Рублев - Валерий Сергеев

А пока Россия XVII столетия, немало печатавшая книг, продолжала в значительной мере получать духовную пищу из рукописной книжной сокровищницы. В XVII веке, скорее всего к его концу, создается очень небольшое по размерам произведение письменности: «Сказание о святых иконописцах». В нем упомянуты Андрей и Даниил как святые, почитавшиеся на Москве и в близлежащих местностях. За всеми творениями Рублева признается особая чудотворная сила. Здесь же художник называется Андреем Радонежским, по причине его работы у Троицы, в радонежских окрестностях. Впервые в сохранившихся до нас источниках «Сказание» сообщает, что оба мастера когда-то раньше жили «в послушании» у Никона. И самое ценное свидетельство о заказе Никона Рублеву «образ написати пресвятыя Троицы в похвалу отцу своему святому Сергию…»

Автор «Сказания» хорошо был знаком с известными сейчас данными о Рублеве. Он цитирует пахомиевское житие Никона, постановление «Стоглава» 1551 года. Замечательно, что он называет в одном месте Даниила Семеном Черным, что дает возможность предположить в работавшем в 1395 году в Московском Кремле художнике того же Даниила, но до его монашеского пострижения. «Сказание», несмотря на свое относительно позднее происхождение, — один из самых подробных и драгоценных древнерусских биографических источников о Рублеве, Несомненно, что в основе его лежат древние сведения, близкие ко времени жизни художника. От XVII столетия дошла и единственная икона, где среди других московских святых изображен был Андрей Рублев. Тогда же создавались и миниатюры в еще одном лицевом списке жития Сергия.

В начале следующего века составлено также историческое произведение, своеобразный словарь русских подвижников древности. В разных рукописях он носит отличающиеся друг от друга названия, но сейчас наиболее известен в науке как «Книга глаголемая Описание о российских святых». Здесь указан точный год смерти Андрея Рублева — 1430-й. Вероятно, составитель «Описания» имел возможность видеть надгробную плиту над могилой художника.

Теплилось еще понемногу книжное предание о Рублеве, но его творения под глухими записями не были уже доступны восприятию. XVIII век стал временем полного забвения рублевской живописи. Недаром именно тогда продают в глухую и бедную сельскую церковь как никому не нужные, не отвечающие «развитым» вкусам иконостасные иконы владимирского Успенского собора, а в конце столетия ломают колокольню над рублевской могилой в Спасо-Андроникове монастыре.

И только в следующем столетии начнется медленный поворот, который в будущем ознаменуется возвращением Рублева русской культуре. Тогда еще невозможно было составить хотя бы приблизительное представление о подлинном его искусстве и вообще о живописи Древней Руси. Нужна была особая художественная и историческая чуткость, чтобы вслед за Н. В. Гоголем решиться в го время сказать: «В древней иконописи, украшающей старинные наши церкви, есть удивительные лики и на ликах удивительные выражения!»

Потребовались еще шесть-семь десятилетий, создание современной реставрационной школы, усилия множества исследователей, чтобы могла состояться столь значимая, лицом к лицу, встреча современного человека с этим великим искусством. Засияли, расцвели рублевские краски, зажили удивительно добрые и кроткие лица, в которых мы узнаем все лучшее, что было и есть в характере русского человека. Глубокие, сложные идеи рублевского творчества открылись нам в совершеннейшем художественном воплощении. Как нечто заветно близкое и дорогое предстал перед человеком двадцатого столетия освобожденный от векового плена мир древней красоты. Искусство Рублева, перешагнув границы России, внятным языком заговорило с людьми иных культурных традиций. Впервые увидев рублевскую «Троицу», восторженно писал об этой иконе Ромен Роллан как о «выражении всего самого чистого и гармоничного в живописи…».

О великом художнике древности много пишут. Историки культуры заняты тщательным изучением его творчества, биографии. «Рублевская тема» привлекает внимание художников. На ней пробуют свои силы живописцы и скульпторы, поэты и кинематографисты. И все же познание его искусства еще впереди. Быть может, будущее сулит новые открытия, которые изменят или уточнят наши представления, утвердят или заставят отбросить тот или иной ответ на немалое число загадок, оставленных для нас временем.

Рублев в наши дни становится в ряд немногих избранных — вечных спутников человечества. Он наша народная гордость и слава. А «гордиться славою своих предков не только можно, но и нужно, не уважать оной есть постыдное малодушие» (А. С. Пушкин).

И когда сегодня мы, люди двадцатого столетия, глядим на произведения кисти Андрея Рублева, нам не следует забывать, что мы — не последние в той нескончаемой череде людей разных веков, которые приходили и будут приходить к этим иконам, к этим фрескам. Приходили не из праздного любопытства, но с искренним желанием приобщиться к этим высочайшим воплощениям человеческого духа, нравственного совершенства, чтобы и самим стать выше, лучше, совершеннее. Приходили со своими горестями и надеждами, печалью и упованием, чтобы вкусить этого хлеба духовного, воплощенного в линиях и в цвете, в прекрасных образах. Велика и неисчислима многовековая эта очередь идущих к Рублеву. Как бы далеко ни отстояли мы сегодня от времени, когда он творил, но знаем твердо: он творил и для нас, для нашего времени, его искусство так же необходимо нам, как и нашим предкам, более или менее отдаленным от нас. И мы знаем, что очередь не прервется на нас, потому что Рублев вечно насущен и вечно современен.

В утверждение непреходящей и нестареющей с веками живой связи поколений с этим удивительным человеком и художником Собор Русской Православной Церкви, состоявшийся в Троице-Сергиевой Лавре 8–9 июня 1988 года, причислил преподобного Андрея Рублева к лику святых и установил ежегодное общецерковное празднование ему 17 июля по новому стилю. В «Деяниях» Собора Рублев назван «известным иконописцем, создателем многих икон, ныне прославленных по всему миру», и одновременно — «подвижником святой жизни, обильно проявлявшим христианскую любовь к ближним».

Под сводами русских храмов на исходе XX столетия зажигаются лампады и свечи перед новыми иконами новопрославленного святого, и древними напевами, старинным, но не стареющим славянским языком славится «наша похвала и радование» — «чудный иконописец в Земли Российской», «иконою Святые Троицы всему миру проповедавый единство…». Единство, столь насущное и в наши Дни для всех честных людей, верующих и неверующих.