Цыпленок и ястреб - Роберт Мейсон

Ближе к концу дня, до темноты, чарли решили уничтожить взвод-другой. Мы стояли близ полевого командного пункта, вертолеты загружались и тут командир "сапог" вызвал Астора в штабную палатку.

У нас было шесть "Хьюи". Вернувшись минутами позже, Астор дал сигнал на запуск, а потом подошел к нам с Гэри.

— За несколько километров отсюда взвод подвергся атаке. Чтобы их вытащить, нам нужны всего пять машин, — Астор застегнул "молнию" бронежилета. — Вы остаетесь здесь и следите за нашими переговорами, на тот случай, если понадобитесь.

И он пустился рысью к своему вертолету, винт которого уже вращался.

— Опасное задание, ничего не скажешь, — заметил Гэри. Мы поднялись в кабину. Гэри запустил двигатель, чтобы можно было слушать радиопереговоры, не разряжая аккумуляторы. Неожиданно влететь непонятно во что в наши планы никак не входило.

Я настроил радио.

— Чарли-1-6, Священник-Желтый-1, - это говорил Астор.

Ответа не было.

— Вас понял, "Чарли-1-6", сближаемся, ставьте дым.

Ответа по-прежнему не было. С земли мы могли слышать только то, что говорит Астор. Похоже, у него все было схвачено.

— Желтый-1, они с той стороны деревьев, — это был голос Джона Холла.

— Желтый-4, не подтверждаю. Вижу дым, — ответил Астор.

Я начал пристегиваться. Если им осталось так немного до посадки, то нам придется быть в воздухе через считанные минуты.

— Желтый-1, не подтверждаю. Цель с наветренной стороны от дыма, — сказал Холл.

— Желтый-4, я здесь главный.

— Вас понял.

— Думаешь, надо взлетать? — спросил Гэри.

— Не, рано еще. Пусть Астор даст приказ.

— Желтый-4, плотный огонь от деревьев! — закричал Холл.

Астор, который, возможно, уже был на земле, не ответил.

— Желтый-1, мы уходим. Мой борттехник ранен, — слушая Холла, мы различали, как бьют пулеметы его вертолета.

— Лучше нам двинуть, — сказал я.

— Точно, — Гэри набрал рабочие обороты и быстро взлетел.

— Желтый-1, я Чарли-1-6. Вас вижу. Вы примерно в пяти сотнях метров у нас под ветром.

Нам с Гэри стало ясно, что Астор в чистейшем виде продул все дело. Он приземлился с подветренной стороны от безопасной позиции "сапог", последовав за дымом, который отнес ветер, даже при том, что Холл видел правильное место. Я увидел строй и вызвал Астора, сообщив, что мы занимаем свое место. Тот ответил отрывистым "Вас понял". Присоединившись, мы выполнили посадку на позицию без малейших приключений.

В зоне Гольф, когда экипажи перемешались, Астор отдалился от толпы и быстро ушел.

— Ходячая неприятность, — заметил я.

— Да уж, натуральная катастрофа… О! Майор Катастрофа! — сказал Гэри. Все засмеялись: крещение состоялось [40].

Холл встретил нас в палатке. Его борттехник, Коллинз, был убит. Машина получила двадцать с лишним попаданий. Холла трясло от ярости. Он был прав: Катастрофа пропустил его предупреждения мимо ушей.

— Я его убью, — сказал Холл.

— Я тебя понимаю, — ответил я.

— Нет, я правда его убью. В смысле, насмерть.

С этими словами Холл расстегнул кобуру и пошагал к домику Катастрофы. Сначала я подумал, что это он не всерьез, но минут через пятнадцать, в очереди за едой, услышал, как Катастрофа зовет на помощь.

Холл молча стоял во весь рост, подняв пистолет и держа в левой руке банку пива. Он занял позицию между домиком Катастрофы и кухонной палаткой. Человек тридцать, дожидавшиеся еды, с интересом смотрели за происходящим.

— Холл, если ты немедленно не уберешь оружие, пойдешь под трибунал, — раздалось из-за двери домика.

— А выйти, майор, тебе придется, рано или поздно.

— Ты ненормальный! Ты не имеешь права направлять оружие на вышестоящего офицера и не давать ему выйти из собственного жилья. Если ты не уберешь оружие, у тебя будут большие неприятности. Прямо сейчас!

— Ты, майор, убил Коллинза. Теперь твоя очередь, — и Холл поднял пистолет, беря дверь на мушку.

— Помогите! — завопил Катастрофа, увидев, что к кухонной палатке идет Уильямс. Уильямс оглянулся и разглядел Холла в сгущающихся сумерках. Катастрофа с робкой надеждой высунул нос наружу и закричал вновь. — Помогите! Майор Уильямс, уберите от меня этого психа!

Уильямс кивнул, сполоснул свою посуду и зашел в палатку.

На помощь Катастрофе так никто и не пришел. Время от времени мы слышали его вопли. Никто не обращал ни малейшего внимания. Но позже ночью Холл утратил бдительность. Я слышал, как он где-то снаружи моей палатки распевает песни пьяным голосом. Наутро он все еще был настолько пьян, что его не допустили к полетам.

Этот инцидент ознаменовал начало серии конфликтов — общее напряжение брало свое. Как-то ночью Холл избил Дэйзи и рассек ему губу. Он продолжал преследовать Катастрофу по всему лагерю, меча в того монтаньярские копья. Вскоре после того, как визжащего капитана Фонтейна уволокли в его домик, Шейкер сказал Райкеру, чтоб тот шел строить клуб — и услышал в ответ вполне ясное предложение катиться куда подальше. Коннорс с Нэйтом повздорили из-за того, где сушить белье. У Нэйта с Кайзером возник территориальный конфликт.

Прощальная вечеринка Уильямса прошла очень тихо. Майора, великолепного командира-авиатора, переводили в штаб бригады, в Сайгон; это было повышение. Тихо было потому что Уильямс держался слишком далеко от нас, не так, как Филдс.

На следующий день, после церемонии награждения Воздушными медалями, наш новый командир, майор Крейн, произнес вступительную речь.

— Думаю, здесь все просто отлично, за исключением вашего внешнего вида, — сказал Крейн. — У этой роты впечатляющий послужной список. Наверняка, вы были просто слишком заняты и потому немножко распустились.

Сам он носил хрустящую форму и ботинки, начищенные до блеска. Даже Уильямс, мистер Каменная Жопа собственной персоной, не беспокоился о такой херне. Уильямса волновало, как мы выполняем задания. Крейн с самого начала заговорил о рутине.

— Может вам и кажется, что носить заправленную рубашку в расположении роты — кстати, рубашки должны быть заправлены — не слишком важно, но я так не думаю. Да, здесь суровая жизнь. Это война. Но если всего один аспект нашего профессионального поведения упадет вот настолько, вся наша эффективность снизится, — он сделал паузу и улыбнулся, как нормальный человек, всего лишь выполняющий свою работу. — А потому с этого момента мы непрерывно подчиняемся стандартным правилам ношения формы. Заправленные рубашки, брюки с напуском, чистая форма.

Мы сами виноваты, подумал я. Мы вбили столько труда, чтобы сделать это место цивилизованным, что парню кажется, будто он до сих пор в Форт-Беннинге.