Жена без срока годности - Ольга Горышина

виш! — улыбнулась я ему, воскликнув по-английски, что была бы счастлива остаться с прежней лапкой, но теперь лапища точно увеличилась, и странно, что он этого не заметил.

Впрочем, выговаривать ему на людях за плотоядную слепоту я не стала, просто спасла его статус в глазах молоденькой продавщицы.

— В беременность стопа под лишним весом расплющивается, а вечный бег в кроссовках затем закрепляет увеличившийся размер. Давайте я тридцать девятый для начала примерю. Мне с носком самое оно будет. Да, мне носок нужен, — подтвердила я просьбу. — И чтобы без каблука. Ну, небольшой квадратный допускается.

— Кирпичик? Это так каблук называется, — решила поумничать девчушка. — Под ваш запрос еще ковбойский подходит.

— Если в комплекте с лассо, мы возьмем, — Вон даже Лебедев не выдержал ликбеза. — Вот вам ботинок, найдите такие же, — сунул он ей в руки мокрый образец. — Мы торопимся.

Мы со многим поторопились, со многим. Но сейчас я сумела не ответить на его поддерживающую улыбку одобрением.

— Можно сначала носки дать? — все никак не унимался покупатель.

— Я сначала должна их пробить, — насупилась продавщица.

— Вы думаете, я не заплачу за носки?

Я сейчас заплачу… Ну не бутик это, не бутик, сюда рабоче-крестьянский люд заходит. Давно в магазинах для обычного пипла не был, небожитель? Юность бы вспомнил, в демократическую Калифорнию съездил, что ли, поучиться жить при деньгах, но без высокомерия.

— Андрюш, — дернула я его за рукав незастегнутого пальто. — Мы никуда не торопимся.

— Тебе ногам холодно.

— Ну холодно…

— А я о чем?

Понять бы, о чем… О чем это все. Ботинки купить не ребенка усыновить. Но у адвоката в офисе я уже держала ноги в тепле, а голова у меня и так всегда была холодной. Как же я отвыкла от показушного “дорого-богато”! Увы, этот офис с громоздкими деревянными столами был из этого числа, как и дядька в кресле, в которое помещался с большим трудом. Скорее всего по инстанциям побежит золотая рыбка на посылках, потому что этот жир-трест до суда просто не добежит, сдохнет по дороге в дорогом костюме. Мне, конечно же, сделалось стыдно за свою мысленную нетолерантность, но этот человек ничем к себе не располагал и даже не пытался произвести на меня хорошее впечатление. Сексизм — ну да, чистой воды. Кто там перед старой женой выделываться будет… В России. Ну, молоденькой, возможно, еще бы улыбнулся плотоядно… Но у меня, главное, были сухими ноги — остальное не важно, абсолютно… Как говорится, только такие проблемы, а у меня, увы, другие. Намного серьезнее.

— Раз вы часто в разъездах, то во избежании накладок рекомендую вам оформить на мужа генеральную доверенность.

— С какой это радости? — вырвалось у меня в ту же секунду, адвокат даже рот, кажется, еще не закрыл. — Генеральную? На представление меня в суде и в органах опеки будет вполне достаточно.

— Вы, наверное, не понимаете, что такое доверенность, — улыбнулось это чудо в галстуке под тысячей подбородков. — Мой нотариус вам все объяснит.

— Мне не надо ничего объяснять. Все, что нам надо, это чтобы ваша контора оформила на нас ребенка, и все.

— Вот это все, — он нарисовал в воздухе воображаемый шарик. — Понятие обтекаемое. Вы не знаете, что и где потребуется от вашего имени подписать. У нас у каждого банка своя форма доверенности. Например общую Сбербанк часто не принимает, в доверенности, даже генеральной, должно имя банка быть прописано. И я не понимаю, вы мужу своему не доверяете, что ли?

— Мы знакомы с восемнадцати лет. О каком доверии через четверть века может идти речь? Вы шутите? — не знала я, над кем сейчас больше подтруниваю, мужем-дьяволом или его адвокатом.

— Живи еще хоть четверть века — всё будет так, — троллил меня теперь хозяин офиса.

Андрей молчал. Это ж адвокатская контора, а не обувной магазин.

— Петр, сделайте так, как считаете нужным, — встрял наконец. — У Марины абонемент в венскую оперу, она не может пропустить спектакль, поймите нас правильно.

Интересно, а как адвокат должен понимать — неправильно, что ли?

— Сделайте генеральную на год.

— На месяц, — исправила я. — У ребенка срочное лечение. Потом я уже не оставлю его. Так что доверенность скорее от Андрея понадобится. Но мы с этим разберемся позже.

Ждать доверенность пришлось полчаса. С кофе на голодный желудок.

— Не доверяешь мне, что ли? — подал голос Андрей, крутя на блюдце полную чашку с эспрессо.

— А с какой стати я должна тебе доверять?

— Логику включи. Ну что я могу сделать? Кредит на тебя оформить? Чтобы тебя из страны не выпустили, месяца не хватит.

— Я тебе просто не доверяю. Ни на месяц, ни на год. Ты кофе действительно не пьешь?

— Не пью. Не могу ж я всем про здоровье рассказывать.

— Ничего, что ты с работы исчез на два дня?

Когда тема еды исчерпана, переключайтесь на работу!

— Даша вопросы наводящие задает, что ли? — улыбнулся он добро.

Пришлось отвечать улыбкой на улыбку.

— Нет. Даже обидно, — сощурилась я лукаво и перешла на шепот: — Ничего не спросила.

— Боится узнать, что ты снова победила.

— А выбор разве стоял? — теперь распахнула я глаза.

— Нет, конечно, — Андрей остался на шепоте. — Но это конкретно у меня. А что у нее в мозгах было…

— А что у тебя сейчас в мозгах? — даже не попыталась я возродить студенческую ревность.

— Пусто, Мариночка. Сейчас у меня все в штанах. Как и тогда. Вам, бабам, не понять. Вы из другого теста, особенно ты.

— Ничем помочь не могу.

— Можешь, можешь… Только не хочешь. Есть-то хочешь? Давай столик где-нибудь в приличном месте закажем?

— А я не хочу с тобой в приличное. Я не хожу по файн-дайнинг и всяким мишленам. Пыталась подруге на пятидесятилетие ужин там заказать и выяснила, что к ним за полгода записываться надо. Это, блин, как люди могут ужины планировать на год вперед?

— Просто у вас там деревня.

— Мне она нравится.

— Тогда могу тебя в неприличное место пригласить.

— Домой, что ли?

— Ну а как ты догадалась? Купить пельменей… Ну или обеды для микроволновки…

— Я уже не в том возрасте, чтобы подобным питаться.

— Зато еще в том, чтобы тобой питаться. Я бы взял две порции.

— Не боишься переесть?

— Нет, не боюсь. Это ты всего боишься. Сказать себе правду, например. О том, что тебе тоже хочется домой. Ко мне, — добавил тут же. — К нам. Теперь официально. Не хочешь на бумажке начертить, какие квадратные метры себе берешь?

Я смотрела ему в глаза: надеялась, что моргнет — куда там, гнет свою линию.

— Помнишь