Почти серьезно - Юрий Никулин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
(Из тетрадки в клеточку. Июнь 1957 года)
Мы работали снова в Калинине. Москва готовилась к открытию Всемирного фестиваля молодежи и студентов. Нам очень хотелось побывать на нем, и мы решили, что в один из выходных дней съездим в столицу. В это время в Калинин приехал Марк Соломонович Местечкин, который подбирал номера для московской праздничной программы.
В дни фестиваля в цирке решили показать водяную феерию, и наш номер планировалось включить в программу. Местечкин предложил наших "Рыболовов" перенести с воображаемой воды на настоящую.
Закончив выступления в Калинине, мы приехали в столицу, чтобы принять участие в репетициях представления "Юность празднует". На репетиции ушло больше месяца. "Рыболовов" пришлось значительно переделать. Перед премьерой, как всегда, нам не хватило одного дня, поэтому мы репетировали всю ночь.
Премьера прошла отлично. В программе принимали участие молодые артисты. Когда на манеж пускали мощным водопадом воду, зал аплодировал. Вода подсвечивалась цветными прожекторами, и зрелище получалось эффектным.
Осенью работать стало трудно, хотя воду и подогревали.
Кто-то пустил слух, что раньше во время водяных пантомим дирекция выдавала артистам после представления по пятьдесят граммов коньяку. Поверив в это, мы с тайной надеждой пошли к Байкалову. Николай Семенович внимательно нас выслушал и, рассмеявшись, сказал:
- Может быть, вам еще тут и бар построить со стриптизом?
В декабре меня на неделю уложил в постель радикулит - следствие ежедневных купаний на манеже. Лежа в постели, я мысленно подводил итоги работы. Десять лет прошло, как я в цирке. За это время многому научился. И теперь с превосходством смотрел на того напуганного и беспомощного Никулина, который выступал со своей первой клоунадой "Натурщик и халтурщик". За время болезни я придумал две пантомимические репризы: "Насос" и "Стрельба бантиками". Лежа в постели, я представлял, как мы с Мишей будем их делать. Для меня сразу определились наши взаимоотношения на манеже: Миша будет активным, начнет заводить меня, командовать (как в "Маленьком Пьере"), а я, туго соображающий, буду все путать.
Содержание реприз рассказал Тане. Она посмеялась, а потом сказала:
- Глупо все это, но, наверное, будет смешно.
Смешно - это уже хорошо. Ведь именно для того, чтобы смеялись, мы и выходим на манеж.
Придумав первые репризы, я, ярый противник перехода в жанр коверных, в глубине души понимал, что в конце концов желание Миши осуществится и мы рано или поздно станем коверными.
После болезни я рассказал Мише о "Насосе" и "Стрельбе бантиками". Ему репризы понравились, и мы начали их готовить. Потребовался реквизит. Тут нам пригодились "тамаринские" пищики, мы использовали их в репризе "Насос" для имитации звука выходящего воздуха.
Часами разрабатывали сложную иллюзионную технику для "Стрельбы бантиками". Казалось бы, готовим всего две репризы, а ушло на них месяц с лишним. Обе репризы показали в гардеробной Местечкину.
По-моему, неплохо,- сказал он.- Нужно проверить на зрителе. Покажите их в воскресенье на утреннике.
Дети смеялись, когда в первой репризе Миша "накачивал" меня автомобильным насосом, чтобы я стал здоровее и смог выполнить акробатический трюк. После каждой накачки воздух со свистом выходил из меня, и Мише приходилось начинать все сначала. Во второй репризе мы, зарядив пистолет яркими бантиками, начинали по очереди стрелять друг в друга. Бантики таинственным образом прилеплялись к моей рубашке и брюкам, вызывая смех в зале.
На шефском спектакле в День Советской Армии мы опять показали эти репризы. Принимали хорошо, хотя в некоторых местах возникали незапланированные паузы, чувствовался спад по ритму. И мы поняли - многое еще придется доделывать.
- Вот видишь,- сказал Миша после дебюта,- еще несколько таких реприз, и мы сможем работать коверными.
В феврале 1958 года в Московском цирке шла программа "Арена дружбы", в которой мы показывали "Насос" и "Бантики". Репризы от представления к представлению проходили лучше. В этой программе основным коверным работал Карандаш, принимал также участие и талантливый клоун Анатолий Векшин, с которым мы подружились.
Через неделю после премьеры Мишу, меня и Анатолия пригласил к себе Байкалов.
- Вот что, хлопцы,- начал заговорщицким тоном Николай Семенович,- в апреле намечается поездка советского цирка в Швецию. Меня назначили руководителем. Вас беру коверными. Готовьтесь. Думайте, что будете показывать, но пока об этом ни гугу. Ясно?
Вышли мы из кабинета потрясенные. В душе я ликовал.
С этого дня Миша, Анатолий и я репетировали ежедневно.
В апреле 1958 года мы вылетели из Москвы в Стокгольм в составе большой группы цирковых артистов. Гастроли продолжались пятьдесят дней.
Первые самостоятельные репризы, первые шаги в жанре коверных сразу определили наши клоунские характеры и маски. От репризы к репризе я старался уточнять свой характер клоуна. Я обыгрывал свою фигуру в кургузом пиджачке, ходил заплетающейся походкой и старался как можно серьезнее относиться к самым нелепым ситуациям, возникающим по ходу реприз, считая, что во все, что делается на манеже, нужно предельно верить. Если, скажем, я пугаюсь громадной бутафорской булавки в руках партнера, то я должен бежать от него с криком, веря, что он этой булавкой может меня проткнуть.
С самого начала нашей работы Миша стал меня звать на манеже Юриком.
- Ю-рии-ик! - звал меня партнер, когда я застревал где-нибудь за кулисами или среди реквизита, который то уносила, то приносила униформа.
И по ходу спектакля, когда Миша в очередной паузе снова звал меня, то на "Юиик!" публика уже реагировала.
Зрители смеялись, зная, что я снова появлюсь перед ними в своих громадных ботинках, испуганно озираясь по сторонам.
НЕ БОГИ ГОРШКИ ОБЖИГАЮТ
Об интересном трюке мне рассказал один артист (он видел его в варьете за границей). На сцену выходит конферансье во фраке и, объявив номер, поворачивается, чтобы уйти за занавес. И тут публика начинает смеяться. Оказывается, на спине фрака громадная дыра (видна майка), брюки сзади порваны настолько, что видны трусы и носки с резинками. Артист испуганно поворачивается, не понимая причины смеха. Снова встает спиной к залу, и снова смех. Опять поворачивается. Недоумевая, придирчиво осматривает себя спереди, снимает даже пылинку с лацкана, а потом, передразнивая смеющуюся публику, одергивает фрак и с достоинством идет за занавес. Зал ахает. Все видят идеально сшитый, целый, без единой дырочки фрак. Интересно, как он эта делает?
(Из тетрадки в клеточку. Сентябрь 1958 года)
Уезжая в Швецию, мы думали, что пятьдесят дней работы в этой стране покажутся до обидного маленьким сроком. Но уже через месяц я начал скучать по дому.
После Швеции мы провели отпуск в Москве, а потом поехали работать в Запорожье.
Стояло дождливое лето, и в цирке были средние сборы. Дирекция быстро организовала спасительные "Вечера смеха" и этим поправила финансовое положение.
Работа шла спокойно, привычно. И вдруг на мое имя пришло письмо, подписанное художественным руководителем Ленинградского цирка Георгием Семеновичем Венециановым, который предлагал нам открыть в качестве коверных очередной сезон а Ленинграде.
Как бы предугадывая наши смятения и колебания, Георгий Семенович писал, что во всем нам поможет. В конце письма - фраза: "Не бойтесь, не боги горшки обжигают".
Предложение Венецианова было заманчивым. Но с чем ехать? Кроме "Насоса" и "Бантиков", к этому времени мы придумали сценку "Стрельба из лука", а также интермедию с яйцами, которые должны таинственно исчезать с табуретки. Вот, пожалуй, и весь наш репертуар. Правда, до начала гастролей в Ленинграде оставалось два месяца. И мы решили, что кое-что придумать успеем. О всех своих сомнениях мы написали Венецианову. В этом же письме, как он просил, мы послали подробное описание своих реприз.
Георгия Семеновича мы знали и уважали. И когда окончательно решили, что в Ленинград поедем, то сказали себе: "Пусть поездка проходит под лозунгом "Не боги горшки обжигают".
Дождем и ветром встретил нас осенний Ленинград. На маленьком автобусе, специально присланном за нами, доехали до цирка. Через два часа разместились в большой комнате общежития на втором этаже. В первый же день - встреча с Георгием Семеновичем, который сразу спросил нас:
- Вас встретили?
И мы поняли, что встреча экспедитора - дело его рук. Тут же возник обстоятельный разговор о работе.
На другой день Георгий Семенович сказал мне:
- А вы бы в музей сходили. Там, если покопаться, можно кое-что разыскать или хотя бы какую-нибудь зацепочку найти.
В Ленинграде единственный в Союзе, а пожалуй, и в мире, Музей циркового искусства.
Целый день перебирал я пачки фотографий, десятки книг, рукописи, афиши, программы. Но, увы, ничего полезного для нашей работы не нашел. Только на один рисунок с изображением клоуна, который едет на бутафорской лошадке по манежу, обратил внимание. Клоун ходит по манежу в надетом на себя каркасе лошади.