Гиперион - Дэн Симмонс

– Времени еще достаточно, – сказал он. – Мне бы хотелось напомнить, что даже в безнадежности всегда есть надежда. Из рассказов наших спутников мы узнали о многом. Но не это главное: зерно надежды есть в каждом из нас, хотя лежит оно гораздо глубже, чем мы сами думаем.

– Я что-то не понимаю… – начал отец Хойт, но его прервал внезапный вопль Силена:

– Ветровоз! Вот она, эта хреновина! Наконец-то!

Прошло еще минут двадцать, прежде чем ветровоз ошвартовался у одного из причалов. Судно пришло с севера, и его паруса белели четкими квадратами на фоне лишившейся красок темной равнины. Пока оно разворачивалось и, складывая главные паруса, катило к пристани, окончательно стемнело.

Судно поразило Консула – огромное, сработанное по старинке из дерева, оно своими выпуклыми обводами напоминало галеоны, бороздившие в древности моря Старой Земли. Пока паломники переносили багаж на пристань, Консулу удалось рассмотреть гигантское ходовое колесо, выглядывавшее из середины округлого днища и скрытое обычно двухметровой травой. От земли до поручней было метров шесть-семь, а до верхушки грот-мачты – не меньше тридцати. Остановившись, чтобы отдышаться. Консул прислушался: где-то вверху хлопали на ветру вымпелы, а от корпуса судна исходило низкое монотонное гудение, издаваемое, по-видимому, либо внутренним маховиком, либо гиростабилизаторами.

Из-за борта выдвинулись сходни и опустились на пристань. Отец Хойт и Ламия Брон едва успели отскочить назад.

Ветровоз был освещен куда хуже «Бенареса» – горело лишь несколько фонарей на мачтах и реях. Пока судно шло к пристани, на палубе не было видно ни одной живой души; никто не появился и сейчас.

– Эй? – крикнул Консул, стоявший возле нижней ступеньки сходней. Ответа не последовало.

– Будьте добры, подождите минутку, – сказал Кассад и стремительно взбежал наверх.

Паломники увидели, как он на мгновение замер, положив руку на «жезл смерти», торчавший из-за пояса, а затем исчез внутри судна. Через несколько минут в широких окнах на корме вспыхнул свет, и на траву упали желтые трапециевидные пятна.

– Идите сюда! – крикнул полковник, снова появившись на сходнях. – Здесь никого нет.

Все тут же потащили наверх свой багаж. Спустившись в последний раз. Консул помог Хету Мастину справиться с тяжеленным кубом Мебиуса, ощутив кончиками пальцев слабую, но интенсивную вибрацию.

– Так где же эта треклятая команда? – спросил Силен, когда паломники, осмотрев судно, собрались на баке. Внутри было тесно – узкие коридоры, по которым приходилось идти гуськом, крутые лестницы, или, вернее, трапы и каюты, едва вмещавшие откидные койки. Только кормовая каюта, по-видимому, капитанская, не уступала по размерам и комфорту помещениям на «Бенаресе».

– Очевидно, судно автоматизировано. – Кассад указал на фалы, которые исчезали в прорезях палубы, и почти сливавшиеся с рангоутом манипуляторы. На середине бизань-мачты, несшей косые паруса, также поблескивал какой-то механизм.

– Все же непонятно, откуда им управляют, – сказала Ламия. – Я не заметила ни дисплеев, ни дубль-пультов. – Она извлекла из нагрудного кармана свой комлог и попыталась настроиться на стандартные частоты телеметрии, инфосети и биомеда. Судно не отзывалось.

– На этих колымагах всегда кто-то был, – заметил Консул. – Жрецы обычно сопровождали паломников до самых гор.

– Но сейчас здесь их нет. – В голосе Хойта слышалась растерянность. – Впрочем, может быть, кто-то еще остался на станции канатки или в Башне Хроноса. Ведь послали же за нами ветровоз.

– Может, все поумирали, а вагон так и ходит по своей программе, – предположила Ламия и тут же резко оглянулась: снасти и паруса внезапно скрипнули под порывом ветра. – Омерзительное ощущение – быть отрезанной от всего и всех. Словно ты вдруг ослепла и оглохла. Просто не представляю, как жители колоний это выносят.

Подошел Мартин Силен. Усевшись на поручень, он отхлебнул из длинной зеленой бутылки и произнес:

Где же он и с кем – поэт?Музы, дайте мне ответ!– Мы везде его найдем:Он с людьми, во всем им равен;С нищим он и с королем,С тем, кто низок, с тем, кто славен;Обезьяна ли, Платон –Их обоих он приемлет;Видит все и знает он –И орлу, и галке внемлет;Ночью рык зловещий льваИли тигра вой ужасный –Все звучит ему так ясно,Как знакомые словаЯзыка родного…[30]

– Где вы раздобыли эту бутылку? – холодно спросил Кассад.

Мартин Силен улыбнулся, и его сощуренные глаза ярко блеснули в свете фонаря.

– В камбузе полно еды, кроме того, там есть бар. Возвещаю всем его открытие!

– Надо подумать об ужине, – сказал Консул, хотя ему хотелось сейчас лишь вина. В последний раз они ели часов десять назад, если не больше.

Что-то лязгнуло, загудело, и шестеро паломников, бросившихся к правому борту, увидели, как поднимаются сходни. Тем временем развернулись паруса, натянулись шкоты, и гудение маховика, постепенно повышаясь, перешло в ультразвук. Паруса наполнились ветром, палуба слегка накренилась – и ветровоз, отойдя от причала, двинулся в темноту. Было слышно лишь хлопанье парусов, поскрипывание корпуса судна, глухое громыхание колеса да шорох травы по днищу.

Шесть человек стояли у поручней и смотрели, как темная масса утеса исчезает за кормой, а так и не зажженный сигнальный костер превращается в слабый отблеск звездного света на светлом дереве; потом остались только ночь, небо и качающиеся круги света от фонарей.

– Спущусь вниз, – объявил Консул, – и приготовлю нам что-нибудь поесть.

Его спутники даже не пошевелились. Палуба тихо вибрировала и покачивалась, а навстречу судну неслась тьма. Невидимая граница делила ее на две части: вверху сияли звезды, внизу расстилалось Травяное море. Кассад достал фонарик, и пятно света забегало по снастям, выхватывая из мрака то кусок паруса, то мачту, то шкоты, туго натянутые невидимыми руками; затем полковник проверил все щели и уголки на палубе от кормы до носа. Остальные молча наблюдали. Когда он выключил фонарик, тьма показалась паломникам уже не такой гнетущей, а звезды засияли ярче. В воздухе пахло землей и перегноем; этот запах, вызывающий ассоциации, скорее, с весенним полем, чем с морем, приносил ветер, несущийся над тысячами квадратных километров травы.

Вскоре послышался голос Консула, и все отправились вниз.

Камбуз оказался тесноват, и к тому же там не было стола, поэтому в качестве столовой пришлось использовать большую каюту на корме, а в качестве стола – сдвинутые вместе чемоданы. Четыре фонаря, раскачивавшиеся на низких балках, ярко освещали помещение. Хет Мастин распахнул высокое окно над кроватью, и в каюту ворвался легкий ветерок.