Веселый мудрец. Юмористические повести - Борис Привалов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Поп погрустнел, рукой махнул, поговорку помянул:
«Вот и у нас так: летела — жужжала, поймали — пропала».
«Верно, муха, — вздохнул пан. — Ох и горазд же ты отгадывать!»
Получил поп две тысячи рублей и поехал к дьякону — делиться да бражничать…
— Вот и кончается сказка, а рассказчику — баранок вязка! — скороговоркой сказал Степан. — Как слушать, так все здесь, а как до баранок…
Вокруг их воза сидело уже человек десять — старики, торговцы, парни.
В темноте рассказчика почти не было видно. Люди пришли сюда на сказку: как усталые и голодные странники сходятся на огонек костра, так они сошлись на услышанное слово.
— Поп хитер, — произнес кто-то из невидимых в темноте слушателей. — Его не обманешь! Они с богом вдвоем кого хочешь проведут. Мужику с ними не потягаться.
— Ну? — насмешливо спросил Степан. — А ты у попа работал? Чего молчишь? Я вот сам попов работник. И без меня хозяин — ни шагу. Потому все от мужика: и печная кочерга и церковная свечка!..
— Как поп обманул мужика однажды, а мужик попа — дважды, не слышали? — спросил Нестерко. — Говорят, это в Полесье было. А может, и в другом краю. Село бедное, такое где хочешь есть. Попу дохода мало, шинкарю плохо — никто в шинок не заходит, беднота кругом. Собрались поп с шинкарем, стали думать, как быть, как деньги добыть. Тут в шинок заходит мужик, щей похлебал, а платить-то нечем. Шинкарь говорит: «Давай что есть!» Пошарил мужик в торбе, достает образок да пол-луковицы. Образок этот ему какой-то купец на ярмарке дал в обмен на мерку гречки. Шинкарь кричать принялся: «Что суешь? Давай деньги за щи!» Но вдруг затих, мужика выпроводил и попу образок показывает;
«Вот, батюшка, через этот святой лик мы деньги заработаем».
Гуторили они меж собой до третьих петухов, уговорились во всем.
Неделя минует, а может, и две — никто не считал. Покос начался. Дни стоят погожие, один другого тише да яснее. Раз в воскресный вечер только зорька погасла, ребятишки с реки бегут, гвалтуют:
«Звезды на воде!»
Прибежали мужики, смотрят — верно: что-то по реке плывет и вроде светится! Попа позвали. Пока поп от церкви шел, свет ближе подплыл. Видно стало — доска, на ней две свечки горят, а промеж них образок лежит. Доска по течению заворачивает, в омуток да к берегу. Поп говорит:
«Чудо нерукотворное! Руками не трогайте, я сейчас вернусь!»
Подобрал рясу — да в гору, к церкви. Спускается уже в полном облачении, а за ним дьякон и весь притч.
И тут же, на бережку, — молебен. А уж потом образок взяли, и в церковь понесли.
Вот с той поры пошли разговоры, что в селе этом икона чудотворная. Народ в церковь повалил, в шинке тоже яблоку упасть негде, шинкарь ходит, ухмыляется, барыши считает.
А у мужика, который образком за щи расплачивался, опять ни гроша, есть хочется, в долг взять негде. Решил он пойти в церковь, чудотворной иконе свечу поставить — авось поможет. Достал где-то две денежки, купил свечку. Протолкался к самой иконе и видит свой образок в богатом серебряном окладе, свечки перед ним горят. Ну, его образок, точно, даже уголок отломан, а на носу святого лика от лука пятно: образок-то лежал в торбе вместе с резаной луковицей.
«Ах вот как! — рассердился мужик на попа. — Последний грош из-за тебя пропал! Ну, я тебе покажу чудо-юдо!»
И надумал попа тоже обмануть. Пошел он к купцу, договорился с ним. Купцу-то все одно кого обманывать, лишь бы доход был.
Дождался мужик, когда поп с дьяконом в лавку пожаловали, и тоже заходит. Пока поп торговался, мужик набрал товара рублей на сто.
Поп толкает дьякона:
«Мужик-то с деньгами! Откуда у него? Тут торгуешься за копейку, а он сразу на сто рублей покупает! Давай подсмотрим, как он расплачивается!»
Купец с мужиком из лавки вышли, а дверь нарочно неплотно притворили.
Поп с дьяконом видят: мужик положил на пол свою рваную торбу, ударил по ней шапкой.
«Уплачено?» — спрашивает.
«Еще бы немного», — просит купец.
Мужик вдругорядь по торбе бьет:
«Теперь как?»
«Да сполна вроде».
Мужик третий раз ударяет:
«Прощевайте!»
«Вот это пан! — говорит купец и достает из торбы кошель. — Умеет платить! Захаживайте почаще!» — и поклонился низко-низко.
Мужик торбу поднял, товар забрал и ушел.
Поп купца спрашивает:
«Что это у мужика за торба, которая сама за все платит?»
Купец им рассказал: мужик, мол, добыл где-то торбу волшебную, как стукнешь по ней три раза, в ней кошель с деньгами. Копейка в копейку сколько нужно.
Поп с дьяконом — на улицу да бежать за мужиком. Догнали его, просят:
«Продай нам торбу. Возьми сколько хочешь. Тысячу дадим хоть сейчас».
«Э-э нет, себе дороже, — говорит мужик. — Я где хочу на любые рубли товар беру, а вы мне — тысячу. Не буду зря язык о зубы трепать: три, не сходя с места».
Тут купец бежит, кричит — тоже вроде купить торбу хочет. Три тысячи с половиной дает. Поп говорит:
«Четыре!»
Купец отступился.
Поп дьякона оставил при мужике — чтобы никто больше торбу не сторговал, а сам — домой.
Получил мужик деньги, поделился с купцом и пошел на ярмарку. Купил себе и коня, и корову, и пану все долги заплатил.
А поп с дьяконом — к купцу. Товара набрали на тысячу рублей, домой отвезли, пришли расплачиваться. Торбу бьют-бьют — никаких кошельков. Ругали мужика, ругали, да делать нечего. Купец кричит:
«Давайте деньги!»
Пришлось им сполна все заплатить.
Прошло, может, года три. Мужик живет, не тужит, над чудом нерукотворным посмеивается, думает: как бы еще попа обмануть?
Мужик ведь такой: ежели над чем думать начнет, пока до конца не додумает — не бросит. Ну, и додумался. Только сам уж попу показываться боялся, соседа подговорил:
«Хочешь, сосед, разбогатеть? Давай чудо рукотворное попу покажем!»
Сделали они так: положили на лавку бабку старую, вроде уж ей смерть пришла. Посылают за попом: ведь перед смертью грехи умирающему отпустить положено.
Приехал поп, а бабка притворилась мертвой.
Как быть?
«Благословите на святое дело, батюшка! — попросил сосед. — Есть у меня дубина, от дедов еще. Ее какой-то мученик освятил, она, говорят, мертвых воскрешает. Ежели этим дубьем три раза по мертвецу стукнуть, он непременно оживет. Лежит дубина у меня давно, ни разу я ее не доставал, но уж тут… очень мне старуху жалко. Благословите, батюшка!»
«Что ж, — разрешил поп, — благословляю, коли так».
А сам от страха — никогда ж не видел, чтоб мертвецы оживали, — в сени вышел.
Сосед приносит дубину, три раза по лавке стукнул — бабка ка-а-ак вскочит!
'Вошел поп в хату, а бабка уже воду пьет, глазами хлопает.
Поп думает:
«Мне бы такую дубину! На похороны зовут часто, платят мало, а если б я мертвецов воскрешал, то-то бы заработал денег!»
Слово за слово, начал батюшка торговаться. Сосед цену держит: три тысячи, и ни гроша меньше.
Поп поехал домой, позвал дьякона, рассказал ему все.
«Давай скорее купим, — заспешил дьякон, — а то он больше запросит».
Заплатили деньги, везут дубинку к себе домой. Мужики деньги поделили, живут, посмеиваются, новое чудо-юдо придумывают. Только ничего у них больше не получилось: поп помер.
Дело было так: как приехали дьякон с попом восвояси, начали спорить, кому дубинку хранить. Схватили ее, каждый в свою сторону тянет. Дьяк выхватил дубину да попа и шлепнул. Тот свалился и умер…
— Я на поминках был, мед-пиво пил, — закончил Степан, — и во рту не было, и по бороде не текло, вот и все! — Хватит полуночничать! — крикнули с соседнего воза. После небольшой, вялой перебранки слушатели легли спать тут же, кто где.
— Чего языки-то чешете? — произнес тихий голос, и Нестерко по голосу признал мужика, чей воз стоял рядом с ними. — Ты-то, Степка, совсем разошелся — орешь ночью… Стражники ходят да гайдуки: опять, говорят,
Римша объявился.
— А мы сказки сказываем, — сказал Степан посмеиваясь.
— Римша-то что, — спросил Нестерко, — опять пана
Кишковского высек?
— Его, — молвил мужик. — Сказывают в бане. Пан занедужил, а Римша-то лекарем обрядился. Пришел, все честь по чести, баньку, говорит, истопить нужно, хворого попарить — вся хворь паром уйдет. Положил лекарь пана на скамейку, руки ему под скамейкой связал, веником рот заткнул и прут показывает: «Это, пан, береза или лоза? Я же продал тебе вола, а не козла!» Пан смотрит — батюшки-светы! — Римша перед ним… Вот так все в точности и было. До сих пор пана выхаживают…
— Я слышал, в лесу его Римша изловил, барина то, — сказал Степан. — За купца себя выдал, в чащобу заманил и высек.
— Не! — Мужик усмехнулся. — Когда же он успел второй раз-то? В бане дело было. Неделю назад. Пан еще и не вставал после той порки…
Мужик исчез во тьме так же неприметно, как явился — видно, пошел к себе на воз.
