Турецкие письма - Келемен Микеш

ужина мы сели на лошадей и поехали к себе. Через некоторое время и паша вернулся в крепость. Турецкое гостеприимство — довольно грустное веселье; пригласил на обед, но с нами не ел, потом мы его и не видели: когда уезжали к себе, прощаться с ним не требовалось. Турецкие вельможи так приглашают в гости важных христиан, которые пьют вино.

Внутренний город — некрасив, внешний — безобразен, грязен и сплошь в пустырях, но вокруг города есть прекрасные места. Здесь же мы каждый день видим грустные вещи: каждый день наблюдаем, как из улицы в улицу водят рабов, то мужчин, то девиц, то женщин с детьми. Счастлива та женщина, которую берут в рабство с ребенком, потому как часто случается, что кто-то забирает женщину, а другой — ее ребенка, и они расстаются, даже не надеясь когда-нибудь встретиться. Еще часто бывает, что турок, желая продать какого-нибудь беднягу немца, водит его из улицы в улицу, крича: десять талеров, шесть талеров, пять талеров цена, — но никто не дает за него ничего. Если турок беден, то не только раба не может содержать, но у него и самого нет лишней полтуры, и, разозлившись, что никто не хочет купить раба, он ведет его в кафе и там продает за чашку кофе. Так дешевы здесь цесарки[451].

137

Видин, 9 julii 1738.

Опять мы сломя голову куда-то летим, потому как и отсюда, по обычаю, должны отправляться спешно, а с кем и куда, послушай спокойно. В пятый день сего месяца вдруг прибыл сюда со стороны Ниша[452] великий визирь и с ним восемьдесят тысяч вооруженных людей. Поскольку он торопится, то войско свое не оставляет на отдых, и сегодня мы отправились с ним в сторону Оршовы. Причина в том, что здешний паша уже месяца полтора как осадил Оршову и обстреливает ее, но примерно две недели назад на помощь крепости пришел генерал Кёнигсег[453]. Наш визирь, узнав об этом, потому и прибыл сюда так поспешно, потому и мы отправились сегодня утром на помощь паше. Он везет с собой большие пушки и все, что требуется для штурма, есть пушка, которую везут шестьдесят буйволов. Позавчера визирь передал князю, чтобы тот покинул Видин и присоединился к нему. Так что мы собрались, по устоявшемуся обычаю, и отправились в лагерь к визирю. Спроси: как мы туда добирались? Положение наше словами нельзя описать, ни у кого из нас нет ни лошади, ни какого-то снаряжения, чтобы жить в лагере. Визирь давал нам и солдатам достаточно лошадей, но это были почтовые лошади. Представляешь, как на почтовых лошадях ехать в лагерь? Словом, мы отправляемся на них, на них же и возвращаемся. Все это — чистая комедия. Ради того же тащит нас туда и визирь, думая, что, ежели мы будем у него в лагере, к нам придет много венгров. Но, слава Богу, ни один стоящий человек к нам не пришел, а ежели кто пришел, то из тех, кого пока не удалось повесить. Только много слов говорят, а пользы от них никакой. Милая кузина, небольшая молитва ох как помогла бы тому, кто едет в лагерь на почтовых лошадях.

138

Фетислан[454], 11 julii 1738.

Честное слово, кузина, сам великий визирь не сообщает султану, куда он направляется и что делает, более старательно и подробно, чем я пишу обо всем этом тебе. Можно подумать, будто ведешь эту войну ты, кузина. Итак, великий визирь на рассвете отправился со всем своим лагерем из Видина; следом за ним помчались и мы. Выехали мы 9-го, сюда же прибыли сегодня, 11-го, около полудня. А вчера визирь нас перехитрил, и не только нас, но и весь свой лагерь; узнали же мы об этом сегодня, и произошло это следующим образом. Вчера вечером, после шести часов, визирь со всем своим двором отправился в путь. Перед ним и следом за ним несли много факелов, а весь лагерь, да и мы тоже подумали, что проведем ночь здесь и что визирь потому отправился в путь, чтобы прибыть в Фетислан ночью, по холодку. Потому как у турок есть обычай, что войско не отправляется вместе с визирем: войско уже знает свое место расположения и отправляется или раньше визиря, или после, или по одному пути, или по другому. Когда визирь выезжает в путь, раздается выстрел пушки. С визирем же нет никого, кроме его двора, который очень многочислен, и его телохранителей, которые всегда находятся с ним. Ага янычар же всегда отправляется на день раньше визиря. Так что визирь отправился вчера вечером, как я сказал, и когда был примерно на две мили от лагеря, приказал стрелять из пушек и из ружей, будто на него напал неприятель возле Дуная, поскольку все время нужно было идти по берегу Дуная. Услышав стрельбу, весь лагерь поднялся и зашумел, решив, что визирь стреляет по каким-то лодкам. Хотя было темно, все разобрали шатры и поспешили следом за визирем. Через некоторое время прибыли к нам несколько чаузов с приказом визиря, чтобы отправлялись в путь и мы, ежели не хотим подвергнуться опасности. Так что мы собрались с большой поспешностью и в полной темноте отправились следом за визирем. С турецким лагерем и днем-то нелегко, а ночью совсем беда, потому как огромное количество нагруженных мулов и верблюдов движется то так, то этак, в полном беспорядке, и ежели ты не бережешься, то тебя точно собьют с ног и затопчут. Словом, сегодня, примерно в обед, прибыли мы сюда со всем лагерем. И сегодня узнали, что визирь вечером велел стрелять для того, чтобы войско скорее пошло за ним.

Находимся мы на одном берегу Дуная, видинский паша же на том берегу, который ближе к Венгрии. Оршова отсюда всего в трех часах езды. Сейчас там не стреляют; в последнем письме я объяснил причину, но теперь снова начинают стрелять, потому как укрепления готовы. Говорят, двадцать второго и мы будем стрелять. Считают, в двух лагерях полторы сотни тысяч человек, но ежели считать всех, кто ест хлеб, то будет больше двухсот тысяч, потому как здесь невероятно много челяди, много всяких ремесленников, много купцов, ростовщиков, торговцев, как в каком-нибудь городе. Словом, даже в городе не найдешь столько всего, сколько в лагере у визиря. Тут даже ювелиры должны быть. Множество пищи и всего прочего, и все это надо было везти