Новая жизнь 2 - Виталий Хонихоев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тем страннее видеть модель «Хороший Мальчик Такеши» серийный номер 001 бис — в таком вот состоянии. Такеши был просто раздавлен. У меня покерфейс не получается, а уж на его лице и вовсе отчаяние было написано. И да — слезы на глазах. Набухают слезы и начинает дрожать нижняя губа, мелкой такой дрожью.
— Ну вот — говорит Эйка: — первая жертва писем из дома. Сейчас пойдет в туалет реветь.
— Воин не должен показывать своих слабостей — кивает Сора: — это логично.
— В самом деле … — говорю я. Согласен я с Эйкой и Сорой — не показывают мужчины своих слез и слабостей, но это не значит, что у нас их не бывает. Просто ревущий в истерике мужчина — зрелище отвратительное и непривлекательное. Поймите меня правильно, я и от девушек в таком вот состоянии не в восторге, но некий сексизм в этом вопросе все же присутствует. Мужики не плачут! Они могут орать, проклинать, рычать, ворчать, рыгать, блевать, драться и кусаться, но не плакать. В состоянии депрессии мужик сломает стол и трахнет кого ни попадя, лишь бы биологический вид и пол соответствовал, найдет себе компанию здоровенных бугаев и устроит с ними безобразную драку, потом с ними же нажрется до состояния риз, но реветь не будет. Мужик — это потное, вонючее и волосатое существо, которому все эти ваши депрессии неизвестны в принципе. Чтобы впасть в депрессию ему сперва нужно себе отрастить что-то хрупкое и тонкое внутри себя, а у него внутри все такое вот — выжигается алкоголем и травится никотином. И умирает в жутких мучениях. У мужика вообще жизнь проста и цели ясны — мужика ударить, девушку — трахнуть. Все. Красота.
На секунду я задумываюсь о том, что пора бы и мне повзрослеть и перестать объективизировать женщин как сексуальные объекты, а мужчин — как объекты для битья. В конце концов, надо больше сотрудничать с людьми и возможно даже найти ответ на Самый Главный Вопрос Вселенной, Жизни и Всего Такого.
В этот самый момент Такеши начинает плакать. Натурально реветь коровушкой, слезы разве что ручьем из его глаз не льются, последний раз я такое на арене цирка видел «Клоуны Бим и Бом» и специальная резиновая груша, на которую нажимаешь и струя из очков, как будто плачешь.
Я оглядываюсь. Все молча смотрят как Такеши ревет, размазывая слезы по лицу руками и всхлипывая. Все-таки сильно тут уважение к частной жизни и все это отношение «не лезь не в свое дело, не мешай людям». Ревет парень прямо в центре гостиной, на шоу, позорится, а окружающие — замерли соляными столбами. Вообще у меня тоже мелькнула мысль что не мое это дело, и вообще «хорошим мальчикам» надо бы опыта в этой суровой жизни набираться. А самый лучший опыт — это когда сам через всю грязь и говно проходишь. Как там у Черчилля — мне нечего вам предложить, кроме боли, пота, крови и слез. Мужчина должен сам пройти через огонь, воду и медные трубы… прямо вот в грязи и крови искупаться по глотку, хапнуть говна жизни, так сказать. Как там — за одного битого двух небитых дают. Так что ты можешь учить салаг жизни, тренировать их держать оружие и помогать укладывать рюкзак, но в бой каждый идет сам. И свою порцию дерьма каждый хлебает в одиночку. Так и получаются из салаг ветераны. Только так.
— Может подойдешь к нему? — говорит мне Эйка: — а то прям неудобно… — я бросаю на нее взгляд. Она стоит и прижимает руки к груди, искренне переживая за ревущего Такеши. Первая реакция — конечно же спросить: «А чего ты сама не пойдешь?», но я примерно понимаю — чего. Опять все эти межполовые интриги. Девушка может подойти к парню только если … и тут целый список условий. Не думал, что Эйка-тян у нас сильно такие вот вещи соблюдает, но сейчас момент эмоциональный, так что в этот момент может Такеши-кун и импринтинг словить, привязаться к Эйке… или она к нему. Что меньше всего надо в таких вот условиях. Эйка полагает что лучше если к Такеши подойдет и успокоит его — такой же парень, как и он сам.
Конечно, тут тоже существуют риски, мало ли что подумают во всей префектуре и … но мне-то плевать. Я делаю несколько шагов и кладу руку на плечо Такеши. Понимаю, что тот совершенно правильно делает, что носит эту свою вязанную безрукавку — плечи у него тонкие и хрупкие, как у птицы. Сожми посильней и — хрусть!
— Такеши-кун — говорю я, заглядывая в его покрасневшие от слез глаза: — возьми себя в руки! Потом стыдно будет. Нас и так вся префектура в записи будет смотреть… послезавтра.
— Но… — всхлипывает Такеши: — но!
— Такеши-кун, ты же мужчина… — увещеваю его я. Понимаю, что от этой фразы несет сексизмом за версту, но чем богаты — тем и рады. Надо выводить человека из истерики, а то у нас тут скоро все в слезах будет, вон у Эйки-тян уже глаза покраснели, сочувствует.
Я встряхиваю Такеши, гадая, что же могло произойти — девушка его бросила или мама что-нибудь не то написала? Все-таки слово может быть и оружием, и лекарством, и инструментом, да чем угодно. В начале было слово и Хироши-кун точно знает это и в совершенстве этим пользуется. Впрочем, иногда слов недостаточно. В конце концов Такеши — мужчина, а что нужно мужчине, как не твердая рука его товарища и брата? Потому я встряхиваю его жестче и кажется, слышу, как клацают его зубы. Во все стороны летят его слезы.
— Отстань! Отойди! — пытается вырваться из моих рук Такеши, но это ему не удается, держу я крепко: — прекратите вы все! — я разжимаю руки, и он убегает из «гостиной». Хлипкий какой-то у нас Такеши… таких в прошлом детстве называли малахольными.
— Неловко получилось — говорит Эйка, глядя ему вслед: — неудобно как-то…
— Как сумел — развожу руками я. По-хорошему надо было Такеши прописать проверенный веками и освященный традициями чапалах прямо в щи. Такой, чтобы в голове зазвенело. Не кулаком, а именно ладонью. Кулаком можно и покалечить хорошего мальчика Такеши, а вот ладонью — самое то, чтобы человека в
