Анатомия соблазна - Дарья Десса

видела его таким: не привычно уверенным в себе, солидным, а испуганным мальчиком, который готов от страха штанишки намочить. Но, по крайней мере, он не стенал и не ныл, а мелко трясся, ухватившись обеими руками: левой за ручку на двери, правой за водительское сиденье перед собой.

Двигатель такси несколько раз кашлянул и заглох. Вокруг воцарилась странная тишина. Словно мы оказались совершенно одни на этом мосту, и весь шумный поток машин исчез. Но я боялась даже пошевелить головой, чтобы осмотреться. Так и сидела, ожидая, что же будет дальше. Мне стало в какой-то момент интересно: нас успеют спасти прежде, чем машина сорвётся вниз?

В критических ситуациях я, как всякий человек, пугаюсь. Но это длится недолго, всего несколько секунд. Затем мозг превращается в компьютер, начисто лишенный эмоций. Так случилось и теперь. Я понимала, что в любую секунду такси может рвануть вперед, и тогда мне не выжить. О том, что ещё и Олег погибнет, как-то не думала. В этой ситуации каждый сам по себе. Ни помочь, ни спасти его я не могу, значит, и рыпаться нечего.

Время потекло очень медленно, словно часы, угодившие в густой прозрачный мёд. Механизм вроде как ещё работает, но ему очень трудно передвигать стрелки. И в это время я крепко задумалась. Есть выражение «жили они долго и счастливо и умерли в один день». Сейчас рядом со мной мужчина, и у нас есть шансы жить вместе. Насколько долго и счастливо, я не знаю. Вот умереть вместе — это большая вероятность.

«Предположим, — рассуждала я, — мы выберемся отсюда живыми. Хочу ли я быть рядом с ним? Стану ли счастлива? Нет и нет. Ну, а насчет вместе уйти в мир иной, тут не я решаю, а силы небесные. И что это значит? — сама и ответила. — То, что мне надо расстаться с Олегом. Прекратить с ним общаться. Поставить жирную точку. Раз и навсегда. И плевать, что подумает Леднёв. Пусть он мой отец. Но даже у него нет права решать мою судьбу. Я сама буду поступать, как мне хочется. Ре-ше-но», — подумала и тут же услышала:

— Солнышко, ты как?

— Никогда больше не называй меня так, — ответила тихо и твердо.

Олег осёкся и замолчал. Кажется, он понял, что меня уже тошнит от этих розовых соплей.

Не знаю, сколько мы сидели в висящей над обрывом машине. Может, полчаса. Может, два. Но всё разрешилось благополучно: прибыли спасатели, зацепили такси сзади тросом и потихоньку вытащили на проезжую часть. Затем вскрыли заклинившие двери. После всё делали очень быстро: сфотографировали и сняли на видео место происшествия, подняли такси вертолётом и унесли куда-то. Прибыла ремонтная бригада, стала чинить ограждение. Нас отвезли в полицию, где пришлось ответить на несколько вопросов. Там же оказался и водитель, кстати. Но уже в наручниках.

Когда на улице уже светало, нас отпустили наконец. Я взяла свой чемодан, вышла на улицу, глубоко дыша. Было очень свежо, а у меня кружилась голова от радости. Выжила! И даже ни единой царапины! Чудо настоящее! Так обрадовалась своему спасению, что даже не заметила, как рядом нарисовался Олег. Подошел и молча встал рядом.

— Что дальше будем делать? — спросил заискивающим голосом.

Я повернулась к нему всем телом. Посмотрела в глаза и сказала:

— Знаешь, Олег, ты замечательный мужчина. Добрый, ласковый, умный. Только… мы не пара, понимаешь? Огня между нами нет. Такого, чтоб обжигал и грел одновременно. Прости, но мне такие отношения не нужны.

Курносов молча выслушал. Улыбнулся краешком рта.

— К нему хочешь вернуться? К Артуру?

— А вот это уже, Олег, не твоё дело, — резко ответила я, развернулась и отошла на несколько метров, попутно доставая смартфон и пытаясь заказать такси. С третьей попытки удалось, и вскоре я возвращалась в аэропорт, попутно покупая билет в Москву. Что дальше станет делать Курносов, мне было всё равно. Да, расстались мы с ним не слишком гладко. Но так всегда бывает, когда между людьми рвется эмоциональная связь. Даже если была не очень глубокой и продолжительной.

Я понимала, что мне придётся, наверное, от отца выслушать претензии. Но на это было наплевать. Большая девочка, сама решу, как мне лучше. А Олег… что ж, сердце я ему очевидно не разбила. Он же не был в меня безумно влюблен, потому и страдать особенно не станет. Поедет сейчас в центр Пекина, Запретный город рассматривать. Эти впечатления подсластят горечь расставания.

Жаль, что не выполнила поручение отца. Так и не встретилась с китайскими бизнесменами. Ничего. Если им так нужно продвижение на российский рынок, милости просим в Москву. Как говорила наша повариха, «хлеб за брюхом не ходит». А вот когда приедут, обязательно с ними встречусь, тогда обстоятельно побеседуем. Уверена, что Леднёву такой поворот понравится.

Когда самолёт поднялся в небо, я попыталась заснуть. Но никак не получалось. Сердце часто стучало от предвкушения. Встречи с Артуром, само собой. Мне было и радостно, и страшно одновременно. Я же бросила его. Сама, из-за измены с той девушкой, Елизаветой, чтоб ей… вернуться в Захолустинск! Но проснулся внутри и червячок сомнения. Вдруг Уваров мне правду сказал, что я неправильно всё поняла?

Глава 55

Я думала, пока летела обратно, что Леднёв будет мной крайне недоволен. Настолько, что даже мысленно приготовилась написать заявление по собственному желанию. Но стоило мне, прихрамывая, переступить порог его кабинета, как Владимир Кириллович буквально рванулся из-за стола, схватил за плечи, а потом не выдержал и прижал к себе. Замер, и я услышала, как грохочет в груди его сердце.

— Господи, Лика, дочка, — пробормотал он, и его слова стали для меня полнейшей неожиданностью. Впервые видела, как грозный босс превратился в нежного папу. — Я только минут десять назад узнал о том, что с тобой в Пекине случилось! Почему же ты мне ничего не сообщила?

Он отодвинул меня, продолжая держать за предплечья. Улыбался и одновременно был встревожен. Я смотрела близко-близко на его лицо. Теперь оно уже не казалось мне таким чужим. Я вдруг ощутила, что этот мужчина передо мной — не формально зовётся отцом. Он — мой настоящий папа, родной, близкий. Чужой бы не стал так беспокоиться. Он — тот, о ком я мечтала всю жизнь, с завистью глядя на других детей, у которых находились желающие забрать их к себе и сделать своими детьми. Пусть даже приёмными,