Маска Ктулху - Август Дерлет

2

Два дня спустя я наткнулся на то, что искала Ада Марш.

Бумаги дяди Сильвана были спрятаны там, где Ада искала в самом начале, — за полкой курьезных оккультных книг. Но лежали они в тайном углублении, которое мне удалось случайно открыть лишь из-за собственной неловкости. Там было нечто вроде дневника, а также множество разрозненных листков и просто клочков бумаги, покрытых крошечными буковками, в которых я признал дядин почерк. Я немедленно унес всю пачку к себе в комнату и заперся, словно опасался, что именно в этот час, прямо посреди ночи, за ними придет Ада Марш. Совершенная нелепость, ибо я нисколько ее не боялся — напротив, меня тянуло к ней гораздо сильнее, чем я мог даже помыслить, когда мы впервые встретились.

Вне всякого сомнения, находка бумаг стала поворотным пунктом в моем существовании. Скажем так: первые двадцать два года были статичны и прошли в ожидании; первые дни в доме дяди Сильвана на побережье стали переходом от прежнего состояния к тому, что должно было наступить; поворот случился с моим открытием — и, разумеется, чтением — дядиных бумаг.

Но что я мог понять по первому отрывку, попавшемуся мне на глаза?

«Подз. конт. шельф. Сев. край в Иннс. протяженностью прим. до самого Сингапура. Ориг. источник у Понапе? А. предполагает: Р. в Тихом вбл. Понапе; Э. считает: Р. у Иннс. Б-ство авторов предполагают большую глубину. Может ли Р. занимать конт. шельф целиком от Иннс. до Синг.?»

Это было только начало. Со вторым отрывком дело обстояло не лучше:

«К., который ждет, видя сны, в Р., — это всё во всем и везде. Он в Р. у Иннс. и на Понапе, он среди о-вов и в глубинах. Как связаны Глубинные? Где Обад. и Сайрус впервые вступили в контакт? Понапе или меньший о-в? И как? На суше или в воде?»

Но в тайнике обнаружились не только дядины бумаги. Меня ждали и другие откровения — еще тревожнее. Например, письмо достопочтенного Джабеза Ловелла Филлипса неизвестному лицу, датированное более чем веком назад, где говорилось:

«Неким днем августа м-ца лета 1797 капитан Обадия Марш, сопровождаемый своим старшим помощником Сайрусом Олкеттом Филлипсом, заявил о том, что судно его, “Кори”, затонуло вместе со всем экипажем на Маркизах. Капитан и старший помощник прибыли в Инсмутскую гавань на гребной шлюпке, однако же трудности путешествия отнюдь не сказались на них, несмотря на расстояние во многие тысячи миль, покрыть кое столь утлое суденышко было явно не в состоянии. После чего в Инсмуте началась цепь происшествий, навлекших проклятие на всех его обитателей в течение жизни всего лишь одного поколения: ибо Марши и Филлипсы породили странную расу, и порча пошла на эти семейства вслед за появлением в них женщин — как они вообще сюда попали? — сказавшихся женами капитана и его старшего помощника; на Инсмут выпущено было Адское Отродье, кое ни одному человеку не изничтожить и против коего бессильны все воззвания, что я посылал Небесам.

Что там забавляется в водах у Инсмута в поздние часы тьмы? Русалки, говорят некоторые. Фу, какая глупость! Как бы не так — “русалки”! Что ж еще, как не проклятое отродье племени Маршей и Филлипсов…»

Здесь, странно потрясенный, я прекратил читать и обратился к дядиному дневнику — к его последней записи:

«Р. таков, как я думал. В следующий раз я увижу самого К. там, где Он лежит в глубинах, ожидая дня, дабы восстать вновь».

Но следующего раза для дяди Сильвана уже не наступило — его ждала только смерть. Перед этой записью имелись и другие — во множестве: ясно, что дядя писал о вещах, знать коих я не мог. Он писал о Ктулху и Р’льехе, о Хастуре и Ллойгоре, о Шуб-Ниггурате и Йог-Сототе, о плоскогорье Ленг, о «Сассекских фрагментах» и «Некрономиконе», о Сгоне Маршей и об отвратительных Снежных Людях — но чаще всего упоминал Р’льех и Великого Ктулху, обозначая их в бумагах «Р» и «К», а также о своем упорном их поиске. Ибо мой дядя, как становилось ясно из написанного его же рукой, искал эти места или этих существ — по тому, как он записывал свои мысли, я едва мог отличить одно от другого: его заметки и дневники предназначались лишь для его глаз, и понимал их только он сам, а я не мог ни с чем их соотнести.

Еще там имелась грубая карта, нарисованная чьей-то рукой еще прежде дяди Сильвана, ибо она была стара и сильно измята. Она меня чрезвычайно заинтересовала, хоть я и не понимал ее истинной ценности. То была приблизительная карта мира — но не того мира, который я знал по школьным своим занятиям. Скорее тот мир существовал лишь в воображении неведомого древнего картографа. Например, глубоко в сердце Азии он разместил «Пл. Ленг», а над ним, близ места, где полагалось быть Монголии, — «Кадат в Холодной Пустыне» с пометкой: «в пространственно-временном континууме; одновременно». В море у островов Полинезии он отметил «Сгон Маршей» — насколько я понял, разлом океанского ложа. Риф Дьявола у Инсмута тоже был обозначен, как и Понапе — это, по крайней мере, были реальные географические места. Но большинство названий на этой сказочной карте были мне совершенно незнакомы.

Я спрятал найденное там, где Аде Марш, как мне подумалось, и в голову не придет искать, и, хоть время было поздним, вернулся в центральную комнату. Здесь я почти инстинктивно и безошибочно начал отбирать книги с полки, за которой были спрятаны документы, — из тех, что упоминались в заметках дяди Сильвана: «Сассекские фрагменты», «Пнакотикские рукописи», «Cultes des Ghoules» графа д’Эрлетта, «Книга Эйбона», «Unaussprechlichen Kulten» фон Юнца и множество других. Но, увы! — многие были на латыни или греческом; на этих языках я читать не мог, хоть и продирался с трудом сквозь французский или немецкий. И все же на их страницах я нашел достаточно такого, что наполнило меня изумлением и страхом, а также странным возбуждением, будто я только что понял, что дядя Сильван завещал мне не только свой дом и имущество, но и свой поиск, и мудрость веков и эпох, прошедших задолго до появления человека.

Так я сидел и читал, пока утреннее солнце не вторглось в комнату, затмив собою свет зажженной лампы. Я читал о Великих Старых, которые были первыми во Вселенной, и о Старших Богах, которые сражались со взбунтовавшимися Властителями Древности и победили их — Великого Ктулху, обитателя вод; Хастура, покоившегося на озере Хали в Гиадах; Йог-Сотота, Всего-в-Одном и Одного-во-Всем; Итакуа, Оседлавшего Ветер; Ллойгора, Странника Звезд; Ктугху, живущего в огне; великого Азатота. Все они были побеждены и изгнаны во внешние пространства, пока не наступит тот день в отдаленном будущем, когда они смогут вновь восстать вместе со своими последователями, заново покорить расы человечества и бросить вызов Старшим Богам. Я читал и об их приспешниках — о Глубинном Народе в морях и водах Земли, о дхолах, об отвратительных Снежных Людях Тибета и тайного плоскогорья Ленг, о шантаках, которые бежали из Кадата по мановению Странника Ветров — Вендиго, двоюродного брата Итакуа; об их соперничестве, ибо они едины и все же вечно разделены. Я читал все это и много, много больше, будь оно все проклято: собрание газетных вырезок о необъяснимых событиях, которые дядя Сильван считал доказательствами истинности своей веры. На страницах тех книг еще больше было написано на том любопытном языке, слова которого я обнаружил вплетенными в украшения дядиного дома: «Ф’нглуи мглв’наф Ктулху Р’льех вга’нагл фхтагн», что в ряде текстов переводилось как: «Дома в Р’льехе мертвый Ктулху ждет, видя сны»…