За семью замками. Снаружи (СИ) - Акулова Мария

Они вдвоем замирают.

Агата — поднявшись на напряженных ногах и поцарапав ребра ладоней о стену. Костя — горячо дыша в её щеку.

— Сильнее прогнись…

Костя просит, Агата кивает, тут же исполняя…

Так стоять сложно, но ей отлично. А ещё на всё посрать. Просто хочется, чтобы вбивался так же страстно, как молотит свою грушу. И он как будто слышит, что творится у Агаты в голове.

Потому что делает именно так, как ей хочется — выходит медленно, чтобы следующим движением оказаться будто глубже. И вбиться будто сильнее. Выталкивая из легких воздух вместе с новым стоном, который явно в нём отзывается, заставляя кривиться, руша самоконтроль.

Ведь в ответ на Агатин протяжный, сладостный, Костя ругается сквозь зубы, ими же сжимает кожу на шее, фиксирует пальцами талию, чтобы ему было удобно, и начинает резко двигаться, с каждым толчком ускоряясь и усиливаясь.

Сначала заставляя прогнуться ещё сильнее. Потом — вжаться в стену всем телом, снимая до болезненности чувствительную грудь. Меняя тем самым угол проникновения и ощущения.

Агате кажется, что в какой-то момент ей становится сложно дышать — мало воздуха. Она понимает, что будет совсем скоро…

Царапает стену, запрокидывает голову Косте на плечо, жмурится, закусывает губу, стонет, чувствует, что мужская рука оставляет грудь, спускается от живота по лобку, нажимает, Костя делает ещё одно движение членом внутри… И мир взрывается.

Агату одна за другой сжимают судороги, а Костя замирает, будто впитывая их.

Ей хочется согнуться пополам, сжать ноги, пережить агонию, но она не может — слишком плотно прижата к мужскому телу.

Только ощущает, как щеки касаются губы — нежно, почти неощутимо. Ласково. Дальше — там же он трется кончиком носа, гладит пальцами кожу на животе.

— Люблю тебя…

Шепчет, улыбается, чувствуя, как она пульсирует… Агата же только и может, что кивать, держа глаза закрытыми. Потому что ей сейчас слишком хорошо. Но, как ни странно, не хочется эгоистично сползти на пол, а лучше развернуться, чтобы Костя подхватил на руки и отнес в кровать. Хочется продолжения для него.

Поэтому пусть вернуться в реальность было сложно, Агата безумно хотела не дать Косте остыть. Оттолкнулась от плеча, повернула голову, подставляя губы для поцелуя, как бы предлагая этим продолжить.

— И я тебя. Очень…

Агата сказала негромко, а потом почувствовала, как Костины губы накрывают её. Закинула руку назад, сначала поглаживая мужские влажные волосы, а потом соскальзывая и уже впиваясь ногтями в кожу шеи, ощущая, что он снова начинает двигаться. Как сначала. Снова неспешно. Снова раскачивая её…

— Сильнее…

Агата вдавливает ногти до боли, Костя кривится…

Сопротивляется, пусть и хочет. Очевидно ведь…

Снова пытается двигаться аккуратно. Снова пытается сдержаться…

Но Агата не хочет сдержанности. Она хочет добиться своего.

Поэтому прогибается сильней, снимает руку с шеи, скользит пальцами по мужскому боку, намного сильнее сжимает кожу там, толкается навстречу его движениям, срывая крышу…

С улыбкой чувствует, как её резко разворачивает, вскидывает, вжимает в стену уже спиной.

Улыбкой же ловит напор Костиных губ. В них выпускает воздух с его новым проникновением.

Ощущая свою победу. Планка упала. Он не остановится, пока не кончит, как любит.

Костя толкается в неё членом и языком. В унисон. Она в унисон всё принимает.

Костя сжимает до боли ягодицы. Чувствует, что женские ногти царапают спину, а зубами увернувшаяся от губ Агата умудряется прихватить кожу на его плече.

Вспоминает свое «как с кошкой дрался»… Толкается снова. Слышит стон…

— В меня, пожалуйста…

Слышит просьбу…

И опять толкается…

Задевая нежную кожу зубами, ведет по шее, втягивает кожу на ней до боли… Снова толкается…

Раз. Второй. Третий. Продолжая усиливать резкость с каждым новым движением.

Вкладывая в каждое нерастраченную с грушей мощь и энергию. Выплескивая ту же агрессию, которая казалась Агате пугающей. Но так, что вместо страха она чувствует взрывы радости.

Он только с ней так сходит с ума. Остальное — бутафория. Заменитель. Не тот вкус.

Они друг для друга созданы. Чтобы трахаться, забыв абсолютно обо всём. Чтобы он стремился к пику, а Агата только и успевала, что покрывать поцелуями кривящееся лицо, принимая каждое движение.

Вплоть до последнего, когда Костя целует так, что при всём желании Агата не отвернулась бы, а внизу им становится ещё жарче, чем было.

Потому что снова в неё. Но теперь это кажется правильным.

Глава 35

Костя прижимал Агату к себе и стене, слушая, как рвано и не в унисон они дышат. Им жарко. Им невыносимо хорошо. Он ещё в ней. И разрывать контакт совсем не хочется.

До самой смерти бы вот так и стоять, чувствуя, как Агата поглаживает от затылка вниз, не целуя даже, а просто прижимаясь губами к его шее.

Пиздец хорошая.

Пиздец вовремя пришедшая.

Пиздец всё понимающая.

Пиздец любимая.

Он одержал свою победу. Впереди ждала куча и куча работы. Семья ждала. Бизнес. Продолжение игры в политику. А его снова клинило.

Просто убивало день ото дня воспоминание о том человеке, которого он хотел размазать о стену, наслаждаясь каждым стоном, каждым звуком, свидетельствующем о том, что заслуженно больно. Хотел размазать, а мог только влупить. Разочек. По-быстрому. А потом ждать, понимая, что по заслугам-то он не получит…

Как бы Костя ни хотел, Вышинского будут держать на расстоянии вытянутой руки, как новый инструмент. В переговорах с Костей. В возвращении собственной электоральной поддержки.

И это бесит до трясучки. До состояния, когда контролировать себя Костя уже не может…

Поэтому идет в подвал. Туда, где только он и воображаемый враг… Туда, где можно лупить, пока не сдохнет. Пусть хотя бы у Кости в голове.

Туда, где не страшно испугать жену и сына.

Но жену он, как всегда, недооценил. Потому что Замочек — куда более прозорливая. Она всё подмечает. Оценивает по-своему. Предлагает решения…

Оригинальные…

Но пиздец правильные.

Агата для Кости действительно давным-давно стала куда большим, чем любовница. Но он в этом своем возведении на пьедестал упустил один важный момент: им обоим не хочется, чтобы он на неё только молился.

Они оба хотят хотеть друг друга так, как было раньше. И любить друг друга так же.

Не приди Агата сейчас — он сам ещё долго шел бы к тому, что это всё им можно. Сам с собой же воевал бы и гасил. Тоже о грушу. Вместе с другой злостью, ещё и эту.

А сейчас… Вся злость прошла. На океане его настроения — полный штиль. Гладь такая, что аж не верится. Впервые за много-много-много дней.

Хорошо. Спокойно. Тихо…

Костя продолжал чувствовать поглаживания, держа глаза закрытыми. Потом услышал не смех даже — а только намек на него. Чуть повернул голову, прижался губами к скуле Агаты, усмехнулся сам, пусть и не знал, что развеселило жену…

— Чего смеешься? — Костя спросил, щекоча дыханием и касаниями губ кожу, Агата чуть шевельнулась, но не сползла, ясно давая понять — она первой от него не оторвется.

— Тут поверхностей много. На подоконнике можно было бы. Вроде удобней…

В ответ на такой практичный подход, Косте оставалось только улыбнуться.

— В следующий раз придешь — трахну на подоконнике. — И пообещать, ведя носом и чувствуя, что Агате угроза нравится. — Только резинку бери.

Костя оторвался от лица Агаты, отстранился, заглядывая в него, любуясь. Она по-прежнему была до невозможности довольной, немного будто пьяненькой, счастливой. И он такой же скорее всего. Не лучшее время для серьезных разговоров. Но потом сто пудов забудут.

Когда глаза встретились, Костины были серьезными и даже с легким укором будто. Агаты — абсолютно довольные, как бы уверенные. Губы улыбались, пальцы держались за мужские плечи.

Своими она легкомысленно пожала, глядя чуть в сторону…