Блеск клинка - Лоуренс Шуновер

Воздух был напоен приятным, острым ароматом, исходившим от черной жидкости, которая пузырилась в серебряной чаше над тлеющей жаровней, установленной в углу между окнами. При появлении посетителей девушка-рабыня, как бы не замечая их, поставила алебастровый кувшин с кипящей водой, которую она добавляла в бассейн, подошла к жаровне и помешала жидкость длинной серебряной ложкой. Она вела себя совершенно непринужденно. Быстрый итальянский взгляд Джастина отметил, что она была одета почти так же беззастенчиво, как и посредник в ванне. Василий объявил об их прибытии на диком, незнакомом болгарском языке с первобытными скрежещущими согласными; посредник ответил по-гречески, а евнух перевел на латинский язык:

— Господин сказал, что рад видеть вас и выражает сожаление, что, хотя он владеет болгарским, греческим, турецким, арабским и персидским языками, многочисленные государственные дела не оставляют ему свободного времени для изучения французского или латинского языка. — Затем он занял место позади них. Пьер и капитан шагнули к краю ванны и поклонились.

Это движение напугало глупую болтливую ручную обезьянку, которая пряталась в углу. Она вскрикнула как испуганная женщина, пробежала по влажному мраморному полу, от которого поднимался пар, и прыгнула на плечо Оглы, обвив цепкий хвост вокруг толстой шеи хозяина и держась лапами за прядь черных волос, выбившуюся из-под полотенца. Он изобразил на сером маленьком стариковском личике выражение гнева и смущения.

— Прекрати, Лала; спокойно, Лала Бей; эти франки друзья, — сказал Оглы по-турецки, нежно шлепнув возбужденную обезьянку. Она перестала запутывать его волосы, но осталась на плече посредника, чувствуя себя здесь в безопасности и недоброжелательно поглядывая на французов. Не глядя в сторону рабыни, Балта Оглы протянул большую, полуоткрытую ладонь, и она мгновенно и совершенно бесшумно скользнула к нему, как бы не касаясь пола босыми ногами, и подала ему маленькую фарфоровую чашечку с обжигающей жидкостью. Оглы вдохнул ароматные испарения и попробовал напиток, удовлетворенно причмокивая между маленькими глотками.

— Василий, спроси гостей, не хотят ли они кофе. Можешь упомянуть, что я рекомендую. Шейдаз, добавь горячей воды.

Василий перевел любезное предложение, особо пояснив Пьеру, который был новичком на Востоке, что напиток безвреден и оказывает стимулирующее действие, так что даже воздержанные турки пьют его с удовольствием; он кажется горьким, если глотать его как вино, но очень приятен, если медленно потягивать его, как это делает посредник. Пока он говорил, девушка-рабыня опять взяла кувшин и вылила его в ванну. Но струя горячей воды прошла немного ближе к телу хозяина, чем следовало. Оглы обрушил на рабыню поток отвратительной ругани по-турецки, кончавшийся словами:

— Я раздену тебя донага и высеку твою безобразную, бесполезную задницу, чтобы ты была повнимательнее. — Василий, разумеется, не переводил его слова.

Джастин, если бы он понимал по-турецки, не согласился бы с высказанным определением. Пьер медленно покраснел до корней волос.

— Не позорьте меня, господин, — взмолилась девушка. — Посмотрите на лицо молодого франка. Мне кажется, ваши слова понимают.

— Что? — в изумлении рявкнул Оглы. — Франки не знают языков кроме латыни и их собственного гнусавого диалекта. Он хитро взглянул на Пьера над маленьким озерком черного кофе в крошечной голубой чашечке, которую он держал под самым носом. Его угольно-черные глаза все еще были слегка налиты кровью после усердных проб продукции его виноградников прошлым вечером. Под направленным на него упорным испытующим взглядом Пьер покраснел еще больше.

— Боже мой! — открыл рот от изумления Оглы. — Кажется, ты права, Шейдаз.

— Меня немного учили турецкому языку, милорд, — быстро произнес Пьер. — Французский министр упомянул, что Паша Оглы, возможно, предпочитает говорить по-турецки. Но обучавший меня старик прожил много лет в Исфагане и, возможно, его турецкий язык был с примесью персидского или я учил его недостаточно усидчиво; минуту назад мне показалось, что вы назвали вашу обезьянку «Милордом Наставником», а теперь мне кажется, что вы назвали вашу прекрасную рабыню, которая, как и все, что я видел в вашем доме, делает честь вашему изысканному вкусу, безобразной и бесполезной. Несомненно, мой турецкий никуда не годится.

Джастин вынужден был повернуть голову, чтобы увидеть, кто говорит. Балта Оглы обнажил все свои сильные ровные зубы, поразительно белые на фоне черной бороды, в широкой довольной улыбке.

— Это редкая любезность со стороны министра, Питер. Никогда раньше он не присылал ко мне должностного лица, с которым я мог бы разговаривать напрямую без помощи моего драгомана.[24] Я люблю разговаривать и люблю есть, и люблю делать это без посредников. Я напишу вашему господину, как я доволен. Ваш турецкий язык прекрасно можно понять, хотя он чуть-чуть высокопарен. Вас учил пуританский старый грамотей? Старый языческий священник?

— Нет, милорд, он старик, но не имам и не ученый. Он старый мастер по изготовлению сабель, который не мог написать ни слова на родном языке.

— Вам следовало бы научиться и писать, Питер. Пусть вас не смущает имя моей обезьянки. Она заслуживает титул, который вы правильно поняли. Она умнее большинства людей, которых я встречал. Что касается девушки — она неуклюжая девка. Я действительно собираюсь продать ее. Может быть, мы договоримся, ревизор Питер?

Евнух быстро переводил его слова недоверчивому капитану.

— Мне она не по карману, милорд.

— В самом деле? Ну хорошо, я ценю мою кожу и не хочу, чтобы ее содрали с меня. Может быть, я подарю девушку вам. — Пьер знал, что быть подаренным — ужасное оскорбление для раба. Джастину, до которого информация доходила с запаздыванием на латыни, не казалось, что девушка слишком обеспокоена. Возможно, Оглы шутит, или девушке хочется сменить хозяина.

— Я бы не знал, что с ней делать, милорд.

Посредник фыркнул и мелкая рябь разбежалась по поверхности воды. Она отразилась от стенок бассейна, вернулась к нему как прилив и затухла на его круглом, выступающем из воды животе под плавающей желтой накидкой. Он осушил чашку и протянул ее девушке.

— Оружейник, очевидно, был в самом деле древним стариком, — заметил Оглы. — Шейдаз, дай эфенди[25] Питеру чашку кофе. Каждый, кто говорит по-турецки, Питер, должен также научиться пить кофе.

— Я принес декларации, — сказал Джастин, — и был бы рад вручить их, как только Паша Оглы согласится взглянуть на них. — Он принял чашку кофе от Шейдаз, то же сделал и Пьер. После того как Василий перевел обращение капитана посреднику, Пьер добавил: