Пути Предназначения - Влада Воронова

Адрес показался знакомым. Совсем недавно Панимер его слышал. Но от кого и при каких обстоятельствах, не помнил. Хотя теперь это не имело ровным счётом никакого значения. Гирреан — он везде Гирреан. И в седьмом округе, и в сто седьмом. Хоть двадцать третий посёлок, хоть третий — жизнь в любом из них одинакова.

Панимер покорно шёл за одним из младших референтов к лётмаршной площадке.

Бриайд Меллайгун, низкорослый, пухленький наурис тридцати пяти лет, бывший следователь плимейрской горпрокуратуры, сидел на пороге дома Михаила Северцева и с тяжёлой нервной торопливостью — в две-три затяжки — курил сигарету за сигаретой.

Смеркалось, а холодный влажный ветер пробирал до костей. Никогда до сих пор не покидавший тропиков Бриайд к такому не привык.

Противно поскрипывала полураспахнутая калитка огорода.

И мысли были подстать обстановке — такие же студёные, промозглые и скрипучие.

«Зачем я сюда приехал, для чего? С работы уволился — тоже зачем? Мало ли у меня провальных дел было, когда и виновного знаешь, и вся доказуха есть, а закрыть поганца не можешь? Были ведь и другие дела. Я даже двух дээрнов трелг полоть отправил, каждого на год. Первого за наркоторговлю, второго — за растление малолетних. Адвокаты аж взвыли, когда я клиентов ко всем эпизодам намертво приклеил. Так почему теперь я здесь?»

От сарая шла Злата, несла ведёрко со свеженадоенным козьим молоком. Остановилась, поставила ведёрко на землю, закрыла на щеколду огородную калитку. Скрип смолк. Злата взяла ведро и пошла к дому. Походка и все движения у женщины уверенные, свободные, и не скажешь, что она слепа. Разве что делает всё помедленнее, чем обычные люди, но это лишь придаёт каждому её движению торжественность священнодействия.

К тому же, как и у большинства слепых, осанка у Златы очень прямая, а немного запрокинутая голова и неторопливые движения придают ей величие императрицы.

Но с собеседником Злата держится легко и просто.

Бриайда смущал такой контраст, таких людей многоопытный следователь ещё не встречал, не знал как с ними разговаривать.

— Холодно, — сказала Злата. — Вы бы в дом шли. Простудитесь.

Бриайд вскочил на ноги, посмотрел на неё с испугом.

— Откуда вы знаете, что я здесь? Вы ведь шли с наветренной стороны и не могли услышать запах сигарет.

Злата подошла ближе. Бриайд попятился. Злата улыбнулась.

— Не бойтесь, не укушу. И слепота не грипп, ею не заразишься.

— Я не боюсь, — пробормотал Бриайд. — Я не верю во всякие глупости. Но… Как вы узнали, что я здесь?

— Вы дышите громко, с перепадами. Сигареты ещё никогда и никому пользу не приносили. — Немного помолчала и сказала: — Хорошо, что вы приехали в Гирреан. Здесь очень нужна частная сыскная контора. Места у нас неспокойные, а жандармерия в расследованиях не сильна. Да и не стремится к этому. Хотя там есть ребята, которые шли работать в настоящую полицию, высшую школу заканчивали. А их сюда отправили, потому что кадровикам анкета сомнительной показалась.

Бриайд не ответил. Слепая подошла на два шага.

— Гирреанское правосудие с имперским мало связано. Хотя и основывается на том же самом кодексе, — за исключением статей о дворянских привилегиях и прочих глупостях.

— Хотите сказать, что на ваших полууголовных-полудикарских судилищах не бывает заказных приговоров?

— Попытки случаются. Но тут очень многое зависит от работы следователя, который действительно лицо процессуально независимое. В пустоши много противоборствующих групп — уголовные ватажки, политические партии сорока трёх мастей, полсотни братств, таниарские общины разных церковных течений. У каждой группы и понимание закона собственное, и своя судебная коллегия. Но ведь настоящая справедливость должна быть одинакова для всех. Согласны?

Бриайд молчал. Злата подошла ещё на шаг.

— Так что по-настоящему приговор наших, как вы изволили выразиться, судилищ определяется теми материалами, которые предоставляет им следователь. А давить на него лидеры противостоящих групп друг другу не позволяют в силу конкуренции.

— Допустим… — сказал Бриайд. — Я неоднократно слышал, что Гирреан — это государство в государстве, и законы империи на него не распространяются, только я не понимаю, какое отношение нравы и обычаи вашей пустоши имеют ко мне?

— Самое прямое. Гирреан — часть бенолийской империи, вы — её подданный, к тому же служите правосудию. Правда, в Гирреане оно представлено исключительно в виде жандармских дубинок и бластеров карательных войск. Но даже в таких условиях справедливость должна быть, как считаете?

— Никак. Бухгалтерия пусть считает, — зло ответил Бриайд.

Слепая лишь улыбнулась.

— Да, сударь, конечно. Идёмте в дом.

Злата провела его в кухню, налила кружку молока, подала булки домашней выпечки.

— Перекусите немножко. Перед баней нельзя наедаться, но и на голодный желудок идти нельзя.

— Баней?

— Да. Вы ведь никогда ещё не были в настоящей русийской бане? Вам понравится, вот увидите.

— Но, почтенная, — смутился Бриайд, — зачем столько хлопот?

— Вы гость. И гость хороший.

— Не уверен, — пробормотал Бриайд. Слепая услышала, улыбнулась.

Бриайд невольно улыбнулся в ответ, настолько приветливой была её улыбка.

— Вы очень красивая, — сказал Бриайд. — Гораздо красивее любой из звёзд стерео.

Злата пожала плечами.

— Спасибо, сударь, но я давно ни одну из них не видела, и потому не могу по достоинству оценить ваш комплимент. Так что не тратьте зря силы. Попробуйте лучше булку. — Злата положила в расписную глиняную чашечку варенье, поставила перед Бриайдом.

— Вы так уверенно всё делаете, — в который раз поразился он. — Я никогда не поверил бы, что вы… ну…

— Что я слепа. Да, сударь, я действительно слепая, но во дворе и в доме каждая вещь стоит только на своём, строго определённом месте, поэтому мне нет нужды искать её на ощупь.

— Да, — поспешно ответил Бриайд, смущённо опустил голову, отвернулся.

Все слепые, которых он встречал до сих пор, носили тёмные очки. И правильно делали. Оказалось, что глаза незрячих совсем не похожи на тусклое мутное стекло, как думали в Плимейре. Жизни в их глазах побольше, чем у любого зрячего. Создавалось впечатление, что эти люди не слепы, наоборот, они видят нечто невыразимо прекрасное, недоступное примитивному взору простых смертных, и потому не считают нужным замечать презренную обыденность. Когда же их глаза обращались на собеседника, то казалось, что слепые, не размениваясь на такие мелочи, как внешность и одежда, смотрят прямо в душу.