Жертва - Анна Антоновская

Расталкивая всех, к шаху приблизился дед Димитрия. Он упал на колени перед шахом Аббасом и пророчески произнес, что зрение будет возвращено, если шах-ин-шаху угодно будет остановить уничтожение чудотворного храма.

Шах немедленно дал приказание остановить разрушение, и дед Димитрия просил шаха войти в храм. Опираясь на руку Караджугай-хана, шах медленно направился в храм и по просьбе деда остановился около иконы святого Евстафия. Полутемный храм постепенно облегчал острую боль в глазах шаха.

Дед громко молился за возвращение зрения великому шаху, защитнику святого дома Евстафия. Дьякон из усердия хотел зажечь высокую восковую свечу, но дед Димитрия, продолжая молиться, свирепо замахал на него руками. Али-Баиндур переводил шаху слова молитвы деда. Полчаса простоял шах в храме и был удивлен, увидев перед глазами изображение неизвестного человека.

– Велик ваш пророк! – воскликнул шах и, сняв с себя саблю, осыпанную драгоценными камнями, протянул Караджугай-хану, повелев подарить ее храму. Священник тут же благоговейно повесил саблю над иконой святого Евстафия.

Узнав, что старик, вернувший ему зрение, дед Димитрия, шах велел щедро наградить деда и приказал сопутствовать ему в дальнейших походах.

Гордости Димитрия и радости деда, что ему удалось спасти Эртацминда от гибели, не было пределов. Но дед не зазнался и тихонько поделился с Горгасалом содержанием полученного им большого кисета.

И это было справедливо, ибо еще утром дружинник-грузин, стоявший на страже у ворот дома «барсов», тоже почувствовал слабость зрения от режущей белизны снега. Горгасал поспешно втолкнул дружинника в темную комнату и, продержав там немного, без всякой молитвы вернул зрение ошеломленному парню. Счастливое лекарство по совету Горгасала испытал дед Димитрия на шахе Аббасе.

К вечеру вернулся Эреб-хан.

– Царь имеретинский снаряжает посольство для переговоров о судьбе царей, – известил Эреб-хан шаха Аббаса.

Довольный удачным днем, шах согласился исполнить просьбу Саакадзе посетить Носте.

Георгий отправил в Носте деда Димитрия и Горгасала подготовить встречу. В послании к Русудан он просил устроить пышный пир и сообщал, что приедет на день раньше шаха.

Прощаясь, Эрасти шепнул отцу:

– Снег, если еще не стаял, добрые ностевцы пусть хоть языками слижут. Зелень должна быть на деревьях, а не шутки неба. Не дай бог, чтобы перс еще раз ослеп, да еще во владении Саакадзе.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

Сабашио – гряда Лихских гор – поворачивает от Самцхехеоба – Боржомского ущелья – круто на север, где острым гигантским клином врезается в снеговой хребет.

Лихские горы разделяют два царства – Картлийское и Имеретинское. Бурные реки, прорезая каменные щели, стремительно сбегают на запад и восток. В Имерети они зовутся Квирила, Дзирула и Чхеримела, в Картли – Большая Лиахва, Пцис-проне, Алис-проне.

Дремучий лес, запутываясь ветками в облаках, зеленым панцирем закрыл изломы гор. Древний дуб, бук, ясень, клен, явор и тополь, словно великаны, широкой грудью защищают подступы к Имерети. Плющ, колючие кустарники и дикие лозы опутывают вековые стволы.

На темнеющих гребнях высот грозно осели, точно орлы, сторожевые бойницы замков и монастырей. Когда-то здесь пролегал длинный торговый путь из Индии, Персии в Рим. Через Сурамский перевал тянулась широкая дорога на Фазиану. Там римские легионеры в медных касках и белых туниках стояли на страже у складов с индийскими товарами. Пристань оглашалась шумом морской волны и торопливым говором купцов. По величественным водам голубого Фазиса, раздувая паруса, медленно двигались тяжелые корабли с персидскими тканями и хрустальными вазами парфян.

Длинным караваном ушли века. Оборвался широкий путь, густым лесом заросла древняя дорога. От нее в горах осталась только узкая тропинка.

Но Имерети в тревоге. Не найдет ли шах Аббас заросшую римскую дорогу? И от Хони до Молити, от Кутаиси до Шорапани, от Багдади до Минда растягивает цепи имеретинское войско.

Деревни взбудоражены. Упадари помнить надо. Нет преград для шаха Аббаса. И уже обсуждают, куда угнать скот, в какие горные пещеры и леса укрыться женщинам.

– Князья хотят к туркам за помощью, обратиться… Еще хуже… Совсем могут османы остаться в Имерети, скажут: когда опасность была, мы спасли, а теперь не нужны?!

– Уже один раз было такое. Только святой Георгий хранит Имерети. Вот и вчера… На перевале я тура выслеживал, вдруг первый гром упал. Зашипела туча, разорвалась и выплюнула крылатого змея. А-га! Ползи! Только из-за Гадо-горы Георгий Победоносец, на крылатом коне вылетел. Выпустит стрелу в змея – молния колет небо. Ударит конь копытом – гром катится. Змей зацепился крыльями за солнце и сразу кусками упал в долину Квирилы.

– Если такое видел, шах Аббас непременно придет.

– Пусть придет, конь крылатый ударит копытом, перс, как с Ломта-горы, кусками слетит.

– Еще такое будет с персом: святой Элиа губки бросит в Черное море, они воду в себя впитают и на небо поднимутся облаками. Только перс ногу на вершину Лихских гор поставит, губки сожмутся и перса холодной водой с гор смоют.

– Так непременно случится, только духов тоже надо задобрить. Дух вьюги просо любит, уже испытывал: высыплешь полный кувшин – растащит сразу. Дух обвалов железо любит – можно подарить подкову, дух ветров любит монеты. Если сделаем духам удовольствие, они тоже спасибо скажут: обвал задавит перса, вьюга закрутит, ветер кусками разметет…

Смятение охватывало не только деревни, искавшие спасение в силах природы. Города насторожились, не зная, на что решиться. И, как всегда, имеретинский царь обратился за советом к духовенству.

Богато имеретинские духовенство. Митрополиты: кутаисский – Кутатели и гелатский – Гелатели, архиепископ хонский – Хонели владеют значительной частью имеретинских земель. Они живут в особых резиденциях, окруженные большой свитой из князей и азнауров. Их двор, так же как и царский, заполняют и виночерпии, и начальники телохранителей, и конюшие, и начальники охоты, и дворецкие. Давая отчеты по духовным доходам и расходам только богу отцу, богу сыну и святому духу, имеретинское духовенство владычествует над душами имеретин и церковными богатствами. Им принадлежат церковные азнауры и крестьяне, и они, командуя церковными войсками, чувствуют себя царями.

Вторжение шаха Аббаса в Кахети и Картли, разорение монастырей и храмов внушали им страх, угрожая падением креста в Имерети, на котором зиждилась власть и духовная и мирская. Перед лицом такой опасности католикос Малахия собрал в Кутаиси – столице Имеретинского царства – высшее духовенство совместно с картлийскими и кахетинскими пастырями.