Время одиночек - Артём Каменистый

– Ты повторишь сейчас то, что рассказывал нам? Чтобы это слышал префект?

Нуриец, нехорошо покосившись на Эддихота, кивнул:

– Да. Мне нечего скрывать.

– Вот и хорошо. Как тебя зовут?

– Я уже говорил тебе это – неужели ты забыл?

– Пусть это узнает и господин префект, – терпеливо пояснил Сеул.

– Да. Пусть знает. Я – Одон, мое второе имя Ткра, а родовое Ртчи. Наш род – один из родов, держащих воду. Я тебе ответил.

– Хорошо, Одон. Расскажи мне еще раз: как у тебя украли невесту?

– У меня ее не крали! – вскинулся нуриец. – Ригидис не доехала до моего дома – там я бы ее никому не позволил забрать! Мне говорят, что она сбежала сама, что она не хотела ко мне ехать. Те, кто это говорил, лживые свиньи с гнилыми языками! Там, возле приюта, перед его воротами, – там дом моего друга Ховата. Я был у друга и увидел ее через стену, в саду. Я заговорил с ней, и она мне ответила. Так бывает между мужчиной и женщиной – один взгляд или одно слово связывает их крепче толстой веревки. Я – нуриец, а она не наша. Но держащие воду далеки от гор – наш закон позволяет мне брать жену не из наших. Я свободен – я вдовец. Меня женили еще ребенком, но моя жена умерла, так и не попав в мой дом. Обычай требует держать траур четыре года. Это хорошо – эти годы сделали меня взрослым, и судьба на исходе четвертого года подарила мне встречу с Ригидис. Отец выслушал меня и потом сказал «да». И никто не сказал «нет». Мы пошли в приют, но жалкие твари у входа нас даже не захотели туда пускать – мы ведь нурийцы. Я попросил Ховата. И Ховат помог. А еще мы заплатили деньги баронессе, живущей в городе. Мы не нищие – мы заплатили много. Эти деньги платят те, кто ищет себе жену. Без денег это трудно, а нурийцу невозможно. Нам дали встречу в беседке, в саду приюта. Там я прикоснулся к руке Ригидис. Там она и сказала «да». Была назначена свадьба. Я послал своих друзей и братьев за невестой, как это принято у нас: ее как бы должны были украсть. Это как игра – кражи на самом деле нет, ведь невеста и ее родня согласны. Так принято даже у речных родов. Но так не принято у вас – Ригидис им не отдали. Моим друзьям в приюте сказали, что они сами привезут Ригидис прямо на свадьбу. Про нас, нурийцев, говорят много плохого, но чужие обычаи мы уважаем. Я ждал ее, но никто ее не привез. Я послал брата узнать, когда же они приедут, но брат вернулся с вестью, что она пропала. Вот: так все было.

– Одон, расскажи, что было дальше: префекту очень интересно.

– Ему интересно?! Я много раз все рассказывал здесь, в этом каменном доме. Здесь мои слова записывали в бумаги, только если перед этим я давал деньги! Без этого ничего не писали! И зачем я им платил?! Слова, записанные в ваши бумаги, не возвращали мне Ригидис. Я был как безумный. Я днями и ночами сидел на балконе в доме моего друга Ховата. Я смотрел на сад, где впервые увидел Ригидис, и я вспоминал шелк ее руки. Я – мужчина, но я плакал, и я не стыдился своих слез. Но как бы плохо мне ни было, мои глаза при этом не затуманивались. И я стал видеть вещи, которых не должен был видеть в таком месте. Я видел, что в приюте происходят очень странные вещи. Туда заходили плохие люди, грязь города, и их там принимали как дорогих гостей. Я видел, как оттуда увозили ночью какие-то грузы. У охраны видел арбалеты и пороховые трубки – это запрещенное оружие, его могут иметь лишь солдаты и стражники. Я стал думать, что эти люди как-то причастны к исчезновению моей любимой. И я стал сидеть на балконе с луком, одевшись в темное. Я ждал сам не знаю чего. Сегодня ночью я опять увидел странные вещи. Сперва из города прибежал какой-то бродяга и что-то сказал сторожу. Сторож забежал в дом, и там стало очень оживленно. Люди что-то выносили из дома и взамен заносили дрова и хворост. А еще двое с пороховыми трубками забрались на стену, притаившись над воротами. Потом стало сильно темно, и я мало что видел. Но все же увидел, что из города очень поспешно явился какой-то человек, и после этого у ворот было много движения. А затем к фонарю пришли шестеро мужчин и стражник, и эти отродья болотных жаб начали в них стрелять. Мне трудно было решить, что делать, но я решил – я взялся за лук. Я не делал ничего плохого – я стрелял в людей, которые убили стражника, – это ведь не нарушение закона, это защита города. Лук – не запрещенное оружие, я не нарушил закона. Остальное вы все и без меня знаете.

– Спасибо, Одон, – кивнул Сеул. – Видите, господин префект? Мы нашли кое-кого из преступников – у вас под вывеской приюта «Семь дев» шайка воровала женщин. Причем это длилось годами.

Эддихот сокрушенно покачал головой:

– Куда катится этот мир? Нуриец женится на имперской сироте и при этом водит тесную дружбу с Ховатом. Внуком того самого Ховата, которого нурийцы от злости прозвали Огненноруким. Уж очень он любил сжигать их селения. Надо сказать, его способы наведения порядка принесли тогда положительный результат – в горах на западе он всех к ногтю прижал, до сих пор нам там полегче. Но скажите мне, если, конечно, сможете: на кой им женщины? К чему такие сложности с приютом? Я за пару десятков китонов без помех договорюсь с подходящей мамашей, и та мне отдаст свою дочку. Безо всяких драм с пороховой стрельбой и похищениями. Что за ерунда? И вы уверяете, что это к тому же было массовым явлением? Полная бессмыслица!

– Я подозреваю, что через Тарибель ежегодно проходят сотни, а может, и тысячи девушек, похищаемых этой шайкой. На это указывает анализ ваших архивов – уверен, что и у соседей будет схожая картина.

– Вы совсем спятили! Тысячи женщин?! Здесь, в городе, население чуть больше тридцати тысяч человек. С пригородами – до пятидесяти. По столичным меркам – деревня. Вы думаете, здесь бы не заметили, что через приют перетаскивают такую толпу девиц?!

– А я разве упоминал приют? Я сказал «шайка». Приют – лишь одно из ее владений, думаю, подобных мест у них множество. За эти годы они волей-неволей много раз должны были засветиться, так что достаточно покопаться в архивах и потрясти доносчиков – обязательно что-нибудь выплывет. Кроме того, они обзавелись своими людьми среди ваших подчиненных – это, разумеется, ваше дело, но я бы подобное непотребство вычистил в первую очередь. Сейчас, когда их впервые ухватили за нежные места, они начнут суетиться и делать ошибки. Самое время их начинать брать, пока следы не замели.

Дербитто, тактично кашлянув, не отрываясь от изучения трофеев, заговорил:

– Извините, что вмешиваюсь, но, думаю, господин префект до сих пор не понял, с чем он здесь имеет дело. Да и вам, Сеул, интересно будет некоторые вещи узнать.

– Вы о чем? – не понял Эддихот.

– Да я о том, что у вас наверняка есть масса проблем поважнее нашей. Все же дела у вас в Тарибели плохие сейчас. И думаю, вам не до каких-то там женщин – пусть они даже сотнями пропадают. Женщины – это женщины, их удел – терпеть. Но вот на этом столе, передо мной, лежат кое-какие вещи, способные вас очень серьезно озадачить. Меня они уже озадачили.