Звероловы. Сборник - Карл Гагенбек

— Майер! — воскликнул он. — Я думал, что вас и в живых нет! Мы получили сообщение, что «Пу-Анна» затонула.

— Она стоит на рейде, — сказал я, — но двенадцать клеток с дикими животными носятся по волнам Китайского моря.

Мне ужасно было сказать ему это. Я чувствовал себя так, будто я ограбил сиамское казначейство.

— Не делайте такой кислой физиономии! — воскликнул он. — Вы должны благодарить судьбу, что живы остались! Я по крайней мере этому очень рад.

— Ну, если вы рады, — ответил я, — так и мне остается только радоваться.

Глава четвертая

ВОЛШЕБНАЯ СЕТЬ

Это случилось в то время, когда я лениво нежился и отдыхал в Тренгане, каждый день посещая султана. У меня вдруг блеснула идея, захватившая меня настолько, что сразу отбила вкус к мягким подушкам, табаку и медлительным беседам. Я немедленно решил отправиться в Палембанг, на Суматру, и приняться за дело.

— Укладываться! — приказал я Хси Чуаю, а султану сообщил: — Теперь мне пора уехать.

— Ты похож на человека, — сказал он, — которого манит какая-то рука. Кто делает тебе знаки? И добрые ли это знаки?..

— Не могу ответить вам на это словами, — ответил я, — потому что это мне привиделось как картина. Я нарисую ее вам.

Я взял карандаш и бумагу и начал чертить ему план. Тут черным по белому была изображена моя новая идея: как ловить тех диких животных, что лазают по деревьям. Все было необыкновенно просто. Странно было одно, что никто раньше не додумался до этого. Я давал султану краткие пояснения, пока рисовал, и закончил словами: «Вот леопард и попался». Султан взглянул мне прямо в глаза.

— Ты очень умен, — медленно промолвил он.

В эту минуту я так был доволен своей выдумкой, что готов был с ним согласиться.

От Тренганы до Палембанга путешествие долгое. Но я знал Суматру, знал, что это рай для охотника на диких зверей, и мне не терпелось испробовать мою новую выдумку. Я поехал в Сингапур и сел на небольшой катер, который в два дня доставил меня в Палембанг.

Со мной высадилось человек двадцать пассажиров, малайцев и голландцев. Я был единственный американец. Когда я завидел знакомые места, кучки низеньких домишек, ютящихся на песках на фоне густых джунглей, то понял вдруг, что меня привело сюда не только намерение ловить диких зверей, но еще и сильнейшее желание повидать старого хаджи, моего первого настоящего друга в Малакке. Я не видел его с того раза, как посетил после трагической смерти Али, его племянника и моего верного слуги, которого на моих глазах забодал селаданг[34].

Как ни спешил я в малайский квартал, мне все же пришлось сперва представиться властям. Я отправился вместе с остальными пассажирами к двухэтажному зданию, где меня стал допрашивать чиновник в белой парусиновой военной форме. В далекие мои «цирковые» дни, когда я был очень молод, я бы поколотил всякого, кто осмелился бы так расспрашивать меня, как этот чиновник. Сколько вопросов он мне задал! После того как я успокоил его, что не собираюсь вызывать никаких волнений, что понимаю малайцев и их обычаи и что не употреблю во зло никаких дарованных мне прав, он отпустил меня, предоставив некоторую свободу: так, например, я не только мог ходить в малайский квартал, но мог по желанию и покидать его — даже ночью — и идти в квартал китайский или голландский. Малайцам это не разрешается. Если они хотят выйти за пределы своего квартала после захода солнца, они должны испрашивать разрешение от старейшины и брать с собой зажженный фонарь. Я не мог прийти в себя от удивления, встретив такие строгие законы на окраине джунглей.

Пока я шел к жилищу хаджи, я видел, что меня узнали. Мужчины, помнившие меня, вставали, чтобы дружелюбно меня приветствовать. Хаджи вышел мне навстречу. Он поднес руку ко лбу, потом к груди, и его морщинистое, добродушное лицо просияло от удовольствия. Он никогда не возлагал на меня ответственность за смерть Али. Малаец не так смотрит на смерть, как мы.

— В смерти нет проклятия, — говорил хаджи. — Эта жизнь вся наводнена дьяволами.

Когда мы пришли к дому, хаджи кликнул вдову Али. Хорошенькая молодая женщина показалась в дверях и стала спиной к нам спускаться по короткой лесенке. Ее звали Нанг. Я с трудом узнал ее — так она выросла и развилась. Ей было теперь около двадцати двух лет, а когда Али на ней женился, ей только что минуло тринадцать.

Она посмотрела на меня с улыбкой.

— Табек, туан! (Здравствуй, господин!) — сказала она.

— У меня для вас есть подарок, — ответил я и протянул ей стодолларовую бумажку мексиканскими деньгами.

— Не будьте неблагоразумны, господин! — воскликнул хаджи, но я уловил нотку удовольствия в его голосе.

— Это было бы желанием Али, — ответил я.

Нанг грациозно поблагодарила меня. Малайцы — и мужчины и женщины — умеют не только делать подарки, но и принимать их.

Собравшаяся кругом нас толпа очевидно наслаждалась происходившей сценой. Я узнавал знакомые лица и раздавал маленькие подарки — по одному, по два, по три доллара — соответственно близости наших прежних отношений. Я видел, что этим людям доставлял большое удовольствие, но, что несомненно, для них гораздо больше, чем деньги, значило то, что я узнал их, и та манера, с какой раздавались подарки.

Когда я выразил удивление, что Нанг не вышла вторично замуж, она объяснила мне, что не взяла другого мужа потому, что ей незачем торопиться: она в любое время может выйти замуж. Боюсь, что я был отчасти невольным виновником ее разборчивости. Али трагически погиб во время службы у меня. Нанг, юная вдова, трогала меня своей печальной судьбой, и я часто посылал ей деньги. Она тратила их на дело: покупала краски и сделалась первоклассной художницей в технике «батик» (особенный, местный способ художественной окраски материй). Ее саронги славились, и китайские купцы дорого платили за них. Она понимала, что, выйди она теперь замуж, ей придется кормить мужа. Она посылала мне множество саронгов. Хотя