Шотландская наследница - Патриция Поттер

В глазах Бена оставалось сомнение, в них читались грусть, и угрызения совести, и раскаяние, и от этого сердце Элизабет болезненно сжималось. Неожиданно она поняла. Он был испуган — даже больше, чем она сама, и причиной тому был страх потерять человека, которого он позволил себе полюбить. Полюбил, несмотря на то, что те женщины, которых ему довелось полюбить, покидали его — предавая или умирая. И еще он боялся, что и Элизабет может, как и они, покинуть его.

Ужасная это штука — неверие. Элизабет знала это. И хотела доказать Бену, что она другая, что ей он может верить.

Она должна доказать ему это, потому что очень любит его.

Она распахнула двери своей страсти и заманила Бена в ее сети. Заставила его потерять голову.

Бен продолжал целовать Элизабет, забыв обо всем на свете, потеряв контроль над временем и над собой. Она и не хотела, чтобы его что-то сдерживало. Ей хотелось познать его. Всего. Все его секреты, все его тайные мысли.

Когда Бен, осыпав горячими поцелуями шею, склонился к ее плечу, Элизабет отклонила голову, облегчая ему задачу. Когда его руки осторожно скользили по ее телу, она придвинулась, подставляя свою грудь. А когда он поднял ее блузку и припал губами к торчащим, упругим соскам, все тело Элизабет содрогнулось от страсти.

Она стала медленно сползать вдоль стены, увлекая Бена за собою. Наконец они оба оказались на земле. Бен скинул жилет и теперь нащупывал негнущимися пальцами пуговицы на брюках. Она принялась помогать, сгорая от страсти. Наконец раскаленное естество Бена обрело свободу.

— Элизабет, — яростно прошептал он и принялся стаскивать с нее бриджи. Она помогала ему с той же яростью и с тем же нетерпением. Элизабет опрокинула Бена на спину и стала опускаться на него сверху, не в силах больше терпеть ни секунды. Его огромное тело казалось расслабленным, но вдруг стремительно приблизилось и заполнило собой пылающую от страсти Элизабет.

В душе ее причудливо смешались восторг и печаль. Она знала, что жизнь ее никогда не станет полной без этого человека. А он тем временем проникал все глубже и глубже, до самых потаенных уголков, казалось даже — до самого дна ее души, до самого сердца.

Она словно со стороны услышала свой собственный крик. Их тела двигались в простом и вечном ритме. Движение становилось все быстрее, а крик Элизабет — все громче. Он рвался наружу из ее пересохших губ неудержимо и властно, словно птица, взмывающая к небесам. Их тела продолжали свой эротический танец — танец, которому уже тысячи лет. Элизабет ощущала себя вне этого мира, а Бен тем временем входил в нее снова и снова, и ей казалось, что еще немного, и она не выдержит, взорвется. Тело Бена содрогнулось в серии сильных коротких толчков, и Элизабет почувствовала внутри себя горячую влагу. Бешеная скачка сменилась ощущением радости и удовлетворенного покоя — чудесное, неведомое ей прежде состояние.

Она коснулась пальцами щеки Бена и почувствовала, что она, несмотря на холодный день, покрыта мелкими капельками пота. Бен тяжело дышал, постепенно успокаиваясь, становилось расслабленным и его тело. Но они пока еще были единым целым — он и она, и от этого на сердце Элизабет стало светло и радостно. Ее собственное дыхание успокоилось, и только тело все еще продолжало мелко вздрагивать в волнах утихающей страсти.

— Элизабет, — тихо сказал он и легко провел пальцем по ее лицу, щеке, шее. Она прочитала в этом прикосновении любовь, и нежность, и заботу. Лицо Бена разгладилось, стало мягким и добрым.

Она улыбнулась, провела тыльной стороной ладони по его щеке, пытаясь безмолвно сказать о своей безграничной любви. Ей хотелось кричать от счастья, но она молчала и только продолжала гладить его щеку.

Ей не хотелось слов. Не хотелось торопить события. Она подождет того дня, когда он сам поймет, как любит ее, как они нужны друг другу. Она знала, что Бен поймет — если уже не понял.

Бен поцеловал ее руку, задержал ненадолго губы на нежной коже, затем медленно оторвал их.

— Холодно, — сказал он.

— А я и не заметила, — улыбнулась она в ответ.

И правда, если что-то занимало ее сейчас меньше всего, так это погода.

Они медленно поднялись, и Бен помог Элизабет одеться. Сейчас, когда их тела не были больше прижаты друг к другу, Элизабет ощутила холодок и поежилась. Бен заметил ее жест и накинул на плечи Элизабет свою куртку.

Но если она и дрожала, то не от холода. Ее тело все еще содрогалось от недавно пережитого наслаждения.

Она протянула руку, сжала ладонь Бена. Глаза ее сияли светом любви. Бен выглядел смущенным, но прежняя напряженность, казалось, оставила его.

И он — улыбался. Улыбался той самой своей скупой улыбкой, что всегда заставляла замирать сердце Элизабет. Она выпустила из ладони руку Бена и прикоснулась к его лицу, проведя пальцем от кончика глаза вниз, по щеке.

— Ты позволяешь кому-нибудь такую близость? — спросила она.

Он озадаченно посмотрел на нее, не очень понимая, что она имеет в виду.

— Не считая Сары Энн, — сказала Элизабет. Ребенка просто любить, ему просто верить. Ребенок не обманет и не предаст. Бен поиграл желваками.

— А ты? — ответил он вопросом на вопрос.

— Я никого не отталкиваю. Может быть, я сама одинока, как… как ребенок.

— Расскажи о себе, — мягко попросил он, обнимая Элизабет за плечи. Она прижалась теснее к его плечу.

— Что тебе сказать? Мои отец с матерью ненавидели друг друга. Братья последовали их примеру. Всегда ссорились, задирались, враждовали. В нашем доме никогда не звучал смех. В нем никогда не было любви. Только вражда. Я ненавидела свой дом, но в школу меня не отдавали — мои родители считали, что для девочки образование не обязательно. Читать меня научила жена нашего священника, — Элизабет неожиданно улыбнулась. — Она и няня были единственными, кто был добр ко мне. Но затем няня погибла при пожаре, священник умер, и его жена уехала из нашего городка. А я снова осталась одна.

Элизабет немного помолчала.

— Но я многому научилась от них. Поняла, что люди могут любить, что они бывают добрыми и теплыми. А затем… после их ухода я стала еще более одинокой. И тогда обратила свое сердце к лошадям. Верховая езда в Хайленде считается пустым занятием, и мне приходилось скрывать от отца свою страсть. Любовь к животным у нас считалась слабостью. Животные созданы, чтобы их использовать, а за ненадобностью — убивают,

— А Джейми Гамильтон? — спросил Бен. — Как ты с ним познакомилась?

— Он дружил с одним из моих братьев. У нас была богатая, хотя и не знатная семья. На титулованных людей у нас смотрели с завистью. Вот родители и решили приобрести с помощью Джейми недостающий титул. За мной дали большое приданое — достаточное, чтобы он женился на мне. Мои родители считали, что титул Джейми придаст нашей семье… больше респектабельности.