегантно — в платья из тонкой черной шерсти и белого льна. Все было лучшего качества, поэтому они производили впечатление богатых и известных людей, какими они и были на самом деле.

В городском холле им помогли спешиться и провели к месту за вторым столом. Они оказались очень близко от короля, что являлось несомненной честью, так как ближе сидели только высокородные знаменитости и очень знатные гости. Элеоноре и Эдуарду было хорошо слышно, о чем разговаривает король со своими приближенными. Пир продолжался, блюда сменялись, а развлечения, предлагавшиеся гостям, становились все разнообразнее: для них пели четырнадцать мальчиков, а также были приглашены десять менестрелей. Когда гости закончили вкушать яства, каждого из них пригласили для представления королю.

Поднявшись из глубокого реверанса, Элеонора прямо перед собой увидела юного Эдуарда и, встретив его взгляд, почувствовала, что дрожит. Она не могла унять волнения, ведь перед ней был сам король! Слухи о его необыкновенной привлекательности не были преувеличены. Его красота затмевала всех вокруг. Но более всего поражало его живое и умное лицо! Голубые глаза заглянули ей прямо в душу, как будто он хотел понять ее характер. Король был чрезвычайно прельстителен как мужчина. Больше похожий на мать, чем на отца, но тем не менее что-то от Ричарда в нем было, особенно в откровенном и добром выражении лица, которое заставляло и доверять ему, и подчиняться его воле.

Он протянул Элеоноре руку, помогая подняться, и продолжал держать ее руку в своей.

— Я немало слышал о вас, — сказал он галантным тоном. — Я знаю, что вы были большими друзьями с моим отцом. Когда он попросил вас о помощи, вы не подвели его. А еще мне известно, что вы отдали под наше начало своих сыновей-героев, жизнь которых оборвалась в сражениях за клан Йорков. Но никто мне не поведал о вашей потрясающей красоте.

Его глаза лучились смехом. Когда он улыбался, обнажались красивые белые зубы. Элеонора невольно улыбнулась ему в ответ, столь приятное впечатление он на нее произвел. Она подумала, что теперь ей известна причина его огромной популярности у окружающих, особенно у женского пола. Затем он вдруг стал серьезным.

— Нам обоим хорошо известно, как тяжело пережить утрату того, кто тебе особенно дорог, — произнес он. — Примите мои самые искренние соболезнования. Я не могу не выразить восхищение доблестью ваших сыновей. Они не погибли напрасно.

Элеонора склонила голову в знак согласия, а затем сказала:

— Ваша светлость, однажды я пообещала вашему отцу, что при любых обстоятельствах сохраню преданность вам, потому что вы его сын. Сейчас я хочу повторить свое обещание.

— Я принимаю его с большой благодарностью. Пусть вас благословит Бог.

Она присела в реверансе и отошла. Элеонора ощутила огромный душевный подъем, как после благословений, получаемых на службе в церкви. Да, она отдала свою веру и преданность вновь. Она сделала это без усилий. По большому счету, она не произнесла новой клятвы, а лишь подтвердила свое обещание, которое когда-то дала Ричарду. Преданность Ричарду означала преданность Эдуарду. Но теперь ее занимал другой вопрос: если бы Эдуард не был столь авторитетным и ослепительным, сделала ли бы она свои признания с такой легкостью?

Глава пятнадцатая

В 1463 году Изабелле исполнилось двадцать шесть, и она все еще ходила в девицах. Прошло десять лет после трагической гибели Люка Каннинга. За эти годы она даже не была ни с кем обручена, поэтому она начала верить в невозможное, ведь, достигнув такого возраста, она не вышла замуж, но осталась жить дома. Ее любовь к веселому, жизнерадостному парню, который сумел тронуть струны ее души, осталась неизменной. В моменты, когда грусть заполняла ее до краев, она приветствовала желание семьи отослать ее в монастырь. Но проходили годы, и в ее памяти все реже возникал образ Люка. Она обнаружила, что в жизни есть много других радостей: Изабелла получала огромное удовольствие от хорошей еды, танцев, скачек по торфяникам и соколиной охоты.

Ее враждебность по отношению к матери уменьшилась, хотя и не исчезла окончательно. Наконец, она не могла не признать, что ей вновь стало интересно в компании других людей. Особенно любила Изабелла прогулки верхом в сопровождении Джо и маленького Джона. Она вообще предпочитала мужскую компанию, но с тех пор, как у Эдуарда появилась жена, Изабелла нашла себе и новую подругу, а малыши занимали ее все сильнее. Нэд и Ричард обожали делить с ней свои детские заботы, а крошка Сесиль любила семенить за ней повсюду, уцепившись за юбку любимой тети. Детей она любила, потому что находила в них много общего с животными — такие же беспомощные, доверчивые и беззащитные. Они не скрывали своих чувств и не плели интриг и заговоров, что было столь свойственно взрослым.

Теперь мысль о монастыре совсем не вдохновляла ее. С другой стороны, равно чужда и неприятна была ей мысль о замужестве. Это было связано прежде всего с интимной стороной брачных отношений, о которых после романа с Люком Изабелла вспоминала как о наполненных радостью и счастьем. Представить себе интимную близость с каким-нибудь незнакомцем Изабелла не могла — это казалось ей кощунством, и сама мысль о такой близости наполняла ее отвращением. Хотя малыши и были для нее источником большой радости, но самой производить их на свет, нянчить, отдавать им все свое время представлялось Изабелле слишком большим испытанием. Вот Маргаритка прошла через тяжелые роды совсем недавно и лишь для того, чтобы родить мальчика, который неделю спустя умер. Все это никак не прельщало Изабеллу.

Ее мать, однако, настаивала на том, чтобы дочь была выдана замуж. Когда умер отец, Изабелла всерьез опасалась, что так и случится.

Но затем начались бесконечные политические баталии, война, потом смерть мальчиков на поле брани, и это отвлекло Элеонору от банальностей повседневной жизни и забот о замужестве дочери. Ее мать начала вести новое дело. Король занимал большие суммы у нее, как у друга его отца, а у Эдуарда — как у главного поставщика шерсти, поэтому все мысли Элеоноры были заняты только тем, как заставить ферму производить побольше продукции.